Николай Жогин - Обвинение предъявлено
— Я готов бы вам был поверить, — отвечал ему на это следователь. — Увы, факты говорят о другом. Нет, Баранов, в ваших действиях такая благородная месть, если она и существовала в природе, была далеко не главным. Главное — корысть, нажива, чистоган.
И у следователя были для такого вывода очень веские основания. Уволившись в запас из рядов армии, Баранов стал получать солидную пенсию. Для отвода глаз он числился внештатным экспертом бюро товарных экспертиз. Однако пенсии и приработка показалось ему явно недостаточно для того, чтобы вести широкий, разгульный образ жизни. И он занялся скупкой картин и других произведений искусства и перепродажей их по более дорогой цене.
При обыске на квартире Баранова было изъято более ста пятидесяти картин, произведений графики. Эта «домашняя коллекция», как скромно именовал ее сам «коллекционер» Баранов, была оценена специалистами более чем в шестьдесят тысяч рублей!
За десять лет предпринимательской деятельности Баранов перепродал более восьмидесяти картин на сумму свыше семидесяти тысяч рублей.
Баранов не просто занимался спекуляцией, как базарная торговка. Нет. Он нередко покупал старые произведения и реставрировал их. Правда, как мы уже убедились, эту свою работу он ценил чрезвычайно высоко. Но гораздо чаще он подделывал на картинах подписи выдающихся и известных художников. Он подделывал подписи Айвазовского, Поленова и делал это, надо сказать, мастерски. Настолько мастерски, что подделку не могли различить даже специалисты из государственных музеев, которые приобретали у него эти фальшивки.
Уже в процессе следствия по делу Баранова стало ясно, что в комиссионном магазине № 10, с которым он был крепко связан, действует организованная группа преступников. Именно через этот магазин Баранов покупал и продавал многие из своих картин.
С чего началось это дело? Кроме того «ларчика с сюжетами», о котором было рассказано выше, имелось еще письмо, поступившее к следователю. Его автор, не пожелавший подписаться полным своим именем, сообщал о том, что в магазине № 10 происходят почти ежедневно преступные сделки между работниками магазина Угловым и Жильцовой, с одной стороны, и их многочисленными клиентами — с другой. В письме говорилось о том, что директор Углов, получающий зарплату в сто десять рублей в месяц, живет явно не по средствам, часто устраивает шумные застолья, на которые расходуются огромные деньги.
Следователь Александр Николаевич Романов попросил в управлении торга, чтобы ему принесли книги регистрации комитентов (так называются люди, сдающие на комиссию вещи). Из этой книги следователь выбрал несколько фамилий и адресов людей, сдававших в магазин картины за последние месяцы, и поручил своим помощникам навести об этих лицах справки.
И уже первые результаты проверки показали следователям, что в этом магазине дела обстоят явно неблагополучно. Так, скажем, некоторые записанные в книге люди при проверке оказались вымышленными. Вымышленными были и номера паспортов, и адреса. Выяснилось, что указанное в книге отделение милиции никогда и никому паспорта под таким номером не выдавало. А дом, где якобы проживал комитент, был давным-давно снесен. Но несколько человек следователям удалось отыскать. И первые же допросы, первые показания этих людей со всей очевидностью свидетельствовали о том, что в этом магазине с клиентов самым бесцеремонным образом вымогали взятки. Взятки здесь требовали за то, чтобы картина, принесенная на комиссию, была оценена как можно выше, чтобы ее быстрее продали.
— В этом магазине, — показал коллекционер Н. Ломов, — существует неписаный закон, определявший сумму взятки, — десять процентов от стоимости картины.
В числе постоянных клиентов магазина был некто Окунев. Сергей Прокофьевич Окунев.
— Теплый дядя, — сказал о нем на допросе Рузаев.
Проверка личности этого человека показала, что прошлое у него довольно небезупречное. Еще в 1923 году Окунев был судим за укрывательство контрреволюционеров. В 1936-м его судили за спекуляцию иностранной валютой, а в 1949-м он был осужден к десяти годам лишения свободы за спекуляцию картинами.
Выйдя из мест заключения, Окунев нигде постоянно не работал, а снова стал заниматься картинами. За эти годы он продал в различные музеи, частным лицам и в комиссионный магазин № 10 картин более чем на сто тысяч рублей.
Нигде не работая, Окунев купил сначала «Победу», а потом подарил ее сыну, а себе купил «Волгу».
При аресте у него были обнаружены двадцать три картины, оцененные более чем в двадцать тысяч рублей. Как и Баранов, Окунев продавал фальшивые полотна, подделывая подписи известных мастеров. Хотя, конечно, по сравнению с Барановым он был просто набившим руку ремесленником, у которого за душой не осталось ничего святого. Чтобы подороже сорвать за картину Лагорно «Берег Одера», Окунев... разрезал ее пополам и продал как два самостоятельных полотна.
Директором комиссионного магазина № 10 работал Исаак Углов. До этого он был приемщиком фарфора и хрусталя в этом же магазине. На допросах и Баранов, и Окунев, и коллекционеры — клиенты магазина — почти все показали, что Углов и его заместитель Жильцова брали взятки, сами спекулировали картинами.
И вот перед следователем Исаак Семенович Углов. Ему сорок шесть. Он уже располнел, обзавелся солидным брюшком. Но одет бедновато, даже, пожалуй, чересчур. Исаак Семенович ведет себя скромно, но с большим достоинством.
— Поверьте, — глядя на следователя своими большими глазами, проникновенно говорит он, — я, конечно, подозревал, что этот, как его... Козлов или нет... этот Баранов, он ведет у нас в магазине какую-то темную игру. Я несколько раз по-хорошему его предупреждал: «Гражданин, здесь учреждение, а не толкучка, пройдите и занимайтесь шахерами-махерами в другом месте».
— Но почему вы решили, что он занимался, как вы говорите, шахерами-махерами? Это что, спекуляцией?
— Я этого не утверждаю. Я его за руку не ловил. У меня много своих непосредственных обязанностей. И вообще, товарищ следователь, я директор магазина, руководитель, а не уполномоченный ОБХСС. Меня, слава богу, знают в районе и в городе. Моя честь не запятнана!
— Об этом мы поговорим позднее. А сейчас ответьте мне, пожалуйста, вы требовали взятку от Сахаровского, когда он сдавал картину?
— Нет, нет и нет! Это ложь и клевета!
— Хорошо. А от Пилюгина вы требовали взятку за то, чтобы подороже оценить картину?
— Никогда. Я требую очной ставки, доказательств, свидетелей.
— Всему свое время. Значит, ни от кого из названных мною лиц взятки вы не требовали?
— Я еще раз повторяю: никогда!
— Вот их показания, читайте. Ни много, ни мало — девятнадцать человек. Они называют конкретные суммы взяток.
Углов берет из рук следователя листки с протоколами допросов, читает и, как заклинание, повторяет все те же слова, но уже без особого энтузиазма:
— Ложь, клевета!
— Скажите, Углов, — вдруг спрашивает Александр Николаевич, — это вы дали разрешение Баранову в любое время заходить в ваше подсобное помещение?
— Я... то есть нет... Я не давал такого разрешения.
— Что же, выходит, он заходил туда без вашего ведома? И вы не знали, что он там копается в вашем запаснике?
— Нет, почему, я знал. То есть... этого не было.
— Вот видите, Углов, а ларчик просто открывался...
— Какой ларчик?
— Я имею в виду «Ларчик с сюжетами», который вы совместно с Барановым и Жильцовой продали за тысячу рублей. А купили всего за триста. А сюжетцы, надо сказать, вы натворили довольно мерзкие. Однако вернемся к фактам.
В конце концов и Углов понял, что дальнейшее запирательство бесполезно.
— Вы помните, Углов, картину художника Турлыгина?.. Как она называется?
— «Попался».
— Вот, вот. Очень символическое название. А вы ее купили у Окунева. Продали за сто одиннадцать рублей и получили одиннадцать рублей взятку. Правильно?
— Десять, — поправил Углов и повторил: — Да, действительно, я, кажется, тоже попался.
Как же этот человек, участник войны, руководитель предприятия, стал преступником?
Сам он говорит по этому поводу следующее: «Анализируя причины своего падения, я после долгих размышлений прихожу к следующему выводу: молодым, недостаточно зрелым во всех отношениях я оказался среди людей, морально испорченных, нечестных и не сумел проявить стойкость перед их вредным влиянием. С течением времени я и сам в отдельных случаях стал принимать от клиентов благодарности в виде чаевых. Правда, дальше этого я не шел, пока не встретился с бывшим директором магазина Андреевым. Этот человек в моей судьбе сыграл, пожалуй, решающую роль. Оказавшись втянутым в преступные дела, я сначала испытывал в себе внутреннее сопротивление, угрызения совести, но, по мере того как увязал в злоупотреблениях и взяточничестве, чувства эти постепенно притуплялись, то, что я делал, мне уже казалось не столь серьезным преступлением. Потом появились факторы, которые в определенной мере способствовали развитию моей преступной деятельности. Я имею в виду прежде всего существовавшую практику дачи взяток руководителям торга. Практику эту я не мог нарушить. В противном случае потерял бы работу».
