Оксана Обухова - Немного страха в холодной воде
А впрочем, какой еще приятель мог быть у Сережи Суворина? Конечно, такой же ясный и понятный, как опытный московский сыщик. Михалыч мог прислать к знакомой бабушке только такого же профессионала, а не чурбана-чинодрала.
Надежда Прохоровна приветливо распахнула калитку, улыбнулась:
— Добро пожаловать, дорогие гости.
— Это они-то дорогие? — насмешливо оглянулся генерал на вытянувшихся в струнку поселковых милиционеров, одетых по случаю приезда начальства в форменные белые рубахи с короткими рукавами.
— А что? — добродушно усмехнулась баба Надя. — Хорошие ребята, нормально службу несут… По фотографии-то я — ну вылитая Роза!
Напряжение в вытянувшейся в струнку милицейской компании немного ослабло. Парни выпустили воздух из легких, расслабили животики…
Знакомство продолжалось под неуемных любопытством парамоновцев; из-за плеча примчавшегося с поля фермера Сыча, выглядывала озадаченная физиономия кроликовода.
* * *Ничего рассказывать о гибели Федора Мухина Надежде Прохоровне не пришлось. Большую часть пути, до поселка, следователь Гаврилов Родион Евгеньевич провел в иномарке генерала и за это время успел посвятить того в суть следственных мероприятий.
Надежда Прохоровна этому обстоятельству обрадовалась чрезвычайно — лучше толкового профессионала никто обстоятельств дела не перескажет! — и просто повела приехавшую компанию к дому усопшего поселкового сторожа. (Начальное место разразившейся трагедии решила оставить на потом.)
Большая милицейская компания уважительно тянулась в арьергарде, следователь Гаврилов всячески старался присутствовать на первом плане, Надежда Прохоровна, как и главный гость, хранила молчание. Бабушка готовилась к доказательной увертюре, генерал сосредоточенности пожилой сыщицы не мешал, любовался парамоновскими красотами, на озеро благожелательно поглядывал.
Пришли. Родион Евгенич снял с входной двери казенную бумажную полоску, преграждающую доступ к месту преступления…
— Значит… — задумчиво протянул генерал, — ваш Мухин собирался похитить у соседа кролика?..
— Собирался, — подтвердила Надежда Прохоровна. — Тут сейчас немного прибрано, а раньше, как только я на кухню вошла, сразу поняла — к переработке украденного Федька загодя готовился. На столе почищенный лук лежал, морковка, лавровый лист с черным горошком. На подоконнике, сами посмотрите, стеклянные банки с жестяными крышками, закаточная машинка. В печке скороварка спрятана. У Карпыча кролики огромадные, зараз не съесть — Федька их в тушенку собирался переработать, а банки в погребе схоронить. Наверное, он так всегда поступал, за ночь все съестные запахи выветривались, шкурки-перья закапывались…
— Понятно, — кивнул Давыдович. — Его убили за кражу живности?
Доказывая, что в запертом доме Мухин находился один, что имел возможность, не вставая с дивана, выбить окно и оставить кровавый мазок, Надежда Прохоровна ни словам не обмолвилась о том, что произошло до этого. Решила прежде убедиться — воспримет ли генерал собранные пенсионеркой доказательства как должное? Имеет ли смысл продолжать?
Может быть, придется оставить все как есть?.. Пусть мертвые хоронят мертвецов…
Артем Давыдович воспринял положительно. Одобрил рассказ Надежды Прохоровны кивком седой головы и поднял брови, намекая на продолжение.
— Теперь пойдемте к клеткам с кроликами, — вздохнув и почувствовав, как гулко ударило сердце, сказала баба Надя.
Если у дома Карпыча она допустит какую-то промашку, разочарованный бездействием следователь Гаврилов этого не спустит. Прокурорский чин уже недовольно поглядывал на излишне ретивую старушку, уже ломал голову — готовился поймать пожилую сыщицу на малейшем несоответствии рассказа доказательствам. Когда Надежда Прохоровна предъявила сокрытые от следствия улики — платок и юбку со следами крови, на скулах следователя появились красные пятна и заходили желваки.
Оно, конечно, и понятно. Подвела Надежда Прохоровна мужика. Не дала блеснуть, подставила. Переживал бедняга, что никчемным болваном в глазах начальства его пенсионерка выставит.
Ну да и ладно. Авось — прорвемся. Авось все рассуждения подкрепятся куда как доказательно… Тут человеческие жизни, а не звания с чинами на кон поставлены.
Украшенная капустными кружевами полянка заставила Давыдовича удивленно хмыкнуть. Надежда Прохоровна обошла милицейскую компанию и заинтересованно поглядывающего из-за их спин Карпыча. Вышла на авансцену и остановилась возле порушенной поленницы.
Сосредоточилась на словах, на грамотном изложении обстоятельств… И немного необычно для себя начала главный разговор с извинительных экивоков:
— Я тут все улики капустными листами прикрыла, вдруг дождь пойдет… — Нагнулась над поленницей, сняла ажурные листья с дровяной кучи. — Вот, — сказала негромко, — поглядите — орудие преступления.
Мужская компания сгрудилась над порушенной поленницей. Примерно в середине высокой горки лежало толстое, расщепленное на две половины бревно с торчащими из расщепа длинными гвоздями. Присмотревшись, все почти сразу поняли, что потемнели гвозди не только от времени: под каждым гвоздем на чистое сухое дерево совсем недавно натекло немного крови.
— Федор сам упал и напоролся на гвозди, — негромко продолжала баба Надя. — Если вы внимательно посмотрите на второй снимок убегающего человека в женской юбке, то увидите, что в этот момент он явно падал. Причем спиной назад.
На лице следователя Гаврилова отразилось радостное волнение.
— Убегающий человек падал спиной назад? — прищурившись, думая, что ПОЙМАЛ (!) самонадеянную старуху на несоответствиях, вкрадчиво спросил Родион Евгеньевич.
Вот! Вот он самый тонкий момент расследования! Именно этого злокозненного, но объективного интереса так и боялась славная московская сыщица.
Убегающий человек не может сам упасть спиной назад. Если только ему кто-то не помог. Не толкнул на эти гвозди, ударив в грудь.
А толкнуть его мог только один человек: тот, кто находился в этот момент непосредственно на месте происшествия, — Суворов Сергей Карпович. Хозяин огорода устроил на вора засаду, поджидал его в ночь на прошлую субботу, он мог устроить драку со злоумышленником, он мог убить. Пусть непреднамеренно, случайно, но мог.
Иначе как стремглав улепетывающий Мухин мог упасть спиной назад? Даже споткнувшись, бегущий человек по инерции падает лицом вперед.
Вначале, увидев гвозди со следами крови, Надежда Прохоровна расстроилась до невозможности. Решила — обманул ее Карпыч. Не все сказал по правде, как было той ночью, утаил если не про драку, так про один-единственный толчок.
И еще подумала тогда — так же решит и следствие. Свидетель утаил факт драки, запутал органы — ВИНОВЕН.
А как виновен, в чем?!
В том, что сослепу толкнул кого-то в грудь?! Сам свое имущество защищал, если эти органы бездействуют?!
Очень огорчилась тогда Надежда Прохоровна. Голову сломала — как поступить? Рассказать милиции про все находки и догадки, поступить по совести или по закону?..
А что они дадут, законы эти?! Кому тут будет лучше?! Федька умер! А бедолага Карпыч жив.
Ну, предъявят Фельдмаршалу обвинение в неосторожном убийстве. Ну, скорее всего, даже не посадят или вовсе оправдают…
Но ведь статья, суд, позор! В деревне Карпыч живет. В ДЕРЕВНЕ!
Весть о том, что бывший начальник почты убил соседа, мигом облетит округу. И мало кому будет дела, что убил-то по неосторожности, непреднамеренно, не со зла! Убийцей окрестят Фельдмаршала, со стыда мужик сгорит. По всем окрестным деревням пойдет гулять рассказ, выстроенный по принципу поговорки «То ли он украл, то ли у него украли…». Затюкают Фельдмаршала. Запьет мужик или озлобится. Не вынесет позора, деревня осуждать умеет.
А ведь, по совести сказать, за что? За то, что слишком свое добро берег?
Так эдак каждый тут живет. За шелудивого барана соседу нос сломает…
Но ведь сломает, не убьет…
Все мозги высушила баба Надя, пока решала, что тут главное? Прикидывала, как отразится на Матрене расследование московской родственницы… Не проклянет ли Мотя? Не осерчает?..
Ведь нелегко жить рядом с человеком, переживающим такую драму. Матрена добрая душа. Пожалуй, изведется.
И остальные парамоновцы… Как будут проходить их тихие зимние вечера под перестук бочонков лото? Прекратятся? Запрется «опозоренный» Карпыч дома, обидится на весь белый свет… Жалко мужика. Деревню жалко — дружная была, пока не заявилась московская невестка.
Эх, жизнь! Чуть от огорчения умом не тронулась Надежда Прохоровна!
Но хорошо, что не сдалась. Заставила себя отставить все печали, задуматься еще разок.
Посмотрела внимательно-внимательно на последнюю фотографию Федора, что, по словам Суворова, тот заснимал, уже падая навзничь, и увидела: слабый сероватый отсвет фотовспышки очертил угол сарая, к которому прибиты клетки. И угол этот — почти вертикальным был.
