Эдриан Маккинти - Кладбище
— Потрясающий вид, — сказал я Джерри.
— Можешь себе представить, когда я купил этот дом, здесь было только маленькое окошко. Пришлось убрать стену и подвести специальные подпорки, зато теперь у меня — лучший вид на всем Плам-Айленде.
Соня показала отведенное мне место — рядом с Кит, лицом к окну. Солнце уже село, и водная гладь океана приобрела волшебный бархатисто-фиалковый оттенок, которым хотелось любоваться без конца. Эстетические восторги охлаждал, впрочем, тот факт, что за столом напротив меня оказался Джеки, выглядевший так, словно на полном ходу выпал из автобуса. Все же каждый раз, когда мой взгляд невзначай натыкался на его лицо, я испытывал необычайно глубокое удовлетворение, в котором — признаюсь — было много детского, что отнюдь не делало мое чувство менее интенсивным. Черно-желтые синяки под глазами, рассеченный подбородок, разбитая губа, ссадины и синяки на обеих щеках — видок у Джеки был еще тот.
— Боже мой, Джеки, как ты себя чувствуешь?! — воскликнул я, с трудом скрывая охватившее меня ликование. — Кит говорила, ты собираешься подать в суд на владельцев «На краю штата», потому что там на тебя что-то упало. Я ее правильно понял?
— Да, — мрачно ответил Джеки и сделал глоток из уотерфордского хрустального бокала, в котором плескалось желтое пенистое пиво.
Рядом с Джеки сидел Трахнутый. Джерри занял место во главе стола, на противоположном конце как хозяйка села Соня. Шеймас, объяснил присутствующим Трахнутый, не очень хорошо себя чувствовал и ушел во флигель, чтобы прилечь.
За столом прислуживали две мексиканки, которые подали несколько бутылок дорогого белого вина, суп, омаров, еще какое-то рыбное блюдо, за которым появилось, наконец, седло молодого барашка. По-английски горничные почти не говорили, но я заметил, что никто из сидящих за столом старается даже намеком не касаться сегодняшних событий. О них если и говорилось, то в такой завуалированной форме, что понять, о чем идет речь, даже мне порой бывало трудновато.
Но это вовсе не означало, что за столом царило гробовое молчание. Наоборот. Особенно разговорчиво был настроен Джерри. Он громогласно рассуждал о международной политике, о последних событиях в стране и о бейсболе; Трахнутый то и дело возражал ему то по одному, то по другому поводу, а Соня воплощала собой голос разума и здравого смысла: в ее замечаниях чувствовалась информированность, которой не могли похвастаться первые двое. Джеки по большей части отмалчивался, а перед десертом и вовсе извинился и попросил позволения выйти из-за стола.
— Ты не возражаешь, Джерри, если я пойду? — спросил он. — ББ, кажется, благоволит серферам.
— Конечно, не возражаю. Можешь идти, Джеки. Мы все присоединимся к тебе чуть позже, — вальяжно произнес Джерри.
Джеки тотчас поднялся, и я увидел, что он одет в бриджи для серфинга и ботинки от гидрокостюма. В окно мне было видно, как он побежал к флигелю и вскоре появился на дюнах в гидромайке с короткими рукавами, с доской под мышкой и с надетой на ногу манжетой.
— О чем он говорил? — спросил я Кит. — Какой-то «ББ»... Я ничего не понял.
— ББ — это Бог-Барометр. Вон та штука на стене, — объяснила она, показывая на стеклянный прибор, который я сначала принял за часы. Теперь я разглядел, что там, где должны были находиться цифры «12» и «6», написано «Высокое» и «Низкое».
— И что это значит? — продолжал допытываться я.
— Посмотри, стрелка показывает на «Низкое», а это значит, что в ближайшие несколько часов на пляже Плам-Айленда будет самая подходящая погода для серфинга.
— Джеки катается на доске?
— Да, и очень неплохо. Несколько недель назад он участвовал в соревнованиях новичков в Монтауке и был седьмым из четырех десятков серферов. Мы все катаемся — то есть теперь остались только мы с Джеки... Джеми тоже умел стоять на доске, но теперь он убежал. А папа и Соня катаются на бодиборде.
— Я люблю океан, — вставил Джерри. — Мне нравится чувство простора, нравится покорять волны...
Соня согласно кивнула.
— Это одно из главных преимуществ жизни на Плам-Айленде, — сказала она. — Иногда здесь бывает очень скучно — особенно когда мост закрыт и уехать никуда нельзя. А еще... Не знаю, Шон, заметил ты или нет, но здесь бывает слишком много комаров и другой дряни...
— Нет, я этого не заметил.
— Это, так сказать, оборотная сторона медали. И все же главное преимущество нашего острова — пляж, который еще не успели испортить туристы. И заповедник... Ты, наверное, еще там не был? Это просто чудо, Шон! Наверное, именно так выглядела Америка до появления белого человека, — добавила Соня.
— Надо будет обязательно там побывать, — сказал я, стараясь придать голосу максимум искренности.
— У нас в семье такое правило, — вмешался Джерри, — каждый, кто живет в этом доме, должен как-то приобщиться к водному спорту.
— Они даже мне купили бодиборд, хотя я ненавижу это занятие, — вставил свое слово Трахнутый.
Я повернулся к Кит:
— А где Джеки учился кататься? Ты говорила, он ирландец, а ирландцы не катаются на досках. Просто не катаются, и все!
— Вот и нет! Джеки из Слиго, а это самая настоящая неоткрытая Мекка серфингистов. Там замечательные волны, можешь мне поверить. Джеки очень хорошо катается, — сказала она, не скрывая восхищения.
Мне в голову пришла весьма подходящая к случаю цитата из Йейтса, в которой речь шла как раз о тупых придурках из Слиго, но я подумал, что Шон Маккена вряд ли мог быть настолько хорошо знаком с творчеством этого ирландского поэта.
— А почему тогда ты не пошла с ним? — спросил я, стараясь изгнать из голоса насмешливые нотки.
— Боюсь, для меня море слишком бурное, мне нужны волны поменьше, — призналась Кит. — Джеки — настоящий мастер, он может кататься и на высокой волне.
Чувство, до крайности напоминающее ревность, поднялось в моей груди. К счастью, Джерри переменил тему и заговорил о самом острове:
— Здесь многое переменилось, Шон. Плам-Айленд был когда-то очень бедным. Несколько десятков человек — ловцов крабов, омаров и сборщиков моллюсков — влачили нищенское существование на крошечном участке земли к востоку от реки Мерримак. Генри Торо однажды назвал песчаные дюны Плам-Айленда «одним из самых безрадостных и унылых мест во всей Новой Англии». А в книге «Семена Альбиона» он... впрочем, неважно. Как бы там ни было, сейчас положение коренным образом изменилось. Бостон продолжает расти; уже сейчас все больше и больше людей ездит туда на работу по магистрали или по шоссе №1, и это только начало.
— Грядет настоящий бум коттеджного строительства, а начнется он, как только в Ньюберипорте будет сооружена станция легкого наземного метро, на котором можно будет доехать отсюда до Северного вокзала в деловой части Бостона меньше чем за час, — добавила Соня.
— И все это, Шон, я предвидел еще пару лет назад, когда мы сюда переехали, — хвастливо заявил Джерри. — Я одним из первых понял, что глухое захолустье, где жили одни лишь краболовы и собиратели ракушек, скоро станет престижным загородным районом — настоящим золотым дном для торговцев недвижимостью. А когда сюда проведут воду и устроят канализацию, здесь и вовсе будет настоящий рай!
После ужина мы должны были есть пирог с ревенем, который Кит приготовила сегодня утром и заморозила, а как только мы вернулись с операции — поставила в духовку. Грабительница банков, патриотка, революционерка, поклонница «готического рока» и изготовительница пирогов с ревенем — поистине, она, как женщина эпохи Возрождения, была мастерицей на все руки. Сейчас Кит отправилась за пирогом. Мгновение спустя из кухни донесся ее гневный крик. Вскоре Кит вернулась, лицо ее пылало от ярости.
— Папа, это ты съел все мороженое? Разве ты не знаешь, что пирог с ревенем можно подавать только с ванильным мороженым — так написано в рецепте! Я специально отложила его в сторону, а теперь его нет! — возмущалась она.
— Это я съел, — поспешил на помощь боссу Трахнутый. — Извини, Кит, я не знал про пирог.
— Но нельзя же без мороженого!
— Хочешь, я съезжу в «Уайт фармз» и привезу мороженое? — предложил Трахнутый. — Сколько пачек тебе нужно?
Кит расстроенно покачала головой.
— Ванильное мороженое там очень плохое. Придется ехать в Ньюберипорт, к «Бабушке». Кто-нибудь хочет съездить со мной?
— Я поеду, — поторопился я воспользоваться представившейся мне возможностью.
Кит тотчас побежала наверх, чтобы взять ключи от машины и солнечные очки, а Трахнутый вывел меня на заднее крыльцо. Сунув руку в карман, он достал пухлую пачку двадцатидолларовых банкнот и протянул мне:
— Держи, твоя доля. Здесь пять «штук».
— Это мне?..
— Тебе, тебе, приятель. Пятая часть, как я уже говорил, пошла моему знакомому, который отмывает деньги, пять процентов поступят в общий фонд, остальное мы поровну разделим на четверых: тебе, мне, Кит и Шеймасу. Как видишь, я ничего не беру себе за разведку и подготовку операции, — сказал он самым честным голосом. На его неподвижном, холодном лице тоже не дрогнула ни одна черточка, и мне не оставалось ничего другого, кроме как опустить деньги в карман.
