Ольга Баскова - Близнецы по несчастью
Глава 26
Экскурсовод музея узнала меня сразу.
– Давненько я вас не видела, – улыбнулась она, демонстрируя золотые коронки. – Решили опять посетить наш приют?
Я посмотрел на ворох пожелтевших газет, скромно покоившихся под стеклом:
– Здесь все заметки о группе Котикова?
Женщина кивнула.
– Тогда мне придется задержаться. – Я расположился в единственном кресле, подаренном, вероятно, каким-нибудь спонсором. – Моя задача на сегодня – изучить все, что в них написано.
Старушка взмахнула руками:
– Да здесь работы не на один день.
Я ухмыльнулся:
– А вот спешить мне некуда.
– Прекрасно.
Она выполнила мою просьбу. Пыль времени ударила в нос. Прикрыв его платком, я погрузился в чтение.
«Поистине удача любит расторопных», – повторил я, когда через полчаса нашел нужный материал.
Трое подпольщиков поджидали меня в квартире Ярослава Ивановича.
– Нашли что-то важное? – Черных тревожно заглядывал мне в глаза.
Я протянул ему старую газету:
– Читайте. Этот материал мне любезно предоставила сотрудница музея. Газета посвящена сорокапятилетию Дня Победы. Здесь статьи о вас и ваших друзьях.
На их лицах отразилось удивление:
– Но ведь вчера вы говорили: теперь мы вне подозрений.
Я кивнул:
– И все же некоторые факты мешали мне обелить вас полностью.
Они ничего не ответили.
– Помните, о чем писала ваша подруга Снежкова? – продолжал я. – Татьяна Павловна рассказала, как однажды вы и Вячеслав Петрович нарвались на немецкий патруль. Солдат прицелился в Котикова из винтовки, но вы заслонили его своим телом. К счастью, вышла осечка. Вы с учителем остались живы и сумели скрыться.
Черных пожал плечами:
– И теперь вы верите, что я не предатель?
Я усмехнулся:
– Представьте, хотя ваша кандидатура казалась мне наиболее подходящей.
Старик заморгал ресницами:
– Почему?
Я развел руками:
– Ну, посудите сами. Вы из дворянской семьи, у которой отняли все. Вашу мать репрессировали, и она умерла в лагере. Вас же пытались исключить из комсомола.
– Точно, – подтвердил Ярослав Иванович. – Но не посмели.
– А почему? – не преминул добавить я. – За вас заступился Котиков. По правде говоря, пока я этого не узнал, мне казалось: в вас горит огонь мести. А отомстить можно по-всякому, скажем, сдать организацию немцам. Причем не сразу, а постепенно, с поразительным спокойствием наблюдая гибель одних и страдания других.
Мужчина, покачнувшись, схватился за сердце.
– Вы! Вы! – хрипел он.
Коротков и Прохоренко подбежали к товарищу.
– Что вы себе позволяете?
Я никогда не видел их в таком гневе. Они засуетились, торопливо вынимая нитроглицерин из бокового кармана Ярослава Ивановича, вмиг постаревшего на добрый десяток лет. Я, наблюдавший за их действиями, чувствовал себя последним негодяем. Сколькому же мне придется научиться, чтобы не вводить людей в подобные состояния? Или это невозможно, когда на кону правда, стоящая очень дорого?
– Простите меня, – я попытался пожать его сухую руку. – Однако сейчас все мы просто-напросто выясняем истину. Подозрение с вас снято.
Он вдохнул полной грудью и нашел в себе силы иронически поклониться:
– Благодарю. Только вот как насчет моих друзей? Я не дам их в обиду.
– Не забывайте, сколько нам лет, – чирикнул Прохоренко.
– Не забывайте, кто втянул меня в эту историю, – парировал я. – Разве нельзя было догадаться, сколько нервов будет потрачено?
Я бросил взгляд на Ярослава Ивановича. Он потихоньку отходил от потрясения. Землистые щеки розовели.
– Можно продолжать?
– Сделайте одолжение, – бросил Коротков.
– Итак, отметя кандидатуру Черных, я обратил свои взоры на вас.
Коротков и Прохоренко переглянулись:
– На нас? И что вы скажете? Виновны или заслуживают снисхождения?
Григорий Иванович, как школьник, принялся грызть ноготь большого пальца.
– Как вы изволили заметить, я сам написал вам.
Я пожал плечами:
– Это ничего не значит. Некоторые преступники именно так и поступают. Возможно, вы боялись своих товарищей, которые, копнув глубже, сами пришли бы к такому выводу. Ведь вы долго водили их за нос насчет вашего перехода за линию фронта.
Он вспыхнул:
– Это другое…
– Успокойтесь, – мне вовсе не улыбалась мысль отправить в больницу с сердечными приступами всех троих. – Это сделали не вы. Гульнара Мухамедовна подтвердила ваши слова насчет сидения в овраге, хотя это не доказательство вашей невиновности. Своей реабилитации вы обязаны Снежковой, Свиридову и Огуренкову. Перед нашей роковой встречей Татьяна Павловна сообщила: то, что она собирается мне рассказать, – сенсация. Сенсация Снежковой рознь сенсации Коваленко. Южноморск уже несколько недель считает предателем вас. Если бы генерал подтвердил эту версию, она не стала бы сенсационной и Татьяне Павловне не надо было искать со мной встречи, стоило только сказать пару слов по телефону. Нет, ваша боевая подруга хотела сообщить нечто более важное, мало того, она чего-то боялась – и, выходит, не напрасно.
– Совершенно верно, – Коротков с горечью смотрел на меня. – Значит, дело за мной. Интересно, почему вы и меня записали в подозреваемые?
– Котиков запорол вам участие в играх сборной, – спокойно ответил я. – В записках вашей учительницы и в этих старых газетах я нашел ответ на вопрос. Вячеслав Петрович не пустил вас в воспитательных целях. Вы связались с дурной компанией, стали курить, прикладываться к бутылке…
Старик взвился:
– И что с того? Хотите знать правду? Да, я затаил на него злобу и злился ровно месяц. Месяц, слышите? А потом даже преисполнился чувства благодарности. Эти подонки, с которыми я связался, обязательно втянули бы меня в уголовщину, и тогда большой спорт навсегда захлопнул бы передо мной двери.
– Понимаю.
Он до крови закусил губу:
– Меня реабилитировали?
– Читайте, – я кинул ему на колени газету. – Среди погибших была девушка, ваша одноклассница, Динара Серафутдинова. Вы очень любили ее. Из этого я сделал вывод: захоти вы отомстить Котикову, вы придумали бы что-нибудь такое, что погубило бы только вашего командира. А теперь скажите, что это неправда.
Он сделался пунцовым. Я даже испугался за его самочувствие.
– Вам плохо?
Друзья подались к нему. Словно заслоняясь от нас, он поднял ладони:
– Все в порядке. Вы напомнили о Динаре. Я действительно любил ее. И если бы…. – старик стал задыхаться. Теперь за нитроглицерином полез Черных. Я отвернулся к окну. В тот момент мне не хотелось никаких сенсаций – только желание поскорее покончить с этим делом и помочь несчастным старикам владело мною. Помочь обрести покой, невозможный без согласия с самим собой.
– Вы много выяснили, но… – голос Прохоренко звучал словно из другого мира. – Теперь нам хотелось бы услышать, кто же все-таки предал наших товарищей? Кто принес им смерть? Ведь вы это знаете. Не так ли?
Я опустил глаза:
– К сожалению, пока нет. Думаю, без дневника Вячеслава Петровича все же не обойтись. Надо непременно найти его. Вы утверждаете, что его нет ни у одного из вас, – я пытливо посмотрел на каждого.
Они качали головами:
– Мы все отдали бы, чтобы отыскать этот документ, если он существует.
– Думаю, существует, – ответил я уверенно. – Возможно, Снежкова напала на его след и поплатилась жизнью. Впрочем, возможно, при помощи Свиридова она сразу вышла на убийцу.
Старики растерянно молчали.
– Вам о чем-нибудь говорит фраза, которую она написала на полированной поверхности столика? – поинтересовался я. Три товарища пожали плечами.
– Как можно искать среди мертвых? – недоумевал Прохоренко. – Тут бы разобраться с живыми.
– Не хотела ли Татьяна сказать: предателя уже нет в живых? – предположил Коротков.
– То есть все-таки Инна Рожнова? – подсказал я.
Добродушное выражение на их лицах сменилось на злобное и упрямое.
– Об этом не может быть и речи, – выдавил Коротков.
– Только потому, что ваш учитель и командир перед расстрелом кричал, что она не виновата и ему известен настоящий предатель? – Под моим пристальным взглядом Григорий Иванович опустил глаза.
– Ее могли подставлять с самого начала.
– Вот поэтому нам и требуется вторая часть дневника, иначе мы ничего не узнаем. Кстати, у вас есть фотографии подпольщиков? – обратился я к хозяину.
Черных кивнул:
– Разумеется. В организацию Котикова входили все наши одноклассники, которые не успели эвакуироваться. Да у меня пол-альбома старых снимков. – Он поднялся, его рука стала шарить по пустой, покрытой серебристой пылью книжной полке.
– Там ничего нет, – подсказал ему Владимир Егорович. – Ты, наверное, переложил альбом в другое место.
На лице Ярослава Ивановича отразилась гримаса недоумения.
– Вроде склерозом еще не страдаю, – пробормотал мужчина. – Не помню, чтобы мне приходилось перекладывать фотографии. Вот только если это сделали мои домашние. Вика! – громко позвал он, выглянув в коридор, и через несколько секунд Виктория Ярославовна, стройная статная брюнетка, напоминавшая отца лишь глазами и линиями рта, показалась из кухни, неся поднос с чашками и кофейник.
