KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Детективы и Триллеры » Детектив » Екатерина Лесина - Дельфийский оракул

Екатерина Лесина - Дельфийский оракул

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Екатерина Лесина, "Дельфийский оракул" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Лай ждал. Он боялся и поверить, и не поверить судьбе. Каждый день выходил он на дорогу, высматривая гонца с новостями из Фив. Но пуста была дорога. И, значит, ошиблась пифия?

Шли дни. Живот Иокасты рос. Она отяжелела, становилась то раздражительной, то слезливой. Словно дитя, сидевшее в ее чреве, высасывало все ее силы. Лай уже ненавидел его, уродовавшего прекрасную жену, а заодно – заставлявшего Лая решать, делать выбор.

Жить или не жить…

Роды начались ночью. Кричала Иокаста, и старая рабыня, единственная, кому позволил Лай остаться в доме, еще не зная, как он поступит с младенцем – и правда, пусть бы мертвым вышел он! – помогала царевне. Была рабыня умела, но слишком уж молодой оказалась Иокаста, слишком узкие были у нее бедра. Долго не шел младенец, измучил мать вконец, и, когда все же покинул он истерзанное болью тело, уснула Иокаста беспробудным сном. Омыв младенца, подала его рабыня царю. Крепок был ребенок. Хорош собой. Глядел он на отца глазами Иокасты, улыбался, будто знал – не причинят ему вреда эти крепкие руки.

– Ложь, – сказал сыну Лай. – Все – ложь, от первого до последнего слова…

Вынес сына из дому, чтобы показать ему мир: небо многозвездное, и тени дерев, молчаливых стражей дома, и дорогу… а вот – бежал по дороге человек. Приближается… И холодело сердце Лая в предчувствии новостей.

Гонец упал у ворот и долго дышал. А когда сумел заговорить, сказал:

– Друг твой, царь, говорит – возрадуйся! Умерли Исмен и Сипил…

Заплакал младенец на руках царя. Заплакал и Лай, поняв, что сбудется предсказание и что надобно решать. Оставить сына жить?

Убить?

Как поднимется рука… нет, не сумеет Лай совершить подобное злодеяние! Не Кронос он ужасный, что пожирал собственных детей, а лишь слабый человек.

Положил он младенца в корзину и отнес в горы, положил на краю глубокого ущелья и, взглянув в последний раз на лицо сына, поспешил прочь.

– Дитя! – закричала Иокаста, очнувшись от тяжелого сна. – Где мое дитя?!

Принялась утешать царевну рабыня, но Иокаста не желала слушать ее.

– Где мое дитя?! Оно живо! Живо! Я знаю, что оно было живо.

И тогда Лай опустился на колени перед ложем жены. Взял ее руки, целовал нежно и говорил так:

– Был жив наш сын, когда родился, но прожил он лишь мгновенье, успел открыть глаза и взглянуть на тебя, дорогая моя.

– Дайте мне его, пусть и мертвого! – умоляла Иокаста.

– Нет, любимая, нет, – Лай знал уже, что скажет. – Я не желал рассказывать тебе, да и хоть бы кому, но родилось дитя ужасным. Было оно наполовину человеком, наполовину рыбиной. Срослись ноги его и руки приросли к телу. А кожа – не кожей, а чешуей была.

Не жалея красок, описал он уродство странного ребенка, сказал – не желал он, чтобы говорили о его жене, будто не способна она родить здорового сына. И тайно отнес новорожденного в горы, где и схоронил, отправив бедную душу его в Аид.

– Вот пепел погребального костра, – развязал Лай ткань, вытряхнул из ее складок серый пепел, который взял на старом кострище пастухов. – И прости меня, что не позволил я тебе проститься с сыном.

Плакал он, и рыдала Иокаста, но слезы приносили ей успокоение. Ведь знала она, что это – предсказание, и долго готовилась к ужасным вестям. И если дитя забрали боги, то так тому и быть. Родит Иокаста других.

Ведь обещал это посланник Аполлона…


Зеленели поля перед стенами Фив. Ярко светило солнце, и в лучах его грелся юноша. Был он путником, пришел издалека, лучшим свидетельством чему были его запыленные одежды. Сейчас же, утомленный, глядел он издали на город, думал о чем-то. Но вот донесся издалека грохот копыт. И ржание лошадей разрушило очарование момента.

Летели по дороге две колесницы, вровень держались, хоть возницы всячески понукали коней, желая показать свою удаль. Равны были братья во всем. Слились в их облике материнская красота и отцовская сила. Статны. Широкоплечи. Могучи. Веселы норовом и готовы сразиться со всем миром, вот только тот не желал сражений, зная, что не устоит перед сыновьями Амфиона. Вот и оставалось им друг друга вызывать на бой и всякий раз убеждаться – равны они…

– Эй! – воскликнул Исмен, завидев путника. И натянул поводья так, что остановили разгоряченные кони бег. – Здравствуй, гость!

– И тебе здоровья. – Юноша отложил кифару и поднялся.

– Откуда идешь? – спросил Сипил. Встал он рядом с братом, и чудилось – один это человек, на два тела разделенный.

– С острова Делос. Из святилища Аполлона.

– И что несешь?

– Правду несу. – Юноша улыбнулся им радостной, открытой улыбкой. – Только люди почему-то бегут от меня. Видно, не по вкусу им моя правда.

Рассмеялись братья – уж они-то точно не отступят! Да и чего правды бояться? Ложь – вот что точит души.

– Говори нам свою правду, – попросили хором. – Уж мы-то не побежим.

– Что ж, воля ваша. Только правда горькой бывает. На самом ли деле вы услышать ее хотите?

– Да! – Братья никогда не отступали ни перед чем.

– Вас двое. Рождены вы были от одной матери и одного отца, в одну и ту же ночь, с разницей невеликой. Птица не слетела бы на землю с ветки за этот краткий миг, лист бы не коснулся земли. Что – время? Пустота. Только одному повязали на руку красную нить и к материнской груди приложили, а другого – кормилице отдали. Во всем вы росли равными. И порою только мать умела отличить Исмена от Сипила. Но был один царем будущим, а второй – всегда царевичем. Двоим не сесть на один трон. И брат будет вовеки брату служить, хоть бы и равен был ему. Вот моя правда. Берите ее!

Засмеялись братья:

– Уж не рассорить ли ты желаешь нас, надменный путник?

– А разве возможно такое? – удивился Аполлон, трогая струны кифары. – Каждый ведь знает, что крепка дружба Исмена и Сипила, как стены Фив. И слова – не камни, стену эту не разрушат.

– Верно! Верно!

– И если так, то отчего боитесь вы слов?

– Не боимся! – Исмен обнял брата, и брат ответил ему объятием. – Мы покажем тебе, что правда твоя ничего не стоит. Ветру она подобна, который рисует будущее на волнах. Миг один живет рисунок, меньше, чем тень крыла чайки на воинском щите.

Говорил Исмен, и молча стоял Сипил, слушая каждое слово. Билось сердце в груди медленно, отравленное ядом слов незнакомца. А если все – так, как говорит незнакомец? Звенят струны кифары, тревожат сон… Если завидует брат ему – втайне? Не оттого ли и спешит победить его в любом состязании? Чтобы каждый увидел: вот – герой! Вот – достойный правитель!

Мрачнее тучи вернулся домой Сипил. И всю ночь ворочался в постели. Утром покинул он дворец. Нарядившись в простые одежды, шел Сипил по улицам Фив, слушал, что говорят люди.

Восславляли они богов, и Амфиона – мудрого правителя, и царицу его, и всех детей, никого особо не выделяя. Однако впервые похвала подобная была горька Сипилу.

Юношу он нашел на прежнем месте. Тот развел костер и жарил на огне пойманных им перепелок.

– Здравствуй, – сказал он Сипилу приветливо. – Садись к огню. Возьми хлеб и перепелку. Жирные они здесь. Там, где я рос, перепелки были тощими и жесткими.

– А где ты рос?

– Далеко. – Аполлон улыбнулся, и улыбка его была подобна свету солнца. – Но разве за тем ты пришел ко мне, Сипил, чтобы узнать, откуда я родом?

– Нет.

– И тогда – к чему вопросы? Ешь перепелку. Радуйся.

– Чему?

Пожал Аполлон плечами, прищурился:

– Дню новому. Жизни. Солнцу! Что за беда, Сипил, что не быть тебе первым? Или – что быть тебе первым? Царем ли, царевичем… не станешь ведь ты бедняком, который, открывая глаза, думает лишь о том, где бы взять хлеба для себя и семьи. Не будешь ты нищим бродягой. Или одним из тех гордецов, над которыми довлеет проклятье. У тебя есть дом, и семья, и дева, которой ты готов отдать свое сердце. Она его примет, не сомневайся, хотя…

Замолк Аполлон, впившись белыми крепкими зубами в перепелку. Брызнул горячий сок, потек по его подбородку.

– Договаривай, – черное подозрение шевельнулось в душе Сипила.

– …она предпочла бы твоего брата. Для всех вы равны, кроме нее. Но брату твоему быть вторым. А тебе – первым. Так рассудили боги. Так что – возрадуйся, Сипил!

– Ложь! – Сипил вскочил на ноги, отбросив хлеб и птицу, к которым не прикоснулся, готовый обрушиться с кулаками на говорливого наглеца. И уж точно убил бы его за эту клевету.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*