Энн Перри - Тишина в Хановер-клоуз
— Я знаю, что Далси мертва, — согласился Питт. — Но девушка могла рассказать другим служанкам. Женщины часто откровенничают друг с другом.
— Где и когда Далси видела эту вашу женщину?
— Наверху, на лестничной площадке, — ответил Питт. — Глубокой ночью.
— Невероятно! Зачем Далси выходить из своей комнаты посреди ночи? Вы уверены, что это ей не приснилось?
— Эту женщину видели и в других местах, а описание Далси довольно точное.
— Продолжайте, черт возьми!
— Высокая и стройная, с черными волосами, очень красивая, в платье необычного цвета — фуксии, или пурпурного.
— Определенно, я ее не видел.
— Могу я поговорить с вашими девушками, которые могли дружить с Далси, а также, если это уместно, с молодой миссис Йорк? Кажется, Далси была ее камеристкой.
— Полагаю, да… если это необходимо.
— Благодарю вас, сэр.
Питт побеседовал с прислугой первого этажа, прислугой второго этажа, прачкой, камеристкой другой дамы, прислугой из буфетной и, наконец, с помощницей горничной, но Далси, по всей видимости, была довольно скрытной и не рассказывала о том, что видела в доме своей хозяйки. Он жалел, что девушка была такой щепетильной, но одновременно испытывал какое-то горькое удовлетворение. Достоинство остается достоинством независимо от окружения. Вопросы, связанные со смертью Далси, Питт оставил для Вероники. Если она невинна, то это жестокость, но в данных обстоятельствах Томас не мог позволить себе быть добрым.
Свекровь Вероники отсутствовала — первая удача за все проведенное в доме время, — и молодая женщина приняла инспектора в будуаре.
— Не представляю, чем я могу вам помочь, мистер Питт, — серьезно сказала она. На Веронике было темно-зеленое платье, отчего ее красота казалась бесплотной. Лицо бледное, под глазами тени, словно от недосыпания. Она держалась на некотором расстоянии от Питта и смотрела не на него, а на морской пейзаж в золоченой раме, висевший на стене. — Не вижу смысла снова и снова возвращаться к трагедиям прошлого. Моего мужа не вернешь, а судьба серебряных вещей и книги нам безразлична. Мы предпочли бы не слышать постоянных напоминаний об этом.
Питту очень не нравилось то, что он делает, но другого пути не было. Если бы он проявил больше настойчивости и хитрости, если бы все выяснил во время первого визита, Далси могла остаться жива.
— Я здесь по поводу Далси Мэббот, миссис Йорк.
— Далси? — Она резко повернулась к нему.
— Да. Работая у вас в доме, она видела нечто очень важное. Как она умерла, миссис Йорк?
Женщина не отвела взгляда, а ее бледность скрывала какую-либо реакцию, если не считать обычного сочувствия, которое на ее месте испытывал бы почти каждый.
— Она слишком далеко высунулась из окна и потеряла равновесие, — ответила Вероника.
— Вы видели, как это случилось?
— Нет… это произошло вечером, когда уже стемнело. Возможно, при свете дня… она могла бы увидеть опасность, и все обошлось бы.
— Зачем ей так далеко высовываться из окна?
— Не знаю. Может быть, она кого-то увидела.
— В темноте?
Вероника прикусила губу.
— Или что-то уронила.
Питт никак не отреагировал: нелепость этого предположения была очевидна.
— Кто был в доме в тот вечер, миссис Йорк?
— Естественно, все слуги, а также мои свекор со свекровью и гости… Может, Далси разговаривала с кем-то из лакеев или кучеров гостей?
— В таком случае они подняли бы тревогу, когда девушка упала.
— О… — Вероника отвернулась и покраснела, стыдясь своей глупости. — Конечно.
— Кто был у вас в гостях? — спросил Питт, уже знавший ответ.
— Мистер и миссис Эшерсон, мистер Гаррард Данвер, мистер Джулиан Данвер и миссис Данвер, сэр Реджинальд и леди Арбетнот, мистер и миссис Джеральд Адаир.
— Не надевал ли кто-нибудь из дам или вы сами платье цвета насыщенного рубина или фуксии, мэм?
— Что? — Ее голос был едва слышен, а лицо стало таким бледным, что кожа казалась восковой.
— Насыщенный рубин или фуксия, — повторил Питт. — Розовый с синеватым оттенком, какими бывают цинерарии.
Вероника с усилием сглотнула, и ее губы сложились для ответа «нет», но из горла не вырвалось ни звука.
— Далси видела женщину в таком платье, миссис Йорк. В вашем доме, наверху…
Он не успел закончить фразу. Вероника охнула и осела на пол, вытянув вперед руки и опрокинув стул.
Питт бросился вперед, но не успел подхватить ее и едва не упал сам. Она была без сознания; при свете газовых ламп лицо казалось вырезанным из слоновой кости. Томас выпрямил ей руки и ноги и подхватил на руки; ему было не очень удобно, однако женщина была такой худой, что почти ничего не весила. Он положил ее на диван и расправил юбки, так чтобы они скрывали все ноги, кроме ступней, а затем позвонил в колокольчик, едва не сорвав шнур со стены.
Появился лакей, и Питт приказал ему прислать камеристку с нюхательной солью. Голос у него был хриплым, почти испуганным. Нужно успокоиться. На него нахлынули противоречивые чувства: опасение, что он был слишком грубым и спровоцировал тот самый скандал, которого любой ценой стремился избежать Балларат, гнев из-за загубленной жизни горничной, жалость к девушке и ощущение, что его предали, поскольку ему не хотелось верить, что это Вероника. Но дерзкая и отважная Пурпурная не лишилась бы чувств при первом же подозрении, высказанном служителем закона.
Дверь открылась, и в комнату вошла служанка, симпатичная стройная девушка со светлыми волосами…
— Боже всемогущий! — прохрипел Питт; ему показалось, что комната стала вращаться вокруг него. — Эмили!
— Ой! — Она прикрыла рукой рот и выронила флакон с солью.
— Так! — На мгновение в комнате повисло напряженное молчание. Наконец ярость Питта выплеснулась наружу. — Что это значит? — процедил он сквозь стиснутые зубы.
— Не делайте глупостей, — прошептала Эмили. — И говорите тише! Что случилось с Вероникой? — Она опустилась на колени, подняла соль, вытащила пробку из флакона и поднесла к носу Вероники.
— Упала в обморок, что же еще! — огрызнулся Питт. — Я спросил ее о Пурпурной… Эмили, вам здесь не место. Должно быть, вы сошли с ума! Далси убили, и вы можете стать следующей!
— Я знаю… И никуда не уйду. — Она с вызовом посмотрела на Питта; лицо у нее было решительным.
— Уйдете! — Он схватил ее за руку.
— Ни за что! — Эмили высвободилась. — Вероника не Пурпурная. Я знаю ее гораздо лучше вас!
— Эмили… — начал Томас, но было уже поздно. Вероника пошевелилась и открыла глаза, темные от ужаса. Затем, когда она пришла в себя и узнала Эмили и Питта, на ее лицо вернулась прежняя маска.
— Прошу меня извинить, мистер Питт, — медленно проговорила она. — Боюсь, мне нехорошо. Я… Я не видела человека, о котором вы говорили. Ничем не могу помочь.
— Тогда я не буду вас больше тревожить. Оставляю вас на попечение вашей… камеристки. — Питт заставил себя говорить вежливо, даже мягко. — Прошу меня извинить за беспокойство.
Эмили позвонила в колокольчик, вызывая лакея, а когда он появился, распорядилась:
— Джон, пожалуйста, проводи мистера Питта до двери, а потом попроси Мэри принести миссис Йорк травяной чай.
Томас посмотрел на нее, и Эмили, вскинув голову, ответила на его взгляд.
— Спасибо, — поблагодарил он и последовал за лакеем к выходу.
Обратный путь Питт проделал в двухколесном экипаже; войдя домой, он прошел прямо на кухню.
— Шарлотта! Шарлотта!
Она обернулась, удивленная его раздраженным голосом, затем увидела его лицо.
— Ты знала! — в ярости выкрикнул Питт. — Ты знала, что Эмили устроилась в тот дом горничной! Боже всемогущий, женщина, ты совсем с ума сошла?
Томас понимал, что криком делу не поможешь, но был так зол, что не мог себя сдержать.
Секунду или две Шарлотта с вызовом смотрела на него, но затем передумала и смиренно опустила взгляд.
— Прости, Томас. Когда я узнала, было уже поздно, клянусь, а рассказывать тебе не имело смысла. Ты все равно ничего не смог бы сделать. — Она подняла голову и слабо улыбнулась. — Там она узнает то, что недоступно нам.
Питт сдался, мысленно выругавшись — длинно и грубо, — пока не закончились слова, которые нельзя произносить в присутствии Шарлотты, потом взял из рук жены чашку чая.
— Плевать мне на то, что она узнает! — Голос его был хриплым от ярости. — Составляя свои идиотские планы, вы хоть на секунду задумались, какой опасности она подвергается? Ради всего святого, Шарлотта, в этом доме уже убили двух человек! Если ее узнают, чем ты ей поможешь? Ничем! Абсолютно ничем! — Он взмахнул руками. — Она совсем одна — мне туда доступа нет. Это несусветная глупость, черт возьми!
— Я не дура! — с жаром возразила Шарлотта. — И я ничего об этом не знала — я тебе уже говорила! Мне сообщили потом.
