Александр Граков - Безумное такси
- Не только, - признался Жорик, перестав скалиться. - У меня есть ха-арошая бригада специалистов из хохляндии, то бишь, с Украины.
- Мы подумаем, - пообещала Лиля, отодвигая его в сторону. - Замыкай, Нина.
- Вы далеко, девочки? - вновь полюбопытствовал Жорик.
- Не-а. До ближайшего ресторана. Нужно же как-то обмыть это приобретение, - отрезала Лиля и пошла к выходу с рынка. Нина, естественно, за ней, на ходу попрощавшись с Жорой.
А за пределами рынка, у ближайшей скамьи на аллее, перед глазами Лили вдруг встала черная пелена. И бешено зачастило серце, наращивая и наращивая ритм.
- Ой, Нинуль! - только и смогла она жалобно всхлипнуть, медленно заваливаясь вбок, на скамью. - Мне чего-то не по...
Валя-Валентина, что с тобой теперь?
Белая палата, крашеная дверь...
Слова выплывали потихоньку из памяти, пока она, очнувшись от какого-то дурмана, взглядом обводила комнату, в которой находилась. Белая, точно. И дверь застекленная окрашена в белый цвет, а на стеклах ситцевые занавесочки, нанизанные на скрученный жгутиком бинт вместо шнурка. И смешанные в кучу запахи карболки, хлора, эфира и ещё какой-то гадости, к которым она с детства питала искреннее отвращение - специфический запах больницы. Почему больницы? В жизни Лиля тяжело болела лишь раз - в двухлетнем возрасте желтухой, и то ей об этом рассказала мать. Откуда в комнате такая тишина? Кто ей объяснит, в конце-концов, где она находится и почему сейчас лежит на правом боку?
И внезапно почувствовала своим суперчувством - там, за спиной, по другую сторону кровати, кто-то находится. Она ощущала этого человека позвоночными нервными окончаниями: расслабленное дыхание, мир, спокойствие в душе. И надежда в сердце. Необходимо повернуться, Лиля очень не любила, когда кто-то становился у неё за спиной. Слабовато, конечно, но получается. Вот он...
Милое знакомое лицо: курносый нос "туфелькой", широкие скулы, ямочка на подбородке и брови вразлет под челкой из густых темно-русых волос. Родное лицо брата - Толик Поняков сидел на стуле у её кровати в накинутом белом халате, скрестив на груди руки и уронив почти на них подбородок. Он спал с закрытыми глазами, цвет которых понемногу уже стал вымываться из её памяти временем. Еще бы - пять лет разлуки, затем пятнадцатиминутная встреча в баре на окраине Краснодара, и ещё пять лет. Итого десять. А можно ли назвать разлукой последнюю пятилетку, когда они работали на одну и ту же фирму и периодически находились друг от друга на расстоянии протянутой руки? И ни один из них не подал её другому. Толик, ясно, по неведению. А она-то, она что же? По-прежнему считала его первопричиной всех бед в распавшейся в одночасье семье? Ничуть не бывало - она уже не та соплячка, которая искала тогда крайнего, виновного во всех её бедах, включая выход на трассу в качестве "плечевой". И нашла "стрелочника"в лице того, кто был ей в то время ближе и роднее всех. Тогда почему же Лиля не бросилась Толику на шею в ту минуту, когда узнала, что его бригада работает на её спонсора и любовника Рахматуллу Ниязова, ныне Романа Юрьевича Боровикова?
Именно поэтому! Боровиков встал между ними той самой, черной тенью отца Гамлета ещё в тот самый памятный день, когда он и его телохранители увезли Толика с окровавленной головой в неизвестном направлении. А она, Лиля, ни словечка не молвила в защиту последнего из их рода мужчины. Потому что ненавидела в то время его всеми внутренними органами и желала, да! желала ему самой мученической смерти, какая существует на свете. Господи, какими же дурами бываем мы в неполное совершеннолетие!
Пять долгих лет Лиля боялась показаться на глаза своему брату. Но часто, очень часто брала у Боровикова машину и отправлялась к объекту, на котором работала бригада Понякова. Особенно впоследнее время, когда парни переехали в Мытищи - совсем рядом. Там она подолгу простаивала неподалеку от стройки, подняв затемненное стекло машины, и любовалась его высоким накачанным телом, исполняясь огромной гордости за близкого человека и горечи от непроизнесенных вовремя слов извинения в его адрес. Потом так же тихо уезжала.
Никто в фирме не знал о том, что здесь, рядом, работает её брат. Никто, кроме главного прораба компании Николая Афанасьевича. Однажды он ехал на объект бригады Понякова и неподалеку от него увидел странную картину: правая рука шефа, Лилиана Викторовна, рыдает на обочине трассы, завалившись прямо в придорожную траву. А неподалеку стоит черный "БМВ" шефа. Естественно, Афанасьич не такой человек, чтобы пропылить в своей коробке мимо человеческого горя, пусть человек будет хоть трижды голубых кровей. Поэтому, остановив свой "Фольксваген" рядом, он подошел и тронул её за плечо.
- Лиля, вам плохо? - только идиот будет человека в подобном состоянии разбирать по имени-отчеству.
Реакции, которая последовала незамедлительно, Афанасьич вряд ли мог ожидать, а тем более предвидеть: непосредственный руководитель вдруг бросилась ему на грудь и, заливаясь горькими бабьими слезами, поведала историю, потрясшую душу этого повидавшего виды человека до самого основания. Естественно, не открывая настоящей фамилии шефа. Это и понятно не Боровикову же было исповедоваться этой затерянной в людской массе, нежной еще, непосредственной натуре! А Афанасьича на стройке уважали все даже приблудные собаки, отиравшиеся рядом с объектом в обеденный перерыв в ожидании остатков от рабочих "тормозков".
- Ну не могу я к Толику подойти после того, что пороизошдло тогда в баре! - рыдала грозная начальница, по-девчоночьи уткнувшись лицом в грудь. И дорогущая рубаха прораба, словно промокашка, покорно впитывала её слезы.
- Не реви, тут подход нужен, - Афанасьич тем не менее не спешил отлучить её от своей рубахи. - А хочешь, я подойду и все расскажу Толику?
- Ни в коем случае! - у Лили даже слезы моментально просохли. - Эх, ты, я тебе как хорошему человеку...
- Все, молчу, - покорно прижал к груди руки прораб.
И молчал, страдая за них двоих. До того самого дня, когда Лилю прямо от рынка увезли к Склифу. Тогда Афанасьич поехал в Мытищи.
- Здравствуй, Лялька! - сказал Толик, улыбаясь. И открыл глаза.
- Откуда ты узнал, что я смотрю на тебя? - спросила Лиля.
- Почувствовал твой взгляд. Мы же все-таки не чужие, - он глядел на неё с такой откровенной жалостью, что Лиля испугалась. И рассердилась одновременно.
- Прекрати меня разглядывать, словно мумию Тутанхамона! Я знаю, что выгляжу не лучшим образом, но не настолько же, чтобы справлять тризну по моим останкам. Лучше раскажи, как и где живешь сам.
- Живу или жил? - попытался уточнить Поняков, сладко потягиваясь.
- Ну, бестолочь! - возмутилась Лиля. - Как ты жил до сего времени, мне известно досконально... не будем уточнять источники информации. Я говорю о настоящем времени.
- Разрешите доложить! - гаркнул Толян, подхватываясь со стула. - В настоящее время вместе со своей бригадой обретаюсь в общаге, которую сами организовали в недостроеном доме силами общественности - то есть своими. А что, удобно - работа рядом, да и сторожевых набегает в месяц... в общем, на кусок хлеба набегает.
- С маслом?
- Ну, естественно, - ухмыльнулся Толик. - Огрызков сейчас по мусорным бакам хватает - зажрались новые демократы, хрен за мясо не считают!
- Грубо, пошло и ни капельки не смешно, - отрезала Лиля, роясь между разговором в стоящей у изголовья тумбочке. - Где-то же я видела ремешок от своей сумочки... Ага, вот она, - порывшись в сумочке, Лиля протянула брату брелок с ключами. - Держи вот, бомжара.
- Что это? Ключи от квартиры, где деньги лежат? - продолжая улыбаться, Толик покрутил брелок перед глазами - на кожаном пятачке красочный значок "БМВ". - Хм-м, явно не от машины отмычки.
- Ясно, что не от машины. От моей квартиры, - пояснила Лиля, устало откидываясь на подушки - слабость после перенесенного давала о себе знать. - Хватит по общежитиям шляться, братик, не юноша уже, чай. Поживешь пока у меня, а потом...
- А потом я в нашу элитку насовсем переберусь, - Толян согласно спрятал ключи в карман. - Нам в ней шеф фирмы обещал восемнадцать квартир отгрузить в виде выслуги лет.
- Мне ли об этом не знать, - Лиля скромно потупилась. Затем вновь распахнула на брата свои огромные глазищи. - Скажи, Толик, я в больнице?
- Вообще-то, ошибиться в данной ситуации трудновато, - подтвердил он.
- Значит, эти коновалы у меня что-то оттяпали, - она отчаянно задергала руками и ногами под простыней. - Нет, вроде бы все на своих местах. Почему же ты смотришь тогда на меня, как на ископаемое? Я что, на него похожа?
- Почти, безжалостно подтвердил Толик, подавая ей зеркало с тумбочки. - Ты очень похудела, Лялька.
Она глянула на себя и ужаснулась - почти как Нинка тогда...привязанная простынями...И тут же успокоилась, взяла себя в руки.
- Ничего, смотреть ещё есть на что. А откуда ты, братик, знаешь, что я похудела? - подозрительно прищурилась она на него. - Ведь ты меня пять лет не видел, вот!
