Анна Данилова - Яд Фаберже
– Я выяснял: нет. Вернее, приехав в Гринвуд как-то днем и спрятав машину в лесу, рядом с воротами, ведущими в поместье, я видел, как Вудз вместе с Лорой садятся в машину, и отправился за ними. Я хочу сказать, что он ее не прячет, они были в каком-то клубе или ресторане… Лора выглядела вполне довольной жизнью.
– А Мур? Ты не видел его рядом с ними?
– Нет. Только Вудз. Ты знаешь, он производит самое благоприятное впечатление. Очень обаятельный, симпатичный человек. И тоже не похож на преступника, если ты хочешь меня об этом спросить. Вообще мне показалось, что и Лора, и Вудз не имеют никакого отношения к тем страшным историям с убийствами, о которых ты мне рассказывала по телефону.
– Крымов, я хочу ее увидеть. Пойми, ради этого я унижалась перед Харыбиным, ради этого я здесь.
– А я?
– Думаю, у нас еще будет время обо всем поговорить.
– Поговорить, – передразнил он ее. – Так ты всегда будешь одна, Юлия Земцова. Разве мужчине нужны одни разговоры? Мы не виделись с тобой целую вечность, я соскучился по тебе, а ты собираешься со мной только говорить… Ты уже не любишь меня, как прежде?
– Не знаю… – честно призналась она. – Если сумасшествие можно назвать любовью и наоборот…
– Не путай понятия. Любовь – это любовь. И это не болезнь. Это очень приятное чувство. И я собираюсь тебе сегодня же это доказать. Сейчас мы с тобой едем в один маленький отель, где ты немного придешь в себя, мы пообедаем, проведем несколько незабываемых часов, и только после этого ты получишь от меня все адреса и телефоны Лоры. Будешь дерзить или перечить мне, отвезу обратно в аэропорт. Все поняла?
Она улыбнулась. В этом был весь Крымов.
– Все поняла. Поехали в твой отель. Надеюсь, там есть горячая вода?
Пролетая на автомобиле по пригороду Лондона, затем по его улицам, Юля испытывала смешанное чувство полного, безоговорочного счастья от сознания, что сидит рядом с Крымовым, и тревоги, связанной с тем делом, ради которого она сюда и приехала. Слишком уж все шло гладко, слишком уж много удалось узнать Крымову, чтобы ожидать, что и в дальнейшем их ждет только удача. Ясно было одно – Лора действительно в Лондоне. Именно Лора, поскольку в машине Юля показала Крымову те фотографии, которые в свое время ей передал Левин: а вдруг бы оказалось, что они с Крымовым говорят совсем о разных девушках. Помимо тех фотографий, на которых была снята, судя по всему, мать Лоры, в конверте был и рекламный снимок Лоры, рекламирующей печенье. Ничего не говоря Крымову о том, что на фотографиях изображена, помимо Лоры, и ее мать, она с интересом наблюдала, как Крымов изучает фотографии, как согласно кивает головой, словно действительно видит перед собой Лору, потому что, просмотрев все снимки, Крымов заметил:
– Красивая девушка, ничего не скажешь. Только в жизни она еще лучше…
– Значит, это она?
– Безусловно.
– Ты уверен?
И тогда Крымов почувствовал какой-то подвох.
– Ты хочешь сказать, что это не Лора?
И тогда она в подробностях рассказала ему о том, где и при каких обстоятельствах нашел эти фотографии Левин. Рассказала о письмах и даже достала их из небольшого кейса, в котором привезла с собой материалы этого дела.
– Письма – это всегда интересно… Но предлагаю отложить их изучение на более позднее время. – Не отрывая рук от руля, Крымов наклонился и поцеловал Юлю в губы. – Всю эту ночь я представлял себе, как мы с тобой встретимся, как я обниму тебя. К черту всех Левиных и Захаровых, к черту кейсы, набитые старыми фотографиями, к черту убийства, грязь, кровь… Мы с тобой в одном из красивейших городов мира. Посмотри вокруг… Старинные дома, улицы, магазины… Подожди, – он притормозил возле одного магазина. – Ты должна хотя бы немного прикоснуться к Лондону, пусть это будет всего лишь пуловер из Уэльса или Шотландии. Ты слишком легко одета… пойдем!
Он почти насильно вытащил ее из машины и заставил примерить в магазине три разных пуловера из натуральной шерсти.
– Знаешь, о чем я мечтал, когда ты позвонила мне и сказала, что приедешь?
Они разговаривали в кабинке, где Крымов обнимал и целовал Земцову, как нетерпеливый, сгорающий от желания подросток.
– Ну и о чем же ты мечтал?
– Одеть тебя, голенькую, в такой вот пуловер и целовать в примерочной кабинке. И, как видишь, обнимаю тебя, целую…
– Остановись. Не хватало только, чтобы нас здесь увидели…
Она вышла из кабинки розовая, смущенная, прижимая к груди три пуловера: сине-белый, красный и серый. Крымов, расплатившись, проводил ее до машины и открыл дверцу.
– Хочу вина, хочу выпить с тобой… И ни слова о работе, договорились?
– Договорились.
В небольшом и очень уютном отеле Крымов снял для них номер с большой кроватью и просторной ванной комнатой. Из ресторана отеля им принесли обед, который плавно перешел в ужин. Задернув плотные шторы и отгородившись от внешнего мира, Женя и Юля сначала долго предавались воспоминаниям, смеялись от души над теми событиями, которые в свое время казались им чуть ли не трагическими, а сейчас воспринимались обычными буднями сыскного агентства, заполненными, однако, до предела смешными эпизодами, нелепыми ссорами, недоразумениями. Вино сблизило их еще больше, разогрело кровь. Уже находясь в объятиях Крымова, Юля в который раз спрашивала себя, хотела бы она остаться с ним, чтобы каждый день видеть его, чувствовать его рядом с собой, принадлежать ему, но ответа на этот вопрос найти пока не могла. Она знала, что стоит ей только захотеть остаться с Крымовым, как все получится, он увезет ее с собой в Париж, в свой дом, женится на ней, и для нее начнется совершенно новая жизнь. Но вот какая она будет, эта жизнь, она себе не представляла. Крымов вел непонятный ей образ жизни, постоянно был в разъездах, выполняя поручения той организации, которая, по сути, и обеспечивала ему безбедное существование и наполняла его жизнь смыслом. С виду жизнь Крымова казалась праздным времяпрепровождением: короткие, легкие поездки по Европе, длительные путешествия по миру, встречи с людьми из большой политики и большого бизнеса, вращение в высших кругах, обширные связи, закрытые клубы, красивые женщины… Взять и спросить Крымова напрямую, чем он занимается, было бы напрасной тратой времени. Она уже заранее знала ответ: «Я пишу книги». Возможно, доля правды в этом и присутствовала. Но писательством Крымов как фиговым листком прикрывал более серьезную деятельность. Щукина, которая побывала замужем за Крымовым и сумела примерить его образ жизни на себя, очень скоро поняла, что быть тенью даже такого мужчины, как Крымов, – не для нее. Она ушла от него и вышла замуж за француза, но, пожелав свободы, бросила и его, вернулась в Россию. Почему? Зачем? Как она могла бросить богатого мужа, дом и ребенка? Видимо, это можно понять только испытав все на своей коже. Вот так, рассуждала Земцова, будет и с ней. Ну, выйдет она за Крымова замуж, родит ему ребенка, будет жить в его большом парижском доме или квартире, но разве это будет означать, что она присутствует в его жизни? Разве откажется любвеобильный Крымов от того образа жизни, который он вел прежде, ради семьи? Никогда. Он любил женщин, и они всегда любили его. Она даже подозревала, что благодаря своей способности завоевывать женщин ему многое удавалось и в делах. Но ей не хотелось думать, что организация, которой он был предан, пользуется этим его качеством для достижения каких-то своих целей. Конечно, это было заманчиво – вот так взять и перенестись из России в Париж, стать женой одного из самых красивых мужчин, которых она знала, подарить ему ребенка и сопровождать его по жизни. Но ведь стоит ему во сне произнести какое-нибудь женское имя, как все тотчас пойдет прахом: она, взяв ребенка, умчится в свою Тмутаракань и еще долго будет приходить в себя и зализывать раны, вместо того чтобы бороться за Крымова, за семью, за любовь. В этом плане не было на свете надежнее человека, чем Шубин. Наверное, именно поэтому ей и нравился непостижимый Крымов, так как она знала, что он никогда не будет ей принадлежать полностью. Пусть так, но это означает, что по этой же причине они никогда не будут вместе. И Юля, растрогавшись и разволновавшись из-за этих своих мыслей, разрыдалась в самый неподходящий момент, чем вызвала удивление Крымова. Она видела близко его смуглое тело, ей нравилось смотреть на эти сильные руки и плечи, бедра…
– Если бы ты только захотела, – вдруг услышала она посреди ласк, и зажмурилась от предчувствия чего-то необыкновенного, за чем должно последовать немедленное счастье и умиротворение, – я увез бы тебя с собой в Париж. Мы бы обвенчались там с тобой, и ты была бы моей. Родила бы мне сына. Я не шучу, я мечтаю о семье и вижу своей женой только тебя. Ты не торопись мне отказывать. Мне известен твой строптивый характер. Кроме того, я уважаю твои чувства и желание быть независимой и работать. Мы могли бы договориться. Я бы занимался своей работой, а ты – своей. У меня достаточно средств, чтобы ты могла жить на два дома – в России и в Париже. Наш ребенок был бы под присмотром, мы бы наняли ему хорошую няню… («Крыштопу», – вдруг вспомнила Юля, и ее передернуло от ужаса.) Но я знал бы, что ты со мной, что ты думаешь обо мне, что ты если в Москве, то, значит, скоро вернешься домой… Может, у меня уже возраст такой, что мне нужна семья и некоторый душевный комфорт. Я бы хотел, чтобы именно ты была хозяйкой в моем доме. Во-первых, я люблю тебя и всегда любил. Во-вторых, я знаю, что ты воспитаешь мне хороших детей. В-третьих, я уверен, что, если ты станешь моей женой, мне будет легче жить и заниматься тем, чем я сейчас занимаюсь… Словом, Земцова, ты нужна мне, понимаешь? Да, я знаю все про Шубина, точнее, про вас с Шубиным. Знаю, как он любит тебя и как будет страдать, когда ты примешь решение стать моей женой, но у него тоже рано или поздно появится своя семья… Только не отвечай мне сейчас… Глаза твои смотрят мимо меня, они затуманены желанием и заполнены слезами. Я только могу догадываться о причине твоих слез. Хотя я подозреваю, что связаны со мной. Видимо, я заставлял тебя много страдать.