Евгений Сухов - Я подарю тебе «общак»
– Под существенным я подразумевал антисоветскую агитацию, заговоры, вредительство, – пояснил Калганов.
– Я пока ничего такого не выявил, – виновато пробормотал Федор.
– Так выявляй!
– Да, конечно, – пообещал Федор.
– Все, до связи. – Калганов отключился.
Бледный Федор выдохнул, повесил на рычаг скользкую от пота трубку и вышел из кабинки на подгибающихся ногах, поминутно промокая лицо носовым платком.
В гулком холле к нему обратились с вопросом:
– Гражданин, а закурить не найдется?
Федор вздрогнул и посмотрел на сияющие хромовые сапоги, затем выше, на галифе, заправленные в сапоги, а потом уже и на самого говорившего. Это был высокий статный мужчина в форме красного командира – смуглый, чернявый, с пышными усами и бородой. На груди незнакомца блестели медали и ордена за различные заслуги.
«Наверное, постоялец из гостиницы», – подумал Федор, а вслух вежливо ответил:
– Извините, товарищ, я не курю.
– Жаль, тогда извините, – весело ответил командир и достал из внутреннего кармана портсигар. Открыл его, извлек папиросу, сунул в рот, с хитрым видом прикусил ее, прикурил от спички, неизвестно откуда появившейся в руках, и подмигнул кузнецу.
Федор в страхе попятился. Он не знал этого человека, но тот, судя по всему, знал что-то про него.
– До свидания, Федор, – оскалился незнакомец.
– До свидания, – послушно ответил Федор и бросился к выходу, не разбирая дороги. Он ничего не понимал, но был напуган до полусмерти.
Лапа остался удовлетворен проведенной проверкой. Его маскировка работала, по крайней мере, Федор его не опознал. Всего двадцать минут назад он заселился в гостиницу под личиной красного командира – героя Гражданской войны, приобрел по поддельным документам билет на вечерний поезд и думал отсидеться в номере. Форму, грим и остальное он достал из своего тайника на разрушенных конюшнях у сгоревшего купеческого дома. Нарядившись прямо там, вышел из развалин другим человеком. Его документы были сделаны столь искусно, что редкий специалист мог бы обнаружить в них подделку. Однако Лапа знал, что не стоит расслабляться. В милиции работали отнюдь не идиоты, да к тому же не одни они его искали. Еще бандиты и ОГПУ. Он бросил вызов всем, и теперь приходилось отвечать за базар, как говорится.
Понаблюдав, как улепетывает Федор, «медвежатник» взял у девушки в конторке ключи от номера и повернулся к лестнице. Взгляд упал на объявление, прикрепленное к стене. Лапа остановился, рассматривая свою собственную фотографию. За его голову объявили награду, не многие удостаивались подобной чести. В этот момент за спиной у него к конторке подошли двое в штатском и предъявили администратору удостоверения. Лапа слышал, как один из них потребовал список постояльцев. Вот это уже было нехорошо. Глубоко вздохнув, Лапа вразвалочку направился к выходу. Один из чекистов скользнул по нему взглядом и отвернулся. Им и в голову не приходило, что преступник сможет так изменить внешность.
Лапа вышел на крыльцо и едва не столкнулся с громилами Дрозда. Впереди с важным видом шел Портной, за ним Боцман, сменивший на этот раз тельняшку на черную рубашку, а бескозырку на кепку. С ними были еще трое урок. Все – известные «мокрушники». Одного с усиками звали Зубом, за отсутствие большинства передних зубов, второго небритого, – Гирой, третьего, тощего смуглого и молчаливого, – Глухим.
Взгляды бандитов прошлись по нему, но никто не узнал в красном командире «медвежатника». Боцман брезгливо сплюнул. Портной нахмурился и отступил в сторону. Остальные также пропустили Лапу. Он сбежал по ступенькам и махнул проезжавшему мимо таксомотору. Такси остановилось. Лапа сел и посмотрел на урок, вошедших в двери гостиницы.
– Куда? – поинтересовался седой печальный таксист в потертой форменной фуражке.
Лапа задумался. И впрямь, куда? Повсюду его искали. Вначале он подумал о Загорском, потом отбросил эту мысль, он и так слишком много раз там светился. На ум пришла Эльвира – певица из кабака. Она не раз оказывала ему знаки внимания, видно, была неравнодушна. Что, если к ней? Лапа знал адрес и знал, что живет она одна. Иногда ее навещал какой-то чин из обкома, который и снимал девице квартиру. Оставалось надеяться, что этот черт сегодня на службе, а не у нее в гостях.
– Эй, товарищ, я спрашиваю, куда вам надо? – настойчиво повторил водитель, повышая голос.
– Мне к Волгокрайсоюзу, – ответил Лапа, приняв окончательное решение.
– Это к Союзу кооператоров, что ли, рядом с кинотеатром Горького, на Пролетарской? – уточнил водитель.
– Да, к нему, – кивнул Лапа и поправил перекосившуюся медаль на груди.
Такси, рокоча двигателем, помчалось по проспекту. Водитель оказался не в меру общительным, надоедал вопросами, где пассажир служил, в каких боях участвовал, кого из героев Гражданской войны знает лично. Лапа сначала что-то врал, потом понял, что это рискованно, и придумал историю с тяжелой контузией, после которой ему окончательно и бесповоротно отшибло память.
– Как, совсем ничего не помнишь? – изумился водитель.
– Только отрывочные воспоминания, – грустно кивнул Лапа, – как скакал на коне, стрелял из пулемета, лица бойцов, потом взрыв и темнота.
– Да, дела, – протянул водитель, тормозя перед серым трехэтажным зданием с большими вытянутыми окнами.
На первом этаже административно-торгового корпуса Волжского краевого Союза кооператоров размещались торговые залы и товарный музей, в верхних этажах – отделы Волгокрайсоюза и его правление, а также несколько жилых квартир. Лапа расплатился и вышел. В глаза бросилась вывеска «Текстиль». В дверях магазина висела табличка «Закрыто», а сами двери были опечатаны. Такое происходило на каждом углу, хозяева частных лавочек либо разорялись из-за непомерных налогов, либо отправлялись в тюрьму за спекуляцию. Правительство душило нэп железной рукой, в то время как в стране не хватало товаров первой необходимости, народ голодал и изощрялся в поисках дополнительных доходов и обмане государственной машины налогообложения.
Лапа обошел дом и вошел в темный подъезд. Эльвира жила на первом этаже. На стук в дверь никто не ответил. Лапа постучал снова. Прислушался. Этажом выше тихо играл патефон. «Интересное кино», – сказал он сам себе и отпрыгнул в тень, так как дверь в подъезд распахнулась, и на пороге возникла человеческая фигура. Лапа не хотел, чтобы его видели соседи. Не хватало еще компрометировать безвинную женщину, чтобы ее потом таскали по допросам.
По лестнице процокали каблучки. Лапа увидел рыжеволосую женщину в легком красном платье, панаме, на шее повязан шелковый шарфик в тон платью. Это была Эльвира. Она открыла дверь, вошла и уже собиралась закрыть ее, как он вломился следом, зажал ей рот ладонью, прижав к стене, захлопнул дверь и прошептал в самое ухо:
– Привет. Без шума. Это я.
Эльвира замычала, попыталась вырваться. Ее широко распахнутые зеленые глаза отражали ужас.
– Это я, Лапа, – еще раз пояснил «медвежатник», сорвал с головы кепку, затем стащил парик, отклеил усы и бороду. Женщина перестала сопротивляться, ужас в глазах сменился изумлением.
– Если я уберу руку, ты не будешь кричать? – ласково спросил он.
Эльвира согласно промычала и попыталась кивнуть. Лапа убрал руку, и она судорожно вздохнула. Ее губы и нижняя половина лица были перемазаны помадой, точно кровью. Певица, сузив глаза, саданула Лапу кулаком в живот:
– Подлец! Напугал до умопомрачения! Дурно теперь.
Лапа хохотнул, не чувствуя за собой никакой вины:
– Подумаешь, в следующий раз будешь внимательнее, заходя в хату. Вместо меня там мог оказаться какой-нибудь гопник с пером. Сама знаешь, какое сейчас время.
– Спасибо, что научил, – язвительно отозвалась Эльвира и отошла от него в глубь комнаты. – Чего пришел-то? Я тебя не приглашала.
– А че подмигивала тогда в кабаке? – улыбнулся Лапа, входя вслед за ней и расстегивая гимнастерку.
– Это у меня такой нервный тик, – пояснила она и, продолжая пятиться, возмущенно вскрикнула: – Эй, чего удумал? Никто не смеет меня трогать! Знаешь, кто у меня кавалер?
– Нет, и мне плевать. – Лапа в одну секунду рывком преодолел расстояние, отделявшее их, и впился губами в губы Эльвиры.
Женщина сопротивлялась для виду, а потом быстро сдалась и сама повалила его на диван…
Они лежали вместе обнаженные, крепко обнимая друг друга. Эльвира курила папиросу, пуская дым в потолок, и болтала без умолку о том, что за день случилось в кабаке, о драке, о том, что Дрозда нашли убитым.
– Как убитым? – встрепенулся Лапа, пребывавший в блаженной полудреме.
– Так, говорят, что твой кореш Слон его «замочил», – радостно пояснила она.
– Слон, да он спятил, что ли? – удивился Лапа. – Зачем он в эти дела полез? Или Дрозд его как-то достал?
