Марина Крамер - Мэри, или Танцы на лезвии
– И что ты предлагаешь? – Максим снова взял мое запястье, привычным жестом положил пальцы и посчитал пульс.
– Оставить меня в покое.
– Ну, нет! – усмехнулся Макс. – Ты свалилась мне на операционный стол тридцать первого декабря после стольких лет отсутствия – и я теперь должен отступить? Даже не проси.
– Нестеров, ты забыл, из-за чего мы расстались. И забыл, что я сделала потом. Я не хочу быть обязанной тебе.
Эта фраза преследует меня – уж слишком часто ее повторяю, ну, да ладно. Зато честно.
Максим, однако, не разделял моего мнения, что тоже вполне очевидно: ему-то как раз интересна именно моя зависимость от него. Судя по гипсу на обеих ногах, я еще и физически оказалась в капкане.
– Маша, – внушительно заговорил Нестеров, стараясь поймать мой взгляд. – Маша, я тебя очень прошу, спрячь на время свою гордость и независимость. Я не буду претендовать на что-то, это глупо и непорядочно. Я просто хочу помочь.
Как объяснить человеку, что в данной ситуации вреда от него будет больше, чем пользы? Мало того – он подставит собственную голову под удар. Я и так уже виновата в смерти Германа, Ивана, Задорожного, собственного отца – и кто знает, кого еще убрали с дороги головорезы моего супруга, пытаясь достать меня? К чему мне еще и гибель бывшего любовника? Как донести до Максима простую мысль о том, что бывают ситуации, в которых бессильна не только медицина, но и господь бог?
Но Нестеров ждал, и мне пришлось вкратце выложить ему историю с гибелью Германа, книгой, Костиной охотой на меня и сегодняшней аварией, подстроенной настолько грубо и топорно, что просто удивительно – обычно мой муж просчитывал свои ходы на три вперед. И когда я проговаривала все это вслух, до меня вдруг дошло, кого я увидела выпрыгивающим из кабины. Это был тот самый Леха, охранник со стоянки, именно его тельняшка под расстегнутой курткой так врезалась мне в память. С ума сойти – такое впечатление, что весь город куплен Костей и каждый человек может оказаться связан с ним. Еще один сюжет для книги...
Лицо Макса вытянулось – ну еще бы, он-то считал меня ни на что не годной, кроме как «ногами дрыгать», как он определял род моих занятий в свое время.
– Н-да... – протянул он, взъерошив волосы. – Все не так просто, как я думал... Но ничего – просто так я тебя не отдам.
Я только усмехнулась. А что я должна была сказать, что мне ни к чему его геройская смерть?
– Я устала, Макс. Можно, я посплю?
– Собираешься погибать с гордо поднятой головой? – неловко съязвил он и сам, похоже, устыдился, поднялся торопливо и вышел, плотно закрыв дверь палаты.
Спать я не стала. Какой уж тут сон... В голове менялись картинки, мелькали лица, обрывки слов, фраз. Интересно, мою сумку из машины кто-нибудь забрал? Там все документы, мой блокнот, в который я периодически записываю какие-то мысли. Наверное, забрали – вроде бы положено...
Интересно, где телефон? Я не помнила, куда сунула трубку: в карман шубы, в сумку, просто кинула на пассажирское сиденье. Попросить хорошенькую кудрявую медсестричку поискать и принести? Вряд ли станет – все-таки праздник, хлопоты... Да и к чему мне телефон? Я что, жду звонка? Да, жду... жду, как никогда прежде. Неужели он не почувствует и не позвонит? Неужели никогда не узнает, что со мной случилось? Неужели Марго так и будет считать, что я просто уехала и пропала? Господи, как больно плакать...
Кудрявая девушка в сдвинутой на макушку голубой одноразовой шапочке вошла в палату с лотком, на котором возвышался пузырек с прозрачной жидкостью.
– Укольчик сделаем.
«Арина Василькова» – значилось на бейджике, и я чуть улыбнулась – надо же, какая фамилия.
– Арина... я могу вас попросить?
– О чем? – Ловко вколов иглу и почти безболезненно введя лекарство, Арина посмотрела мне в глаза.
– Вы не могли бы найти мой телефон?
– Он у Максима Дмитриевича, в ординаторской. Вы не волнуйтесь, и сумка ваша там же, будете выписываться – заберете. А телефон нельзя сюда, тут же аппаратура. Если что-то срочное передать кому – скажите мне номер, я позвоню и скажу, – предложила она, поправляя выбившуюся из-под шапочки кудряшку.
– Нет, спасибо. Меня никто не ищет.
Сказав это, я вдруг словно услышала фразу со стороны – а ведь действительно никто... Я могла бы позвонить Марго, просто дать ей знать, услышать ее голос. Но что-то останавливало. Возможно, Алекс прав в том, что я должна исчезнуть из ее жизни, тогда Марго сможет полностью сосредоточиться на нем, и у них все наладится.
Я снова задремала, а когда вновь открыла глаза, то с удивлением обнаружила рядом с кроватью металлическую каталку, укрытую простыней. Рядом стоял Макс и крутил в руке кусок клеенки с длинным бинтом, продетым в прорезь.
– Что это?
– Маша... ты только не пугайся, так надо... лучше я ничего не смог придумать, – забормотал Макс, глядя в пол. – В общем... я объявил тебя мертвой.
Я даже не испугалась. Известие о собственной «смерти» не произвело на меня никакого впечатления: уж больно много всякого произошло со мной за последние месяцы.
– Только, Маш... мне тебя в морг увезти придется, здесь же нельзя... Ты не испугаешься? Я в холодильник, конечно, тебя не положу, в секционку отвезу, укрою одеялами, ты поспишь, а когда будет можно – уедем ко мне.
– Не испугаюсь.
Я действительно не боялась ни морга, ни покойников, уяснив за годы жизни с Костей, что бояться нужно живых, а мертвые ничем и никому не опасны. Единственное, что меня напрягло, так это что Макс привязал мне на ногу эту самую клеенку, на которой значились мои имя-фамилия, возраст и дата «смерти». Да еще пришлось укрыться с головой простыней и сложить руки на груди. Было очень холодно, и мне огромных трудов стоило не трястись и ничем не выдать себя.
Они привезли меня в еще более холодное помещение, и Макс отпустил девушку. Когда стук ее каблучков стих, Максим сбросил простыню с моего лица, укутал меня двумя одеялами, которые, видимо, принес раньше, и легко поцеловал в щеку:
– Все, Машенька, я пойду... Ты спи, не бойся, я секционную на ключ запру, сюда никто не войдет.
– Я не боюсь.
Я осталась одна в холодном полутемном помещении на каталке меж двух металлических столов. Свет пробивался только через зарешеченные и занавешенные до половины окна. Дело шло к ночи – горели фонари, падал снег, искрясь в их свете. Новый год...
Хорошее место для встречи, но не мне выбирать. Хорошо, если расчет Макса оправдается – а если нет? Я так и пролежу тут все праздники? Изумительная перспектива...
Пару раз я засыпала и просыпалась, разбуженная мерным скрипом каталочных колес – видимо, даже в праздники люди умирают, заставляя персонал отрываться от хлопот и везти трупы сюда, в морг. Жизнь...
Я почему-то вспомнила, как мы отмечали Новый год, когда я была совсем маленькой, мама еще была жива и папа совсем не пил. Мы вместе наряжали огромную, под потолок, живую елку, мама готовила салаты и свое фирменное жаркое, а я помогала расставлять тарелки и стаканы. Мы встречали праздник всегда втроем, дома, – считалось, что в эту ночь нужно быть всем вместе, семьей. После боя курантов открывали заботливо сложенные под елкой подарки. Я как-то с самого детства не верила в Деда Мороза, поэтому родители и не выдумывали сказок. Запах мандаринов до сих пор вызывает у меня пощипывание в носу и желание плакать – именно с ними ассоциируется Новый год. И то, что сейчас их можно купить в любое время года, обесценило ощущение праздника у современных детей – ну, мне так кажется. Интересно, у Макса есть дети? Я даже не знаю, женат ли он...
Наверное, женат – такой видный мужчина не может остаться один. Вряд ли он до сих пор страдает по мне, столько лет прошло. Спрошу при случае.
Макс пришел за мной, когда я совершенно замерзла. Два тонких больничных одеяла не спасали, у меня зуб на зуб не попадал.
– Замерзла, Машенька? – Нестеров взял мою руку и поднес к губам, согревая дыханием. – Все закончилось. Тут только что был твой муж, и я сказал ему, что ты умерла.
– И он... поверил?
– Он устроил истерику в коридоре, на колени упал, рыдал, кричал. Еле уволокли. – Брезгливо поморщившись, Макс растирал мои руки, дышал на них. – Сейчас повезу тебя к себе, надо только одежду сюда принести и машину подогнать ближе ко входу.
– Макс... – решилась я. – А... семья?
– У меня нет больше семьи, – просто ответил Нестеров. – Сын… Но мы не видимся. Захочешь – потом расскажу.
Он сам одел меня, завернул загипсованные ноги в одеяло и на руках вынес из больницы. Машина у него оказалась огромная – под стать самому Максиму, серебристый «Лендкрузер», хоть и не новый. Уложив меня на заднее сиденье, Макс сел за руль, и через несколько минут мы были у него дома.
Пока я приходила в себя на диване в большой комнате, Макс накрыл на стол, достал шампанское и фужеры:
– Вот и Новый год встретим... Тебе пить нельзя, но ты просто в руке подержи.
![Александра Гейл - Дневник любовницы мафии [СИ]](/uploads/posts/books/4209/4209.jpg)