Екатерина Островская - Мотылек атакующий
Людмила Ивановна лежала в гамаке, а когда увидела Машу, вздрогнула.
– Я все не могу привыкнуть, – сказала она. – Знаешь, когда во сне тебя вижу, то у тебя другое, знакомое мне лицо.
– Главное, что я внутри такая же, – улыбнулась Маша.
– Конечно, – согласилась мама, но так неуверенно, словно соглашалась из вежливости. И тут же вспомнила: – Может, в магазин меня отвезешь? Холодильник пустой.
В небольшом поселковом универсаме они выстояли очередь, но, когда уже подошли к кассе, четверо парней протиснулись вперед и начали выставлять на прилавок бутылки с пивом, выкладывать упаковки с нарезкой колбас и пакетики с вяленой рыбой. При этом один из них отодвинул то, что приготовили для оплаты Маша с мамой. Какие-то продукты упали на пол.
– Молодые люди, нельзя поосторожнее? – попросила Людмила Ивановна.
– Да пошла ты, старая! Стой и молчи, пока жива…
Никто из стоящих в очереди не возмутился. Маша тоже промолчала. Наклонилась, подняла упаковки и положила обратно на прилавок. Парень, который сбросил продукты, разглядывал ее в упор. А потом спросил, дыша перегаром:
– Девушка, вашей маме зять не нужен?
– Может, и нужен, – не глядя на него, тихо произнесла Маша, – только не такой урод.
Людмила Ивановна вздрогнула и схватила дочь за руку.
– Ты че, коза? – вскипел парень. – Ща ты мне за базар ответишь!
Но его остановили приятели:
– Не здесь.
Маша с мамой вышли из магазина и начали укладывать пакеты в машину. Двое парней вышли из-за угла и направились к ним. Маша шагнула навстречу.
– Извиниться хотите?
– Ты че? – удивился один. – Сейчас тебе по башке настучим, чтобы людей уважала.
– Не здесь, – обронила Маша.
Она зашла за угол магазина, где стояли еще двое. После чего обернулась к шедшим за ней.
– Где здесь люди? Кого я уважать должна? – спросила она того, кто обещал настучать ей по башке. – Ты, что ли? Да ты – мразь, а не человек.
И тут же ударила его в живот.
Парень согнулся пополам и повалился на асфальт. Трое других опешили.
– Ну, кто еще не хочет извиняться перед пожилым человеком?
Увернувшись от неуклюжего удара, Маша ударила сама, потом еще и еще.
Перед тем как уйти, взяла стоящий на асфальте набитый пивными бутылками пакет, подняла его как можно выше и, разжав пальцы, выпустила. Раздался звон разбитого стекла.
– В следующий раз увижу, что лезете без очереди, убью.
Маша вернулась к машине, села за руль и, увидев глаза мамы, сказала:
– Ребята просили передать, что больше так делать не будут.
Но Людмила Ивановна посмотрела на нее с недоверием. А когда уже поехали, шепотом спросила:
– Они ничего с тобой не сделали?
– Мама, – удивилась Маша, – ну что могут сделать мужчины за три секунды?
– Ну, ведь мужчины разные бывают, – тоном большого знатока заявила Людмила Ивановна.
А ее дочь радостно воскликнула:
– Ах, как здесь птички поют!
Когда Маша вернулась в город, Ани в ее квартире уже не было. На столе в кухне лежала записка: «Спасибо за все. А я уж не надеялась, что у меня когда-нибудь появится подруга!»
До боя с Ли Хэнги оставалось два дня, и Машу вызвал Алексей Филиппович. Коля проводил ее до мансарды, постучал в дверь, впустил спутницу, но сам заходить не стал, побежал вниз. Слышно только было, как шлепают его подошвы по ступеням.
Кущенко сидел у барной стойки. Увидев Машу, поднялся и, раскинув руки в стороны, пошел навстречу. Она увернулась от его объятий, опустилась в кресло. Алексей Филиппович сел напротив и заговорил:
– Ли Хэнги уже в Москве, сегодня или завтра прибудет к нам. Ты как?
– Я готова.
– Вот и славненько. Впрочем, я особенно и не волнуюсь. Думаю, все пройдет хорошо. Но ведь, сама понимаешь…
– Покажу, что умею, – коротко сказала Маша.
– Народу будет! Только от билетов выручка – как наш месячный оборот. А ставки какие!
Кущенко посмотрел на Машу, пытаясь определить ее реакцию, но ей не было никакого дела до сборов и ставок.
– И что удивительно, почти все ставят на тебя. Наши-то понятно – из чувства патриотизма. Но иностранцы! На Ли Хэнги тоже ставят, но как-то неохотно, словно ожидают какого-то подвоха. Мы на нашем сайте выставили видео твоих боев с Пирцхвалавой и Кувалдой, так там уже больше двадцати тысяч просмотров. А на форуме о тебе самые восторженные отзывы.
Маша по-прежнему молчала.
– На сегодняшний день ставки три к одному в твою пользу. Если признаться, я думал, будет наоборот. Представляешь, что случится, если ты проиграешь?
– Всякое может быть, – согласилась Маша.
Кущенко встал и начал ходить по гостиной.
– Значит, и ты не исключаешь такой возможности.
Маша пожала плечами. Алексей Филиппович подошел к стойке и сел на высокий барный стульчик.
– Ну, даже если проиграешь, мы организуем новую встречу, чтобы ты взяла реванш.
– Пока рано об этом говорить.
– Не рано. Просто я хочу сказать….
Кущенко многозначительно замолчал, а Маша вдруг поняла.
– Вы хотите, чтобы я бой проиграла?
Алексей Филиппович тряхнул головой.
– Не все так однозначно.
– То есть вы поставили против меня?
– Да, – признался Кущенко. – Ли Хэнги сильная соперница. Сомнений в том, что ты победишь, у меня нет… то есть я немного сомневаюсь… А вдруг? Но если ты проиграешь, потом будет встреча-реванш, и ты свое возьмешь.
– Как вы хотите, чтобы я сдала бой?
– Да не хочу я! Просто это бизнес. Сегодня поставили на тебя, а когда ты проиграешь, в следующий раз фаворитом станет твоя противница, и ты выиграешь. Вот смотри… Через два дня должна быть равная схватка, и если по очкам победит она, никто ни в чем и не усомнится. Ли Хэнги опытна, у нее поражений пока вообще не было Хотя победа по очкам – от судей зависит. Может, ты подставишься под болевой?
– Вы же знаете, что она борется грязно и в партере возиться не любит. Садится сверху и добивает.
– Да, да, – согласился Алексей Филиппович. – А ты что предлагаешь?
Вдруг до Кущенко дошло, что его Мотылек уж больно легко согласилась сдать бой. Владелец клуба замолчал и пристально посмотрел на Машу. Но та оставалась спокойной.
– Вначале я пропущу сильный удар и не смогу активно атаковать. Половину встречи буду хромать. Но бой проведу на равных.
– А со стороны как это будет выглядеть?
– Нормально. Ли Хэнги в начале схватки, проверяя соперницу, обычно проводит укороченный маваси-гери или мае-гери. Поскольку я ниже ростом, то, вполне вероятно, ударит в бедро – так эффективней, и уйти от такого удара сложнее. Естественно, что потом начну прихрамывать, и она будет выцеливать в то же место…
Алексей Филиппович вздохнул, словно представил, как больно будет Маше, а потом сказал:
– Ты вправе, конечно, отказаться. Я не могу тебя заставить. Ведь в случае победы ты получишь семьсот пятьдесят тысяч баксов. Огромные деньги для женского миксфайта. Но обещаю: если проиграешь, то к полагающейся тебе четверти миллиона я лично добавлю ровно лимон.
– Вы много против меня поставили? – поинтересовалась Маша.
Кущенко кивнул.
– Очень много. О такой ставке в нашей стране я вообще не слышал. За границей – возможно, но я не знаю, чтобы кто-то так рисковал. И потом, я же не от себя лично ставил, а поручил нескольким людям, иначе все понятно бы стало. А так мы с тобой чистыми останемся. Договорились?
– Договорились. Но только с реваншем потом не тяните.
– Не в моих интересах. И потом, ты знаешь, как я к тебе отношусь.
Время идет, но ничего не меняется. Проходят месяцы и годы, не принося никаких перемен. Простые люди остаются бесправными, а наделенные хоть какой-то властью становятся с каждым днем все более ненасытными и уверенными в своей безнаказанности. Губернаторы и министры, прокуроры, чиновники городских и районных администраций, депутаты и инспекторы дорожной полиции – все они приходят на государственную службу, чтобы поживиться, считая свою должность частным предприятием, которое сделает их богатыми, даст возможность не отказывать себе ни в чем – ни в роскоши, ни в осуществлении любой пришедшей на ум прихоти. Они завидуют друг другу и ненавидят тех, кто ждет от них помощи или сострадания. Презирают простых людей, забыв, что сами когда-то были такими – нищими и бесправными. Им плевать на тех, кому обязаны служить. Они не видят слез и не слышат стонов обобранных ими людей, осужденных на вечную муку тащить на своем горбу подлое воровское сословие. «Слуги народа» никогда не жили хуже своих «хозяев» – тех, в чьи карманы запускают свои загребущие руки. У этих мерзавцев есть все, но им хочется иметь еще больше. Они по кускам распродают страну, ломают чужие судьбы и втаптывают в грязь людей, убежденные в своем праве на любой поступок, зная, что наказания не последует. После себя они оставят дворцы, в которых будут жиреть их не желающие и не умеющие трудиться потомки, а на ухоженных кладбищах будут стоять мраморные монументы…
