Т. Ричмонд - По ее следам
– Ты псих, Мокси, – ответила она.
– Когда-нибудь я тебя поцелую.
И тут у нее снесло крышу.
– Я рада, что Бен тебя поколотил. И поделом. Я попросила его тебя припугнуть.
Видите, правда все равно выйдет наружу, если хорошенько надавить. Она умерла, и справедливость восстановлена: дурной человек наказан за злой поступок! Готов поспорить, ей было по кайфу воображать, как Финч лупит меня ботинками сорок третьего размера.
Когда Алиса откинулась, я попытался продать статью в газету. Но эти кретины сказали, что не заинтересованы в материале. Я грамотно подал историю: мол, надежные сведения от близкого друга. Жили в одном доме, можно сказать, она была моей девушкой. Предложил эксклюзивное интервью, но эти ребята ни черта не разбираются в хороших текстах. Ничего, вот узнают, что я хочу рассказать, и прибегут обратно!
Когда все жители дома на Каледониан-роуд ушли гулять, я зашел в комнату Алисы, лег на кровать и представил, как она промывает мне раны. Было больно, но мне нравилась эта боль, от нее я только сильнее любил Алису. Заодно прихватил ее кружку со слоном в дополнение к своей коллекции, спрятанной на полке шкафа: шарф, ручка с пожеванным колпачком, бюстгальтер. Я воображал, что это подарки Алисы.
– Разбилась, – сказал я Алисе, когда она спросила, не видел ли я ее кружку. Обычное дело, в доме на Каледониан-роуд все время что-нибудь разбивалось.
Но я отвлекся. Эта тема создана для того, чтобы вывести на чистую воду ЗЛОВЕЩЕГО университетского профессора. Видите ли, я провожу собственное расследование, и скоро этот негодяй будет повергнут. Справедливость восторжествует.
* * *Отрывок из дневника Алисы Сэлмон, 18 марта 2011 г., 24 года
– В чем секрет долгого брака? – спросила я. (Да, да, это клише, но читателям будет интересно).
– Надо позволить мужу думать, что он в семье главный, – сказала Квини.
– Соглашаться с ней во всем, – с ухмылкой добавил Альф.
Они проводили меня в гостиную, принесли чай и печенье на потертом подносе и вручили альбом со своей бриллиантовой свадьбы.
– Если доживем, то на шестьдесят пятую годовщину поедем в парк аттракционов, – сообщила Квини.
– В Торп-парке есть одно шикарное местечко, – подхватил Альф и поковылял к двери, чтобы выпустить собаку.
– Я обязательно еще раз возьму у вас интервью после этого праздника.
– Ох, дорогая моя, к тому времени вы уже найдете новую работу, – улыбнулась Квини. – Такая умная девочка!
Меня недавно повысили. Теперь я старший репортер. Гип-гип, ура!
Они показали мне свои пейзажи, на которых красовалась гряда Саут-Даунс. Пенсионеры-художники. Восьмидесятилетние садоводы. Влюбленные старички. Вот она, профессиональная деформация журналиста: начинаешь думать эффектными заголовками.
– Алиса, должна вам признаться, – сказала Квини, – я редко читаю газеты. В хорошем романе больше правды, чем в прессе.
Я представила насмешливый голос редактора: «Как там наши божьи одуванчики? Пережили интервью без потерь?» Наверняка будет требовать сочных цитат.
– Что вы посоветуете молодым, миссис Стоунс? – спросила я.
– Живите так, будто каждый день – последний, – ответила Квини.
«А вот и цитата», – подумала я.
Редактор ждал «глубины и конфликта».
– Вы столько лет вместе, неужели не надоели друг другу? – Я попробовала перевести разговор с риторических вопросов на конкретные темы.
– Иногда муж ведет себя как вздорный старый козел, но без него я никуда.
Мы наблюдали за Альфом: он топтался во дворе и ждал, пока собака набегается вволю.
– Вы ведь учились в университете? – спросила Квини. – Жаль, мне не довелось. В те времена мало кто поступал в университет, особенно девушки.
– Я училась на факультете английского.
– Я бы выбрала такую же специальность. – Она покачала головой и ласково улыбнулась, глядя, как муж бочком спускается по ступенькам. – Старый романтик думает, что я всегда буду его принцессой.
«Всегда не значит вечно», – подумала я. Как ни странно, счастливые истории часто навевали на меня грусть, я уже успела привыкнуть к такому повороту событий.
– У вас наверняка есть кавалер. Расскажите, какой он?
– Его зовут Люк.
– Люк. Как моего внука. Красивый, да?
Я вытащила телефон и отыскала фото, где Люк красовался на велосипеде перед зданием Парламента. Квини с опаской взяла телефон у меня из рук, стараясь не прикасаться к экрану, будто могла его испачкать.
– Славный кавалер. У него доброе лицо. И симпатичное.
Беззвучно работал телевизор, на подлокотнике дивана лежала газета «Радио таймс», в программе телепередач одна строчка была подчеркнута красным – «Пуаро».
– Мы потеряли ребенка, – неожиданно сказала Квини.
«В их жизни тоже случались трагедии, – подумала я. – Нет, не буду углубляться в эту тему». Я отложила блокнот, и Квини показала мне фотографии мальчика лет одиннадцати или двенадцати – дети в этом возрасте совсем на одно лицо – и обвела пальцем его черно-белый силуэт.
– Фотографии никогда не бывают лишними, память начинает подводить. – Она постучала себя по голове. Волосы у Квини были тщательно уложены – наверное, специально для интервью, для меня. Такое неуважение – пытаться свести всю их жизнь к одной статье про бриллиантовую свадьбу. Жизнь несоизмеримо больше любой истории, ее нельзя, никак нельзя сводить к чему-то одному. – Квини продолжила: – Доживешь до такого возраста и уже не помнишь, что именно ты забыл.
– Я записываю все в дневник.
– Каждый человек воссоздает мир на свой лад, – сказала она. – Я люблю фотографии. Кстати, а можно будет получить копии снимков для статьи?
Фотограф велит им стать у порога или усадит на скамейке в саду. Попросит взяться за руки или вручит им снимок мертвого сына. Скажет: «улыбайтесь», «чудесно», «вот так и замрите» – а потом вернется в офис, скинет снимки на жесткий диск, подтянет цвета и экспозицию, подкорректирует цвет кожи, сотрет дефекты, подобьет расходы и помчится дальше, обгоняя пробки.
Вечером Люк спросил, как прошел мой день, и я рассказала про чудесную пожилую пару. Про старушку, которая назвала его «славным кавалером» и «симпатичным парнем». Завтра утром, в шесть сорок, когда зазвенит будильник, я спросонья толкну его в бок и скажу: «Давай, кавалер, пошевеливайся!» А когда он составит для меня плейлист, купит цветы или подбросит на порог нежданный подарок, шоколад или какую-нибудь сентиментальную записку, я отвечу: «До чего славный кавалер!»
– Вы любите его, да?
– Мы только начали встречаться.
– Не надо кокетничать. Любите же? Мне восемьдесят, у меня глаз наметан на такие вещи.
Из кухни донеслось кряхтение и дребезжание посуды: Альф кормил собаку. Я попыталась представить, каким будет Люк в старости, но перед глазами вставал только его наряд с какой-то костюмированной вечеринки: кардиган с большими пуговицами, трость и шляпа. Он тоже станет «вздорным»? Так рассуждают только старики (пожалуй, слово «вздорный» станет словом дня в этой записи!).
– Вы с Люком, наверное, будете жить вместе и до свадьбы, да?
– Мы встречаемся всего год.
В голове промелькнуло словечко «домохозяйка». К черту. Как насчет всего остального? Алиса Сэлмон, журналистка, ведущая расследования. Редактор. Музыкальный обозреватель. Волонтер в благотворительной организации. Путешественница. Известный писатель. Завсегдатай вечеринок. Редкая бестолочь.
– Наверное, съедемся. Когда-нибудь в обозримом будущем.
– Милая моя, будущее не за горами.
– Я еще не решила. Может, брошу все и уеду в кругосветное путешествие, – продолжила я. – В Австралию, Аргентину, Таиланд. Всегда хотела побывать в Мексике. В наши дни никто не заводит семью до тридцати лет.
Квини разложила на столе свое семейное древо: хитросплетения имен, дат, линий, разрастающиеся во все стороны, уходящие в далекое прошлое, и имена как в романах – Уинстон, Виктория, Этель, Альфред. А в самом низу Альфред Стоунс и Мод Уолкер, соединенные одной резкой линией. Под ними четверо детей, семеро внучат и два правнука.
– Мод. Какое красивое имя, – сказала я.
– Мне больше нравится Роуз. Можно дать вам совет? Лично вам, не в газету. Не пытайтесь охватить все разом. Вашему поколению повезло, но нужно выбрать какую-нибудь одну дорогу. – Она коснулась семейного древа. – Вот мне, например, вполне хорошо прямо здесь.
Какая все-таки странная у меня работа. Мне платят за то, что я распиваю чай с незнакомцами, выслушиваю их секреты и записываю все излияния на диктофон или стенографирую в блокноте со скоростью сто слов в минуту.
– Знаете, сколько дней в шестидесяти годах? Я специально подсчитала, когда мне сказали, что вы придете к нам взять интервью. 21900, если не учитывать разницу с високосными. «Где жить нам, как не в днях?» – слышали такое стихотворение? Филип Ларкин.
– Мама его нежно любит. Точнее, нежно ненавидит.
