Анна Малышева - Трюфельный пес королевы Джованны
– Вот еще – трактат о пищеварении… Письмо Аристотеля Александру Великому о четырех типах правителей… Рецепты салатов, помогающих от геморроя. Трактат о трех видах странгурии…
– Знакомы ли вы с ним? – оживился старец в кресле.
– Когда-то, в Париже, я читал его… А теперь имею возможность попрактиковаться, удаляя мочевые камни у трупов…
– Probatumest, – кивнул старик.
– Испытано, – подтвердил врач. – Увы, испытано все. Я испытал все, что вы можете мне предложить, досточтимый друг, и все это бесполезно.
– По нашим временам называть еврея другом… – Старик прикрыл глаза и, вновь открыв их, устремил на гостя острый, юношески пронзительный взгляд. – Сейчас, из-за чумы, письма почти не доходят… Ждешь одних известий, а получаешь другие. Из Германии на днях пришли скверные вести. Здешняя община в панике – как бы и у нас не повторилось то, что произошло там…
– Что? – Врач рассеянно взглянул на него. С минуту он словно отсутствовал. – А вот этот рецепт! Он мог бы меня вмиг обогатить, послушайте только: «Возьми черную жабу, которая не может ползти, и бей ее свежеоструганной липовой палкой, пока она не придет в ярость и печень ее не распухнет. Затем жаба умрет, печень вынь и положи ее в глиняный горшок, закрой крышку, чтобы не выходил дым и не входил воздух, и жги ее в горшке, пока печень не превратится в пепел, и натри чумной нарыв этим пеплом». Я знаю десятки, сотни людей, которые отдадут все свое золото, загородные дома, лавки только за то, чтобы я изготовил им это снадобье, уснастил его латынью, греческим и сдобрил своим важным, неприступным видом, парижским дипломом, папским благословением… Они, конечно, умрут, эти больные, как умрут и другие, те, у которых нет золота, чтобы оплатить подобные услуги! Но ведь я всегда могу сослаться на то, что тут была задействована воля Божья, против которой врач бессилен. Так я прослыву и знатным эскулапом, каким никогда не был, и благочестивым христианином, каковым никогда не стану.
Он надтреснуто, невесело рассмеялся. Старик покачал головой:
– Вы смелы… Уж очень смелы… Такие речи в наши тяжелые времена…
– Я трус, – оборвал его врач, нахмурившись. – Смельчаком меня сделала чума.
– Кара Господня… – шевельнулись бледные губы старика, едва различимые за редко растущей, клочковатой седой бородой. – Вы слышали, конечно, об анжуйском письме к эмиру?
– Об этой фальшивке? – врач пожал плечами. – Слышал и забыл, как все.
– Друг мой, такие вещи помнятся долго… Тридцать лет прошло с тех пор, как письмо якобы нашли у члена еврейской общины в Анжу, а сейчас о нем говорят как о свежей новости. Евреи якобы сговаривались с сарацинским владыкой погубить христианский народ, наведя на него чуму, и вернуть себе тем самым великий град Иерусалим, а престол эмира утвердить над великим городом Парижем…
– Стоит ли повторять эти басни?
– Нынче их повторяют все. – Старик с тревогой смотрел на гостя, словно ожидая от него других слов, но доктор, державший в руках книгу, раскрыл ее и начал перелистывать.
– Эту, пожалуй, я возьму, – с сомнением проговорил он. – Изборник Жильберта Английского. Здесь, я вижу, имеются варианты рецептов, которые есть в моем антидотарии…
– И также варианты заклинаний на латыни, для того чтобы усилить действие лекарств, – улыбнулся старик.
– И увеличить гонорар. – Врач закрыл книгу. – Ей-ей, если бы я меньше тратился на всяческие трактаты, а вместо того дружил с аптекарями, писал рецепты подлиннее, составлял гороскопы больным, трещал по латыни у их ложа, наводя на всех страх не хуже самой чумы, любезничал по-французски с их женами, кем бы я был?!
– Самым богатым врачом Неаполя! – немедленно ответил старик.
– Пожалуй, что так, – согласился с ним гость. – Но пока это далеко не так, увы. Сколько вы возьмете за книгу?
– Ничего, друг мой, – старик сделал слабый отрицательный жест. – Примите ее в подарок.
– Я не богач, но я и не нищий, – врач удивленно поднял на него взгляд, – и могу заплатить настоящую цену.
– А я, хотя торговля книгами сейчас в страшном упадке, в отличие от торговли вином, пряностями и прочими лакомствами, могу сделать вам подарок! – заупрямился хозяин. – Там более вскоре я, должно быть, уеду…
– Вы уезжаете? – еще больше изумился врач. – Когда же?
– Срока я еще не знаю. Но, должно быть, ждать придется недолго.
– А куда? Сколько я помню, загородного имения у вас нет?
– О, такому старику, как я, одинокому вдовцу, давно уже поженившему детей, имение ни к чему. Была бы могила, в которую мне позволят спокойно лечь… – Его глаза затуманились, голос поник, как угасающий ветер, прилетевший издалека. – На грудь мне насыплют горсть праха со Святой земли – она давно уже мною припасена, она здесь! – Старик коснулся впалой груди, нащупывая что-то под просторной одеждой. – И когда наступит час Суда, я найду дорогу в Святую землю…
– И вы верите в какой-то еще суд, кроме того, свидетелем которому мы все становимся здесь день за днем? – вновь перебил его доктор.
– Друг мой, вы богохульствуете, – кротко остановил его хозяин книжной лавки.
– И вы туда же! – Кустистые, почти сросшиеся брови врача разделила на переносице резко обозначившаяся морщина. – Вы, единственный мой собеседник последние несколько лет, единственный, в ком я не разочаровался, кого я не оставил, предпочтя общество великих мертвецов, заключенное в книгах, – и вы твердите мне о Боге, о Страшном Суде!
– Друг мой, без веры любое знание – наточенный нож в руках безумца! Ведь, если вы увидите сумасшедшего, вооружившегося подобным образом, вы постараетесь лишить его оружия, не так ли? Не так ли поступает Господь в эти страшные дни, разоружая нас перед лицом своего гнева, оставляя нас слабыми, нагими, беззащитными перед болезнью? Ибо познания людей растут, а вера их, сообразно росту знаний, ослабевает…
– Вы сами не больны ли? – резко заметил врач, оглядывая старика в кресле уже без тени былого дружелюбия. – Эти речи от вас мне слышать странно!
– Милостью Господней я здоров, – ответил тот.
– Среди евреев заболевших меньше, – кивнул врач. – Я полагаю, густота крови у вас иная. Чуме она не по вкусу. Что ж, эту книгу я, так и быть, приму в подарок. Но за следующую, знайте, заплачу сполна! Сейчас я тороплюсь, мне надо навестить одного больного…
…Его шаги уже затихли на лестнице, а старик, замерший в кресле, все прислушивался. Тревога исказила черты его лица, от напряжения оно казалось даже глуповатым. Наконец, убедившись, что тишину более ничто не нарушает, он с видом крайнего отчаяния откинулся на спинку кресла и сдавленно пробормотал несколько слов, значения которых Александра не поняла.
Глава 12
Она проспала едва не до полудня и очнулась только от голоса матери, стоявшей над нею и твердившей:
– Тебе звонят! Звонят же!
А когда Александра, резко сев в постели, вслепую схватила протянутый матерью мобильный телефон, та укоризненно добавила:
– Все утро названивают с одного и того же номера! Я отвечать не стала, конечно, но уж решилась тебя разбудить!
– Правильно… – пробормотала художница, растирая глаза тыльной стороной руки. Попутно она отметила, что постель с пола убрана и аккуратно свернутая стоит в углу. Маргарита исчезла. За матерью закрылась дверь. Александра взглянула на дисплей, увидела фамилию «Птенцов» и взволнованно прижала телефон к уху:
– Да?
– Добрый день, и примите мои извинения! – произнес коллекционер. – Не стал бы вас будить, вы так сладко спите, но дело срочное. Кажется, я в шаге от знакомства с одной собачкой…
– Павел Андреевич, неужели?! – Она растерянно взъерошила свободной рукой свалявшиеся во сне волосы. – Как же вам удалось?
– Не телефонный это разговор… – откашлявшись, глухо ответил Птенцов. – Но в одном вы были абсолютно правы – пес в Москве.
– Нам нужно срочно увидеться!
– Я того же мнения. Кстати, я сейчас тоже в столице. Давненько не бывал… Но вот утром приехал, ради вашего песика потревожил свои несчастные ноги. Сейчас они о себе напоминают… С места сдвинуться не могу. Так что придется вам самой меня навестить.
– Конечно! Я сейчас же приеду!
– Тогда жду, буду рад вас видеть…
Птенцов назвал адрес. Александра записала его на клочке бумаги, ежась от волнения: ей предстояло увидеть квартиру на Ильинке, знаменитое логово Плюшкина, о котором некогда говорила вся «антикварная» Москва!
– Я буду у вас через полтора часа, – пообещала она.
– Как вам угодно, – любезно ответил мужчина. – Я в ближайшие несколько дней отсюда не тронусь. Путешествие и так было рискованным. Как бы концы тут не отдать…
– Неужели вы приехали на электричке?
– Что вы, помилуйте, на машине, на моторе, как говаривали в старину! Для меня и это уже подвиг!
– Но Елена с вами?
– Она осталась дома. Да приезжайте, поговорим!
…Войдя на кухню, Александра застала там подругу, сменившую одолженный халат на собственную одежду. Мать кормила ее то ли поздним завтраком, то ли ранним обедом – на тарелке перед Маргаритой красовалась яичница с ветчиной. Художница хотела протиснуться к плите, объяснив, что ей срочно нужно выпить кофе, но мать ее отстранила:
