Александра Маринина - Последний рассвет
Юрий протянул отцу несколько распечатанных на компьютере страниц.
– Вот это отрывок дневника, а я почитаю тебе, что у меня получилось. Ты последи за текстом, чтобы я ничего не упустил и не перепутал. Может, какие-то обороты подскажешь, ты же литературу девятнадцатого века знаешь хорошо.
Сотников рассмеялся. Его сын всегда умел найти самый экономичный способ решения собственных задач.
– А ты пьесы Островского читать не пробовал? Уж там-то язык только разговорный, вполне можешь кое-что позаимствовать, – посоветовал Алексей Юрьевич. – Стыдно эксплуатировать старого немощного отца.
Юрий кинул на него озорной взгляд, потом откашлялся и начал читать.
Сотников поглядывал в текст дневниковых записей своего далекого предка и, вполуха слушая невыразительный бубнеж сына, думал о том, как прочно и в то же время непредсказуемо бывают связаны разделенные во времени события. Если бы в 1845 году Юрий Первый не надумал сделать брошь для жены, если бы эта брошь не оказалась замеченной в свете, то не возникло бы в 1853 году традиции ювелирных посиделок с заключением пари, и не вознесся бы к вершинам своей славы Дом Сотникова, и не имели бы его изделия такую высокую цену, и – как результат – не случилось бы той истории с Лёней Курмышовым.
И ничто не омрачало бы дружбу Алексея Сотникова и Леонида Курмышова, зародившуюся больше сорока лет назад.
А кстати, и у Илюши Горбатовского не было бы возможности с таким изяществом высказать Лёньке в глаза все, что накипело на душе. Интересно, если бы не ювелирные посиделки, как бы повел себя Илья? Начал открыто выяснять отношения с Лёней? Или устроил ему мелкую каверзу? А то и крупную пакость…
Сергей Кузьмич Зарубин ввалился в кабинет усталый и сердитый. Весь день он вместе с сыщиками из Восточного округа занимался установлением обстоятельств смерти Геннадия Колосенцева. Первой и пока основной версией было предположение о том, что Геннадий в ходе работы по одному из дел вышел на проживающих в общежитии гастарбайтеров, и нужно было для начала хотя бы понять, по какому именно делу оперативная информация привела его в то место, где наступила смерть. Изучение номеров, по которым производились соединения с мобильного телефона Геннадия, ничего не дало. И вообще в течение последнего часа перед предполагаемым временем наступления смерти Гена никому не звонил со своего мобильника. Зарубин подробно и дотошно расспрашивал всех оперов, работавших в одном отделе с Колосенцевым, но пока даже намека на общагу и ее обитателей не обнаружил. Единственным, с кем он еще не поговорил, был Роман Дзюба.
– А он скоро сам сюда прибежит, – утешил его Антон. – Хочет поделиться с тобой кое-какими соображениями. Чаю хочешь?
– Водки хочу, – мрачно сообщил Зарубин. – И веревку с мылом, чтобы повеситься. Тоха, ты же работал с этим Колосенцевым пару лет назад. Что можешь о нем рассказать?
Антон задумался, потом неторопливо, взвешивая каждое слово, ответил:
– Гена Колосенцев – не фанат своей работы, ему было откровенно скучно в розыске, он просто откашивал от армии, собирался, как только исполнится двадцать семь лет, уходить из полиции.
– Так ему двадцать семь вроде давно исполнилось, – заметил Зарубин. – А он не ушел. Почему, не знаешь?
– Знаю, – усмехнулся Антон. – Вернее, догадываюсь. Не ушел он потому, что на фиг никому не нужен. Это миф, что молодого юриста с опытом оперативной работы оторвут с руками и дадут такую должность, при которой можно ночами играть на компьютере в онлайновые игрушки, потом до обеда спать и получать за это деньги, на которые можно жить. За приличные деньги надо очень много работать, просто так их никому не платят, а очень много работать – так он и так это имел, в розыске. Какой смысл менять шило на мыло? Чтобы вести такой образ жизни, какой Гене интересен, нужно заниматься исключительно творческой деятельностью, когда ты сам себе хозяин и на работу ходить не надо. Так что все его представления о том, как сладко он будет жить после увольнения, оказались иллюзиями.
Зарубин покивал головой, обдумывая услышанное, потом довольно бесцеремонно ухватил большую кружку Антона с только что заваренным чаем и перелил добрую половину в свою чашку.
– Делиться надо, – нравоучительно произнес он. – Так, может быть, Геннадий начал пробовать себя в каком-то бизнесе, готовил почву для увольнения? Нашел каких-то людей, связался с ними, что-то пошло не так… надо в этом направлении покопать. А то мы уперлись в фигурантов по его последним делам, а может, общага тут как раз совсем другим боком.
Они обсудили кое-какие общие дела и уже собрались было углубиться в составление письменных отчетов, когда распахнулась дверь и появился Дзюба, взъерошенный и возбужденный. Зарубин с облегчением отодвинул от себя клавиатуру компьютера и принялся задавать Роману вопросы. Антон прислушивался к их разговору и прикидывал, на сколько хватит выдержки у Ромки? Сколько он вытерпит, прежде чем обрушит на Сергея Кузьмича свою «геймерскую» версию? Пять минут? Десять?
«Максимум – пятнадцать, – решил Сташис. – С Ромкиным темпераментом дольше не выдержать».
Но он ошибся. Темперамент у Романа Дзюбы был, конечно, буйным, но и выдержки ему не занимать. Он не озвучил свою версию до тех пор, пока не ответил на все вопросы Зарубина.
– Сергей Кузьмич, вы не думаете, что Гену могли убить из-за конфликтов в игре?
Антон почему-то был уверен, что Зарубин начнет или хохотать, или страшно ругаться и издеваться над рыжим опером. Но Сергей, видно, здорово устал, потому что просто махнул рукой: у них и так две рабочие версии – гастарбайтеры-фигуранты и попытки заработать деньги сомнительным бизнесом, их бы отработать для начала. Какая там еще игра?
Но Дзюба не унимался:
– А как же записка? Она же явно не имеет никакого отношения к общаге, рядом с которой Гену нашли, значит, она может быть ключом к еще какой-нибудь версии!
Зарубин посмотрел на него так странно, что Антону даже не по себе стало. Жаль, что Ромка производит на Сергея впечатление умалишенного или дебила, он очень неглупый парень, и что самое главное – у него свободное мышление, не зашоренное вдолбленными со школьной скамьи алгоритмами. Антон Сташис много отдал бы за то, чтобы работать с таким опером, как Роман Дзюба.
– Ты что, самый умный? – устало проговорил Зарубин. – Думаешь, без тебя не додумались? При трупе Колосенцева действительно нашли бумажку с описанием маршрута к гаражам и с номером гаража. Прошли по маршруту и гараж нашли. Владельца этого гаража в первую очередь и прессанули, но он оказался ни при чем. Там и имя стояло, «Николай», но у владельца гаража имя другое, его зовут Владимиром Анатольевичем. Весь день опера из Восточного с этой запиской колотились, всех гаражников перетрясли – и ничего. При этом нет уверенности, что гаражи те самые, про которые речь шла в записке, потому что в записке указано, что за гаражным комплексом стоит небольшое кафе с бело-голубой вывеской, а там никакого кафе нет. Поэтому скорее всего речь в записке шла вообще о других гаражах, но о каких – мы уже теперь вряд ли узнаем. При этом труп нашли в одном месте, на Востоке, а гаражи в совершенно другом, на Юго-Западе, поэтому немножко с гаражами поковырялись и решили, что гаражи – это про другое, а искать надо все-таки в месте обнаружения трупа.
Дзюба запустил пятерню в густую рыжую гриву, словно стараясь собрать в кулак разбегавшиеся по черепной коробке мысли.
– А машина Генкина где стояла?
– А что, у него машина есть? То есть была, – тут же поправился Зарубин. – Красиво живут молодые опера. Что ж мне ребята твои не сказали про машину? Уж они-то наверняка знали, что она есть. Ну, наверное, там и нашли, где труп, раз не сказали.
– Давайте проверим, – взмолился Роман, жалобно глядя по очереди то на Зарубина, то на Антона. – А может, его из-за машины убили? Знаете, как это постоянно бывает: водителя убивают и выбрасывают из салона, а машину угоняют.
– Ага, – кивнул Зарубин, листая блокнот. – Угоняют. Без ключей. Ключи заботливо кладут в карман убитому и уезжают. Ключи-то у Колосенцева при себе были, вьюнош с горящим взором! В кармане куртки лежали.
Глаза Дзюбы недобро сузились, в них полыхнул злой огонь.
– Почему же вы, Сергей Кузьмич, удивились, когда я спросил про машину, если вы с самого начала знали, что у Гены в кармане были ключи от нее?
– Ох ты какой! – Зарубин внезапно развеселился, даже усталость, казалось, прошла. – Уж и пошутить нельзя. Характер у тебя, однако, старлей. Ну ладно, ладно, уел, признаю. Про ключи забыл, вернее, внимания не обратил, а когда ты спросил – я записи полистал и наткнулся на перечень того, что было в карманах. Расслабься, остынь, чего ты волком-то на меня смотришь?
– И все-таки не надо сбрасывать со счетов вариант убийства из-за конфликтов в игре, – твердо повторил Роман. – Мне Генка часто рассказывал, как там собачатся. Даже парня одного насмерть забили, устроили с ним свару в чате, забили стрелку, чтобы разобраться лицом к лицу, кто круче, а в итоге труп. Вы поймите, Гена был очень хорошим геймером, кроме того, он был администратором. Его могли убить либо из зависти, потому что он – лучший, либо он как админ кого-то забанил, и его убили из мести.
