Дмитрий Серебряков - Фабрика звезд по-русски
— Дмитрий Георгиевич, — укорила она Совина. — Мы же, честное слово, не на литературном диспуте! У меня дел других нет, как выслушивать ваши воззрения о русской и зарубежной литературе. Вы что-то там о языковом чутье говорили. Продолжайте, пожалуйста.
— Да, конечно. Я действительно несколько увлёкся. Так вот, о разнице в стихах. Повторюсь, что объяснить я её не смогу. Но она есть. И я её почувствовал.
— И это вас толкнуло на такое опасное мероприятие, как частное расследование? — уколола Совина собеседница. — Вы же не можете в своём теперешнем положении отрицать, что следствие оказалось опасным.
— Не могу, — согласился Совин. Никакой приятности от настоящей встречи — в этом он себе не стыдился признаться — Дмитрий не испытывал.
— Видимо, вы не ожидали, что это дело будет опасным. Но когда вас предупредили, помните, вы и тогда не остановились. Почему?
— Обиделся. Видите ли, именно в тот момент я решил… Нет, не так. Именно в тот момент я уже числился отошедшим от расследования. Я от него отказался. В предшествующий встрече с вашими бандитами вечер.
— Нехорошо за глаза плохо говорить об отсутствующих людях, Дмитрий Георгиевич, — укорила его собеседница. — Продолжайте, пожалуйста.
— А чего тут продолжать?.. Мне набили морду. А я нежный и ранимый. И ужасно обидчивый. Вот и всё.
— Понятно. Надо было сначала разузнать о вас поподробнее. Как ни крути, а это ошибка. Ладно, впредь буду умнее. Но я отвлеклась. Продолжайте.
— Не буду.
— Обижаете, Дмитрий Георгиевич.
— Чая хочу. Во рту пересохло. Башка болит. Не нальете — не буду рассказывать. И в конце концов, вы тут единственная женщина. Я прошу вас быть сегодня хозяйкой в моём доме.
— Благодарю, ну прямо как в светском романе. — Гостья поднялась и пошла на кухню, коротко бросив: — Посмотрите за ним.
Стоящие по бокам что-то буркнули в ответ.
— А может быть, вам кофе, Дмитрий Георгиевич? — донеслось из кухни.
— Кофе по вечерам не полезно для здоровья.
— О, да вы оптимист! — вернулась из кухни назначенная на этот вечер хозяйка. — Чайник я поставила.
— Мне свежую заварку надо. А что касается оптимизма… Может, договоримся? Я рекламщик, могу большую пользу принести…
— Я всегда говорила, что каждый продается. Всё зависит только от суммы. В вашем случае сумма — ваша жизнь. — Собеседница помолчала, подумала и пришла к неутешительному для Совина выводу. — Нет, не договоримся. Вы опасны.
— Мне очень приятно это слышать. Не о том, что не договоримся, а о том, что опасен. Мне первый раз в жизни об этом говорят. Приятно почувствовать себя крутым.
— Ну, насчет крутого вы несколько ошибаетесь. Я вынуждена еще раз напомнить вам о вашем положении.
— Дайте закурить.
— Дайте ему.
Слева из пространства появилась пачка сигарет, потом горящая зажигалка. Совин сладко затянулся.
— Пока чай закипает, давайте продолжим, — предложила собеседница. — Итак, вы поняли, что стихи написаны двумя разными людьми. Дальше.
— Поехал во Владимир. У родственницы нашёл тетрадку со стихами Марины Снегиревой. И понял, что она и вовсе не писала стихи с первого компакта.
— Ну-ну… — подтолкнула собеседница.
— Для порядка копнул под катастрофу. Очень меня насторожил «урал», отправленный за кирпичом во Владимир.
— Чем насторожил?
— Не подходит он для перевозки кирпича. А вот катастрофу устроить — самое то.
— Это ошибка. Хотя и не моя, другого человека, — недовольным тоном отметила молодая женщина.
— Ваша — другая. Шофера защищал известный с нехорошей стороны богатый адвокат. Не соответствуют они друг другу — адвокат и клиент.
— Тоже верно. Виновата. Извините.
— Ничего, — великодушно простил ошибку Совин.
— У вас хорошее чувство юмора, Дмитрий Георгиевич.
— Я знаю. Пепельницу дайте. Я на пол пепел не могу стряхивать.
— Дмитрий Георгиевич, да ведь здесь через несколько часов все сгорит. Что вы как ребёнок, ей-богу. Впрочем, если вам так удобнее… Дайте ему пепельницу. Довольны? Давайте дальше.
— Дальше? Побывал в больнице у Глебова. Зря вы его живым оставили.
— Согласна. Завтра мы исправим эту ошибку. Продолжайте, пожалуйста.
— Узнал о том, что существует некий загадочный Толстый. Потом поинтересовался водителем. Водитель после дорожно-транспортного происшествия уволился. Коллегам проговорился о полученной крупной сумме денег.
— Недоносок! — зло глянула на Черткова гостья.
Справа виновато вздохнули.
— А вы злитесь, — отметил Совин.
— Да, — признала собеседница. — Но я стараюсь сдерживаться. Не будем отвлекаться. Продолжим.
— Выяснил, что фирма, отправившая автомашину «урал» за кирпичом, сроду ничего не строила. А через владимирское отделение этой фирмы — есть такое — узнал, что и никаких нарядов на получение кирпича никто не выписывал. Стало быть, за него никто и не платил. А какой нормальный коммерсант погонит машину за товаром, не зная даже, есть ли он. Там чай закипел.
— Сейчас заварю. Подождите.
Нет, Совин не зря пригласил её быть хозяйкой: через десять минут она подвезла к нему сервировочный столик на колёсиках. На столике уже стояли две чашки чая, заварочный чайник и вазочка с колотым сахаром.
— Отлично, спасибо, — поблагодарил Совин, с удовольствием глотая любимый напиток. — А то, знаете, в горле совсем пересохло.
— Волнуетесь? — участливо поинтересовалась собеседница.
— А вы как думаете! — возмутился Дмитрий.
— А я именно так и думаю. Я даже думаю, что просто трусите. Конфет у вас нет? Все-таки женщину в гости ждали.
— Виноват, как-то не подумал.
— Ну что, продолжим?
— Давайте. Далее обнаружился безвременно и случайно погибший поэт Владик Семенов. Познакомился с Ниной Власовной. В столе Владика обнаружились напечатанные стихи и рукописные их черновики.
— Опять ошибка. Сразу нужно было с ней кончать! — Гостья даже хлопнула себя рукой по коленке.
— Не согласен, — возразил Совин. — Если бы не это мое проклятое языковое чутье…
— Все равно. Она и сама могла бы услышать стихи сына. Да и… В таких делах необходимо создавать стократный запас прочности. А я этого не сделала. Ладно… — И, четко произнося все звуки, проговорила: — На ашипках учемся. Продолжим.
— Встретился с некоей Настей.
— Знаю такую.
— Ничего толкового не узнал.
— Естественно.
— Ещё раз посетил Глебова и с его помощью восстановил картину катастрофы. И убедился, что её организовали специально. Кстати, и описание вашего блондина, то бишь Сергея Зверева, дал мне Глебов. Он и машину вспомнил, и часть номера.
— Это как? Не отвечайте. Вопрос некорректно поставлен. Сформулирую правильно: каким об разом он вспомнил Серёжу и откуда он знал, как его зовут?
— Это два вопроса. Как зовут водителя, Глебов, конечно, не знал. Да и машину не помнил. Это я: представил, как я сам организовал бы катастрофу, прикинул систему сигналов-указаний о том, какую машину надо бить. Рассказал Глебову, попросил его войти в то состояние, когда он вел машину… Это долго рассказывать…
— Ничего, я с удовольствием слушаю.
— Короче, попросил Глебова попытаться вспомнить свои чувства. А через них вышел и на его сознание. Оказалось, он все прекрасно помнит. Что же касается имени…
— Он в ментовке меня видел и вопросы ментовские слышал, — перебил блондин, обращаясь к своей хозяйке, а как иначе назовешь ту, которая здесь командовала. — Когда с меня показания снимали про угнанную тачку. Это я только сейчас вспомнил.
— А тебя, Сережа, не спрашивали, — жестко проговорила она.
— Всё так, — подтвердил Совин. — И еще мы на дороге встретились, когда вы меня тем же «уралом» убить хотели.
— Так вы не случайно остановились? Вы знали?
— Естественно. Или, как теперь говорят, разумеется.
— Это вы Жванецкого процитировали.
— Еще раз хочу подчеркнуть, моя глубоконеуважаемая гостья, что с культурно развитым преступником иметь дело гораздо приятнее, чем с некультурным и грубым. Конечно. Я-то сценарий катастрофы знал. А ваши люди не знали о том, что я знаю. И когда меня машина с вашим Сережей за рулем обогнала, я насторожился. Дело, видите ли, в том, что у этой машины есть особая примета: налепленная на правое заднее крыло желтая наклейка-клякса. Мало того: ведь Глебов и две цифры из номера вспомнил, а уж в милиции я третью узнал. Далее, думаю, вам всё понятно. Я просто сломал сценарий, на исполнение которого настроились ваши горе-убийцы. Видать, у них опыта в таких делах маловато… Понял я, что и во Владимире меня никто не ждет. Развернулся и махнул обратно. Кстати, интересно, они меня пытались потом во Владимире обнаружить?
— Опустим этот вопрос.
— А-а-а, значит, пытались.
