Владимир Константинов - Жестокие игры - 2
- Шутить изволите, милостивый государь! - разыграл я оскорбленную добродетель.
- Нисколько ни того... Какие могут быть ага... Какая ваша... Цена ваша какая?
- Да как вы смеете! - вскричал я, вскакивая. Задрал подбородок, откинул со лба воображаемую прядь. - Я не продаюсь, милостивый государь!
- А я и не продаю ага... Я купить... Хочу купить.
- Ну, это же другой вопрос, - сказал я, успокаиваясь и садясь. - Так бы сразу и сказали?
- А я так и того... Так и говорю.
- Все зависит от обстоятельств и ценности той информации, которой обладаю.
- А Потаеву за миллион... Ценную ага?
- Очень ценную, - подтвердил я и, откинувшись на спинку кресла, спросил: - У вас можно курить, Виктор Ильич?
- Конечно... Чего уж... Курите. А какую вы ему... Информацию какую?
Я с ответом не спешил. Достал пачку "Мальборо". Закурил. Я стоял сейчас, как Цезарь перед Рубиконом - от моего решения многое зависело в моей дальнейшей судьбе, да и не только в моей. Что же делать? Запираться глупо, когда им и без меня все известно. Но и признаваться - чревато для меня дурными последствиями. Выпустил к потолку несколько дымных колец. Твердо проговорил:
- Тайна клиента для меня свята, Виктор Ильич! Она со мной родилась и со мной умрет.
- Да ладно вам, - махнул на меня рукой Сосновский. - Чего уж там.
- Но это так. Я редко поступаюсь своими принципами.
- А если я вам того... Заплачу если?
- Здесь все зависит от того - сколько заплатите?
- Если триста?
- Чего - триста? Рублей?
Сосновский рассмеялся.
- Какой вы ага... Смешной какой... Рублей!... Триста тысяч если?
- Долларов?
- Да, - кивнул он.
- Это как раз та сумма, ради которой я готов поступиться принципами. Я готов поведать вам жуткую тайну, но лишь при материальном, так сказать, подтверждении ваших слов. Извините, Виктор Ильич, но таковы методы моей работы.
- Я понимаю, - согласился с моими доводами олигарх. Выдвинул ящик стола, достал из него чековую книжку, выписал чек, оторвал, протянул мне.
Удостоверившись в правильности суммы, я сложил чек вдвое и небрежно сунул во внутренний карман пиджака.
- Что ж, как говорится, клиент амикус сэд магис амика вэритас (мне друг, но истина дороже) в буквальном смысле этого слова. Вы очевидно слышали о скандале вокруг фирмы моего патрона и американской авиакампании "Боинг"?
- Да. Читал, - кивнул Сосновыский.
- Так вот, копию этого договора я продал маэстро экономического имблишмента Потаеву ровно за миллион долларов.
- Я так и думал ага... А как вам копию... Удалось как?
- Все очень просто. Я заметил, что патрон часто, уходя, не закрывает сейф. Однажды я воспользовался его отсутствием и отсутствием референта, проник в кабинет, где нашел сейф открытым. Не воспользоваться предоставленной возможностью было непростительно с моей стороны. В сейфе я наткнулся на этот договор, снял с него ксерокопию, а затем стал искать клиента, которому можно его хорошо продать. Такого клиента я нашел в лице глубокоуважаемого Потаева и стал богаче ровно на миллион. Вот такая простая, я бы даже сказал - банальная история.
- А не стыдно того, этого?
- Чего - того?
- Не совестно продавать?... Шеф все же.
Нет, как это вам нравиться?! Этот грязный паучина, сплетший свое гнездо в самом сердце нашей с вами, дорогой читатель, Родины, ещё смеет говорить о совести?! Чудеса в решете! Я отказываюсь что-либо понимать в происходящем.
- Нет, не стыдно, Виктор Ильич, - беспечно улыбнулся в ответ. Промышленный шпионаж - тот же бизнес, ничем не хуже прочего.
- Ну да, ну да... Это конечно, - тут же согласился со мной Сосновский. - А если, кхе-кхе, я вам того... Предложу того... Работать ага?
- Но я уже работаю у Танина, Виктор Ильич, - сделал я вид, что не понял куда он клонит. Я был уверен, что весь наш разговор добросовестно записывается на магнитофон. Сосновский не был бы Сосновским, если бы этого не делал. Это как раз на тот случай, если мне вдруг взбредет в голову отказаться от его предложения. Что ж, не надо лишать человека удовольствия. Верно?
- Нет - нет! - решительно запротестовал я и даже, для большей наглядности, энергично замахал руками. - И не уговаривайте! За кого вы меня принимаете, честное слово! И потом, что скажет Потаев, когда об этом узнает?! На его слова ещё можно не обратить внимания. Но он ведь, уверен, этим не ограничится. Нет. А то, что он сделает... От этого мне вряд ли удастся просто так отмахнуться.
- А откуда он того... Узнает откуда? Мы ж не собираемся в рекламе ага... А если он того... О нашем вот узнает? О разговоре узнает?
- Виктор Ильич, это не по джентльменски! - вскричал я, "обманутый" в лучших чувствах и "оскорбленный" до глубины души.
- А, кого там! - отмахнулся олигарх от моих слов. Относительно своих качеств он уже давно ни в чем не сомневался. - Перестаньте вы тут... Не надо. Вы согласны?
- Вы не оставили мне права выбора, - проговорил, чуть не плача. Когда ад рэстим рэс рэдиит (дело дошло до вервки) гордость может и помолчать. Верно?
- Вы это вот того... Хорошо это, - одобрил Сосновский мои слова.
- И каковы ваши условия? - перешел я к делу.
- А?... Хорошие.
- Хорошие - это какие?
- Ну, это... Десять тысяч ага.
- Долларов?
- А чего же... Еще чего же?
Кажется, дядя забыл, что в нашей стране несколько иная национальная валюта.
- В день?
Сосновский рассмеялся, посчитав это моей очередной удачной шуткой.
- Вы это того... В день даже я не того... В месяц.
Скряга! Такие деньги мне платит Танин. С твоими-то возможностями даже стыдно называть такую сумму. Надо напомнить ему с кем он имеет дело. Он определенно в этом нуждается. Мое "тюремное" прошлое стучит мне в сердце и просит выхода на волю.
- Ну ты, пахан, даешь в натуре! - возмутился я. - Да мне Танин такие "бабки" платит без шума и пыли.
Сосновский брезгливо поморщился.
- Вот этого вот не надо... По блатному не надо... Не люблю ага!
- Согласен. Давайте по светски. Так отчего - даже, Виктор Ильич?! Вы что же, считаете себя умнее меня, более одаренней, талантливей? Вы действительно так считаете? Готов с вами поспорить и доказать, что вы глубоко заблуждаетесь,
Это было уже слишком, Моя наглость перешла все границы. От неё даже самый крутой из всех крутых олигархов растерялся и долго не мог сообразить, что же ему со мной делать. И если бы не его неуемное желание - побольше знать о планах Потаева и иметь своего человека в стане врага, то он тотчас отдал бы меня на растерзание своим "волкодавам". Но уж очень большим было это желание. Таким большим, что он был вынужден наступить на горло собственным амбициям и, проглотив обиду, сказал:
- А сколько того... Хотите сколько?
- Пятьдесят, - ответил я, не моргнув глазом.
- Ну вы это того... Тридцать?
Я сделал вид, что глубоко задумался над его предложением. Затем глубоко вздохнул, обреченно сказал:
- Согласен. Но чувствую, что об этом своем опрометчивом поступке я ещё ага. - Это уже выглядело прямым издевательством над олигархом.
Он это так и воспринял. Лицо его покраснело и заострилось. Губы стали напоминать куриную гузку. А глаза загорелись мрачным зеленоватым светом. Когда-нибудь он заставит содрать с меня шкуру и сошьет из неё мокасины. Точно.
Кому-то может показаться, что вел я себя в данной ситуации глупо и опрометчиво, сам напрашивался на неприятности. Смею таким возразить. Расчет мой был прост, но точен - такое поведение вызывало больше доверия. А именно в доверии я сейчас больше всего нуждался.
В конце-концов Сосновский сделал вид, что не расслышал моей издевательской фразы. Сказал:
- Вы должны если чего интересного... У Потаева интересного... Иформировать должны.
- Надеюсь, что ценная информация будет оплачиваться отдельно? поинтересовался я.
- Это конечно да, - согласился он. - А может быть сейчас чего?... Интересного чего?
- Не знаю, - пожал я плечами. - Тут мне намедни Потаев предлагал вложить свой миллион в новое дело.
- А что за тело того? - Глазки у Сосновского возбужденнно заблестели.
- В разработку какого-то нового месторождения нефти.
Сосновский даже подскочил от подобной новости. Я знал, что слова "нефть" и "газ", являются сигнальными словами для олигархов, они действуют на них, как валерьянка - на кота.
- Очень это... Интересно очень... А что за месторождение?
- Пока не знаю. Но обещаю узнать.
- Вот это вот того... Хорошо бы. Компаньоны и все такое... А чего миллион?... Больше теперь... Как решшили?
- Не больше, а ровно миллион. Иначе мне придется долго объяснять Потаеву - откуда у меня возникло это больше.
- Ах, ну да... Это конечно. И что же вы... Решили что?
- Вот - думаю.
- А что тут того... Рисковать надо ага... - Сосновский встал, протянул мне руку. - Очень было приятно и все такое.
- Мне тоже. - Я ответил ему крепким рукопожатием.
Вот на этой, приятной для нас обоих, ноте мы и расстались. Он продолжил дурачить миллионы своих соотечественников. А я стал думать, как мне вывести на чистую воду этого сукиного сына. Еще при разговоре с ним в моей голове начал созревать хитроумный план. Нужно было хорошенько его обдумать.
