Ольга Троицкая - Порочная королева
Карина обиженно отвернулась. Мог хотя бы просто из приличия промямлить что-нибудь обтекаемое, типа: "Спасибо, милая". А они ведь совсем неплохо подходят друг другу. Отец устроил бы его к себе в фирму… Мысленно Великоцкая поставила рядом Андрея и Владимира Петровича, критически осмотрела, пытаясь отыскать у мужчин общее. Впрочем… Можно обойтись и без помощи отца. Они снимут квартирку. Андрей пойдет работать куда-нибудь охранником. Деньги? Лишние вещи не так уж нужны для счастья.
Можно последовать мудрому примеру Волоха.
Главное — купить большую кровать и повесить напротив "Домашние объятия".
Девушка еще плутала в мечтах, когда они подъехали к коммуне, имевшей несколько иное название, чем утверждал Сергей, — "Последняя пристань". На белокаменной стене длинного одноэтажного здания красовались крокодил Гена с гармошкой и его неизменный лопоухий друг.
— Нам помещение садика отдали, — объяснил гостям присутствие сказочных зверей руководитель коммуны Егор Коновалов. — Детишек в селе раз-два и обчелся. Ну я этот порожняк и выбил после хорошей рукопашной. А то бы народец давно по кирпичику растащил.
Вождь бывших наркоманов провел ладонью по короткому ежику седеющих волос и оценивающе посмотрел на Андрея, любовно обнимающего Карину:
— А вы, значит, в медовый месяц Яну решили навестить? В последнее время к ней гости зачастили. Кое-кого, в погончиках, я бы и на порог не пустил. Но увы…
Девушка ясно видела: здоровячок Коновалов сильно сожалеет, что не может сразиться с товарищами из органов, нарушающими и без того зыбкий душевный покой Лагутич.
— Но мы-то близкие родственники.
— От них иногда тоже сплошные расстройства. Одна такая позвонила… А Яну и так несчастья забодали. Муж погиб, хоть и бывший, но ее, не соседкин. Теперь вот ребенка убили.
— Какого ребенка? — Андрей и Карина растерянно переглянулись. Тут же группку "Счастливые супруги" тронула коррозия неубедительности.
Коновалов набычился:
— Сродствие, а ни бельмеса не знаете.
— Мы только что приехали из другой области, — развела руками Карина.
— А-а-а. Мальчика похитили и убили. У нас тут телевизора нет. Он на психику плохо действует. Но ребята все равно знают о горе Яны. Она перенесла его стойко… Я бы даже сказал — равнодушно. И это, в общем-то, понятно: Яна практически не жила с сыном. Наркотики — страшная вещь. Теперь она медленно выбирается. И я прошу… Требую! Чтобы вы не брякнули! Не навредили!..
На улице густым басом заговорил тяжелый церковный колокол. Задрожал быстрый хрустальный перезвон его маленьких собратьев. Минуту все сосредоточенно слушали благовест.
— Это помогает им обрести покой? — Андрей кивнул на окно.
— В старину колокольным звоном лечили головную боль. Что касаемо наркомании…
Звон за окошком взлетал все выше, точно стремился потревожить землю и небо.
— Большинство ребят ходят в церковь.
Скульптурой занимаются. Из пластилина. Другого материала у нас нет. Да оно и не суть важно.
Главное — во время работы расслабиться, выпустить затаенное. Вот, взгляните. Тут и Янины…
Коновалов подвел гостей к шкафу, на полках которого теснились примитивные поделки. Среди женских фигур с формами куклы Барби, ангелов и звериных морд стоял черный гроб. Детский.
Карина сразу поняла это по щемящей трогательности маленькой крышки, по белому «кружевному» крестику на ней. По тому, что гроб напоминал конфету. Девушка протянула руку и поставила "освобожденное сознание" Лагутич на ладонь…
— У нас свой огород, конь. Это тоже помогает.
— В каком плане?..
Карина перевернула поделку и чуть не завизжала, надрывно и страшно. На днище гроба белел листок. На нем круглым почерком кто-то вывел: "Яна 8.09". 8 сентября?! Но ведь Ванюшку нашли убитым 9!!! Карина дернулась к Андрею, но из колодца памяти всплыло ледяное: "Кокнул бы — и все дела…" Быстро Карина поставила гроб на место и принялась лихорадочно тереть ладонь, словно только что сильно испачкала ее.
Андрей пошел к выходу. Неуверенно Карина двинулась следом.
Лагутич сидела на качелях, подвешенных к двум удивительно стройным пирамидальным тополям. От их позолоченной листвы исходил почти осязаемый свет, в волнах которого все вокруг: жалкий садик, чахлая травка, грязно-серая лавочка — казалось чуточку красивее. Но только не Страшила. Механически Карина отметила, что донжуанские похождения Неверова понятны и оправданны.
— Добрый день. Тюленины Анна и Сергей, — Андрей представился Лагутич так же, как и Коновалову. Но перед «замороженной» женщиной молодые люди уже не решались играть в счастливых супругов, держались друг от друга на пионерском расстоянии. — Я дальний родственник вашего мужа. Его товарищ.
— У меня нет мужа.
— Бывшего.
Качели равномерно ходили вперед-назад, вперед-назад.
— Хочу найти убийц Николая и… его сына.
С ужасом наделенной тайным знанием Карина смотрела на обиженное природой лицо напротив, стремясь подкараулить в нем признание.
— Были ли у него враги?
Скри-и-ип, скри-и-ип, скри-и-ип…
— Кто желал смерти Николаю?
— Я, например.
— Но вы ведь его любили! — это задыхающимся голосом выпалила смуглая девушка.
Глупышка, покорно замирающая при звуке голоса стоящего сзади амбала. Яна долго, молча смотрела на красавицу, так напоминающую ей себя. Не сегодняшнюю — ту, недосягаемо далекую. Любила… Когда она избавилась от нее? От этой разъедающей тело и душу привязанности?
Наверное, в один из дней беспомощного барахтания в черной топи безумия. Выронила, как камень из-за пазухи, и даже не сразу заметила потерю. Но однажды, глядя на мужа… Это случилось в обед. В четверг. Николай с животным довольством намазывал батон икорным маслом.
И она, наконец-то, увидела его настоящего. Красавец-мужчина? Подержанный, поистрепавшийся кобель с шишкой животом и сытою пеленою взгляда! Кажется, она произнесла это тогда вслух. Но супруг даже не покосился в ее сторону.
Яна снова с головой погрузилась в слепую жижу, но и там крепко держалась за мерзкое открытие, как прежде — за свою нелепую любовь.
Бывший «афганец» Неверов в сущности так и остался никем. Он числился очередной блажью Яны Лагутич. Ее слабостью!
Так в четвертом классе Яне пришло в голову заняться танцами. Хотелось кружиться в праздничном свете сцены под неотрывными взглядами завороженного зрителя. Но мечта, пробиваясь в жизнь, изрядно подызувечилась. Преподавательница хореографии упорно заталкивала Лагутич в задний ряд. А в первом самозабвенно дергалась в такт музыке гордость училки — Светка Боброва. С ней, с этой белобрысой куклой, хотели танцевать все мальчишки. А вот для Яны Анастасия Витальевна никак не могла найти партнера. Наконец, в паре с маленькой крокодилицей согласился стать Ромочка Чусов. Но его обходительность не могла вылечить раненое сердце. С такой же готовностью Чусов улыбался директору школы при встрече и спрашивал самую строгую и нелюбимую всеми училку: "Любовь Николаевна, вам помочь донести тетради?"
Литераторша мягчела от удовольствия, как заплесневелый сухарь в стакане горячего чая. Кажется, она на полной дури верила в искренность Ромочки.
К самому концерту Яна приготовила своим мучителям сюрприз. Девочки договорились пошить для выступления одинаковые черные платья с желтыми зигзагами на груди. Маленькие артистки радостно кружились у зеркала в раздевалке, когда появилась припоздавшая Лагутич. На миг аспидно-лимонные «бабочки» и даже мальчишки замерли и почти тут же восхищенно-завистливо завизжали. Лицо Бобровой сморщилось, как у бабы-яги, и по нему потекла косметика, которой девчонки обильно намазались перед выходом на сцену. Анастасия Витальевна металась между своей любимицей, потерявшей боевую готовность, и галдящими ребятами. Наконец подскочила к Яне. Быстро осмотрела парчовое (а не шелковое, как у всех остальных!) платье Лагутич, искрящееся в свете ламп миллионами веселых огней. По глазам Анастасии девочка видела: училку раздирает желание надавать негодяйке оплеух, но педагогшу что-то сдерживает.
То ли боязнь Яниного отца, то ли гиппократова совесть воспитателя. Наконец дрожащим голосом хореограф произнесла: "Очень красивое платье. Но оно… уже испортило номер. Ты не центральная фигура". И Яна, прислонившись затылком к стене, со сладостно жутким сознанием (ты побоялась, а я смогла!) таким же дрожащим голосом бросила: "А вы, Анастасия Витальевна…
Вы — центральная фигура?" Взгляд преподавательницы, возмущенно-жалкий, Лагутич помнила до сих пор. В общем, все вышло даже лучше, чем она задумала. Торжество Яны не испортили даже шипы, притаившиеся в репликах, которыми обменивались родители после концерта: "Чья это девочка в таком красивом платье? А-а-а… Самого Семена Исаковича".
