Герт Нюгордсхауг - Гренландская кукла
Фредрик остановился, наполнил свой бокал вином.
— Когда я в первый раз наведался в хижину Хугара, он смотрел на меня с опаской и подозрением, но без враждебности. Пока я не заговорил о кукле. Тут он вспылил и выставил меня за дверь, крича, что я преступник! Уже тогда у меня мелькнула догадка: кто-то до меня интересовался куклой, недаром она затем была украдена или силой отнята у старого охотника. Бедняга Хугар, он верил в Барека, считал его охотничьим талисманом. Расстроенный утратой, попытался сделать новую куклу. Копия была хуже оригинала, но он носил ее на себе до самой смерти, когда куклу сорвали с его груди, сломали и бросили в озеро Стурбекк. Спрашивается, кто украл у Хугара эту куклу? — Фредрик кивком указал на талисман, сидящий на столике. — Несомненно, человек, который побывал в Гренландии, знал о ее мистических свойствах и сам был в плену суеверий. Другими словами — Таралд Томсен. Во всяком случае, нам известно, что впервые Лиллейфу Хавстену было рассказано о ней почти четыре года назад, об этом сам Хавстен сообщил на допросе. Томсен верил, что волшебная сила куклы поможет ему одолеть смертельный недуг. Но этого мало, ей отводилась роль талисмана, призванного помочь выполнению безумного плана, рожденного циничными, помраченными умами.
Аудитория слушала Фредрика с растущим волнением. Для Тоба большая часть того, что он говорил, была нова: но и Юлия, и Парелиус не знали всех деталей трагедии, разыгравшейся в ущелье Рёдален. Один Стивен был полностью в курсе дела, но он не знал норвежского языка, а потому спокойно наблюдал реакцию других, наслаждаясь норвежской водкой и копченостями.
— Теперь мы должны вернуться на несколько лет назад, — продолжал Фредрик. — Мы находимся в Гоксюнде. Три супружеские пары в поисках отдушины в скучном бесцветном мире учреждают маленький невинный оккультистский клуб. Собираются два раза в неделю, обсуждают таинственные явления и древние суеверия. Предмет бесед самый разнообразный — от ведьм до загадок современной физики. Постепенно клуб этот превратился в нечто вроде тайного братства, с таинственными бдениями и мудреными ритуалами. По-прежнему вполне невинными. Пока в клубе не появился новый член — Таралд Томсен. Он приехал из Гренландии, был весь напичкан историями о мифах инуиттской культуры. Обладая талантом внушения и задатками лидера, он способствовал тому, что относительно невинное братство мало-помалу превратилось в шайку фанатиков. Одна пара посчитала, что дело зашло слишком далеко, и вышла из клуба. Остались две пары — Лиллейф Хавстен с женой Эрной и супруги Сёнбак. Последние играли пассивную роль, но вполне прониклись верой в новых «богов» и «таинственные силы», которые стали знаменем клуба. Остался в клубе, естественно, и Таралд Томсен. Постепенно туда был втянут сын Хавстена, Эдвард, с его склонным к мрачным размышлениям, молодым еще сознанием. Если не считать, что Томсен оказался замешанным в сомнительных похождениях с несовершеннолетними девочками и был взят на заметку полицией, в занятиях братства не отмечалось ничего криминального, если верить показаниям Эрны Хавстен. Но тут произошла катастрофа — Лиллейф Хавстен разорился.
— Иначе и быть не могло, — презрительно фыркнул Парелиус Хегтюн. — Он совсем запустил дела в ресторане. Жил в вымышленном мире, где заправляли могучие силы и таинственные боги. Знай я о его помешательстве, ни за что не пригласил бы пожить в моей гостинице. Если бы вы знали, как он доставал меня своими болезненными измышлениями. Дескать, моя гостиница ничто перед тем, что он здесь учредит.
— Вот именно, — подхватил Фредрик. — После банкротства отец и сын Хавстены совсем замкнулись в себе. И когда жене надоел весь этот вздор и она подала на развод, Хавстен поклялся, что она еще пожалеет — дескать, он станет могущественным человеком, наживет кучу денег, ему в этом помогут сын, Таралд Томсен и еще один человек, роль которого будет возрастать по мере развития событий.
— Жаль, — вздохнула Юлия, — жаль, что этот мерзавец сумел улизнуть!
— В последний момент, — сказал Фредрик. — Полиция прибыла в аэропорт через час после того, как он улетел.
Передохнув, Фредрик продолжал свой рассказ.
— Ну вот… Итак, четыре года назад Лиллейф Хавстен прибыл сюда, мрачный и ожесточившийся. Ресторан его разорился, однако, ему была обещана финансовая поддержка, если он разведает возможности для прибыльного проекта, связанного с гостиницами или ресторанами. Ты ошибался, Хегтюн, когда думал, что у Лиллейфа Хавстена были отложены про запас деньги, которыми он рассчитывался за проживание здесь. Ему регулярно подбрасывал денег четвертый член компании, который стоял за всей затеей. И все бы ничего, но тут Лиллейф Хавстен открыл для себя ущелье Рёдален. Помнишь первое, что ты сказал, когда увидел это ущелье? — обратился Фредрик по-английски к Стивену.
— Ну, точно не скажу. Что-нибудь насчет форели? — Стивен наморщил лоб, вспоминая.
— Нет, — ответил Фредрик. — Ты сказал примерно следующее: первый деятель, который приобретет в собственность это ущелье, заработает бешеные деньги на туризме. Именно так рассудил Лиллейф Хавстен, когда на исходе лета четыре года назад впервые увидел Рёдален. Он поспешил поделиться со своим спонсором, изложил свой проект использования ущелья, и тот сразу загорелся. Хавстен получил карт-бланш, ему предоставили средства, чтобы он обеспечил себе право распоряжаться ущельем Рёдален. И все бы ладно, если бы не здешние фермеры, а они уперлись, отказываясь уступить даже самый малый клочок земли в Рёдалене. Ни за какие деньги! Другие сдались бы сразу, капитулировали, выкинули из головы все планы, касающиеся ущелья. Другие — только не Лиллейф Хавстен. У него были его боги, его высшие силы, к которым он мог обратиться за помощью. И сын Эдвард подбадривал отца; он увлекся областью науки, где важнейшую роль играли лучи, — радиологией. Действие излучения занимало важнейшее место в их извращенной философии.
Какие только планы не придумывали Таралд Томсен, Лиллейф Хавстен и Эдвард, чтобы сломать сопротивление фермеров. Безуспешно. Возможно, со временем они сдались бы, если бы не один новый стимул. Которым они были обязаны Таралду Томсену. Он добыл невиданное сокровище — Барека, самого могущественного духа инуиттской мифологии. Видимо, встретил охотника Хугара и, как я уже говорил, присвоил куклу. После чего эта троица замыслила чудовищный план, чтобы выжить фермеров.
Фредрик смочил глотку несколькими каплями «Шато ля Лагун».
— Государство — требовалось вовлечь в эту историю государство. И тут должен признаться, Хегтюн, что мы оба долго заблуждались. Мы исходили из того, что после экспроприации ущелья государством Рёдален окажется не менее закрытым для других, чем оно было, пока принадлежало фермерам. На самом деле, государство, наоборот, было бы заинтересовано в разностороннем использовании Рёдалена, скажем, в качестве первостатейного туристического объекта, с гостиницами, горными хижинами и прочими сооружениями. Новые рабочие места! Мне это не приходило в голову, пока я случайно не услышал о таком варианте от одного таксиста. Хранитель древностей Матиас Гринден вскоре подтвердил его слова, и мне сразу все стало ясно. Прояснился скрытый мотив отвратительных дел.
— Удайся этой банде задуманное, — пробурчал хозяин гостиницы, — они нажили бы огромное состояние, а я был бы разорен. То-то Хавстен до последнего дня норовил привлечь меня на свою сторону.
— Не берусь сказать, как родилась у них чудовищная идея, — продолжал Фредрик. — Возможно, все дело в том, что Эдвард Хавстен работал в ВТУ в Тронхейме в лаборатории, занимающейся радиоуглеродной датировкой, и был осведомлен о значении археологических находок; может быть, сыграло роль знание Таралдом Томсеном приемов, которыми пользовались эскимосы для консервирования пищи, плюс его больное воображение. Или же дело решили познания четвертого заговорщика о неких гротескных ритуалах совсем иной, чужеземной культуры. Показания Лиллейфа Хавстена тут не дают нам однозначного ответа, да это для нас, пожалуй, не так уж и важно. Одно нам точно известно: главным исполнителем был Таралд Томсен, он жестоко и хладнокровно убил трех бельгийских туристов и обработал тела так, чтобы они могли сойти за настоящие болотные трупы. Настоящие в том смысле, что исследователям понадобилось бы немало времени, чтобы установить, что речь идет о гротескном преступлении. Рано или поздно это выявилось бы — при анализе содержимого желудков, при радиоуглеродной датировке. Конечно, данные датировки мог фальсифицировать работавший в лаборатории Эдвард Хавстен, но все равно, чудовищный обман когда-нибудь был бы раскрыт. Банда делала ставку на то, что на это ушло бы время и государство успело бы осуществить экспроприацию. Полиции так и так было бы нелегко обнаружить преступников. Тем более что Таралд Томсен был мертв.
