Нина Васина - Глинтвейн для Снежной королевы
Положив трубку, Прохор Аверьянович посмотрел на часы. Три с минутами. Смутные ощущения временного замка, который лязгает дужкой, открываясь и закрываясь на половине второго, заставили Самойлова срочно искать возможности отвлечься мыслями и отупеть до состояния дремоты. Он двинулся было к телевизору в гостиной, но был застигнут врасплох бесцеремонным по длительности звонком в дверь.
ОБСТОЯТЕЛЬСТВА
Уйдя на отдых, Самойлов перестал смотреть в «глазок». Он даже помнил, когда. Через три недели полнейшей тишины и дезориентации во времени от безделья. И сейчас он открыл дверь не глядя. В проеме возникла высокая стройная фигурка девушки со светлыми, почти белыми волосами. Ни слова не говоря, она закинула через порог весьма вместительную дорожную сумку, сняла черные очки и выжидающе уставилась на Самойлова.
Он запахнул на груди халат, который успел накинуть после звонка в дверь, посмотрел на свои голые ступни.
— Ну? — почти угрожающе произнесло это странное неземное создание со светло-голубыми холодными глазами.
— В смысле?… — опешил Самойлов.
— Войти можно?
— А вы уверены, что попали…
— Прохор Аверьянович, — потеснила его девушка от двери, обдав от волос запахом сигарет и отработанного бензина, — я к вам по делу, времени у нас мало. В этом кармане лежат фотографии, — она пнула ногой сумку. — Я — под душ, в самолете укачало, таксист — вонючка. Полотенце какое можно взять?
И, что сильно поразило Самойлова, отправилась по его бесконечному коридору прямиком в ванную.
— Ага… — кивнул сам себе Самойлов, услышав шум воды.
Он переоделся в пижаму, включил чайник, открыл холодильник. Не густо. Понюхал печеночный паштет в открытой банке. Если соскрести подсохший верхний слой…
Достал из шкафа печенье и намазал несколько штук паштетом. Хлеба не было. Потоптавшись в коридоре перед сумкой, скрепя сердце достал из большого наружного кармана фотографии в конверте. Сел в кухне за стол и для начала изучил конверт. Конверт и по надписям, и по мощности исполнения и дизайна явно был из страны с давно развитым капитализмом. Не говоря уже о надписях кем-то от руки — на английском. Содержимое его тоже не дало никакой пищи для размышлений: на двенадцати фотографиях — мальчик лет десяти, темноволосый, веселый, весьма упитанный.
Девушка вышла из ванной, обмотанная полотенцем. С ее мокрых волос капало.
— У меня тоже есть пижама, — хмыкнула она и отправилась в путешествие по коридору. Вероятно, к сумке у входной двери.
Вернулась она уже в пижаме и в пластмассовых шлепанцах, украшенных декоративными ромашками.
— Я тут мылась, мылась и вдруг подумала, что вы меня не узнали, — заметила она, усаживаясь за стол и набрасываясь на печенье с паштетом.
— По предварительному анализу поведенческих реакций могу предположить, что ты весьма подросшая и похорошевшая Валерия Оде-эр, ударение на последнем слоге.
Лера засмеялась его удачному копированию интонации бабушки Элизы. Потом серьезно, без намека на кокетство, спросила:
— А что, я правда так красива, как все говорят?
— На любителя, — уклончиво заметил Самойлов. — Очень уж у тебя глаза холодные… с серебром.
— Посмотрел? — она кивнула на фотографии. — Можно на «ты»?
Самойлов сказал «можно» и тут же получил «комплимент»:
— Ты ужасно выглядишь! Лицо серое какое-то, мешки под глазами, губы синие. Сердце? А что с руками? — Она взяла его руку и развернула к себе. — Для сбора урожая картошки уже поздновато, неужели ты подрабатываешь на кладбище?
— Почему это на кладбище? — Самойлов выдернул ладонь с кровавыми мозолями.
— Ты же ушел со своей прежней работы, я и подумала…
— Что я в припадке ностальгии рою могилы? — Самойлов удивился собственному раздражению. — Хотя… В чем-то ты права.
— Фотографии смотрел?
— Я не знаю этого мальчика.
— Я тоже! — почему-то радостно объявила Лера.
— Начни сначала, — скривился от ее громкого голоса Самойлов. — Например, что у тебя со школой? Сколько тебе лет вообще? Я запамятовал.
Девочка уставилась на него в столбнячном изумлении.
— А мои детсадовские проказы тебя не интересуют? А то я кое-что уже подзабыла. Расслабься, мне шестнадцать! — подумала и добавила: — Почти.
— Все-таки начни по порядку.
— Я закончила «школу для дураков» — местные так называли интернат. С отличием, между прочим! С удостоверением медсестры, которое мне дороже аттестата. Пошла подработать немного. А потом, когда заработала денег…
— Место работы? — перебил Самойлов.
— Я работала помощником частного адвоката.
— Имя и фамилия адвоката? — прищурился Прохор Аверьянович.
— Икарий Попакакис, близкие знакомые называли его Попой. Я называла Какисом.
— Дай-ка подумать… — Старик закрыл глаза. — Знакомая фамилия.
— Старик, у нас нет времени думать, — заявила Лера.
— Тогда, — сдался Самойлов, — говори все подряд, какая разница?…
— В этом году я закончила школу и пошла подработать к Какису. Почему именно к нему? Потому что он грек. Он грек и адвокат. Марк Корамис — тоже грек. Врубаешься? Я подумала, что приехавший десять лет назад из Америки грек для приобретения младенца захочет воспользоваться услугами своего земляка. В Москве всего два грека-адвоката, официально зарегистрированных в коллегии адвокатов. Первый, которого я нашла, отпал сразу. Он совсем молодой. А Попа вполне подходил по возрасту. Я его нашла, и мы договорились: я работаю подставкой два месяца, а он за это обеспечивает мне поездку в Бостон. Пока все ясно?
— А-а-а?… — замешкался Самойлов, потому что не мог решить, с какого вопроса начать.
— Вот и отлично, — перебила его Лера. — Поехали дальше. Я сразу сказала Попе, кто я такая и кого ищу. Представь, и он после этого сразу вспомнил свои услуги по усыновлению, которые согласился оказать в девяносто пятом году одной американской семье. За то, что Попа отыщет мне адрес Марка с сыном, пришлось отработать больше на две недели. Я старалась, Попа срубил большие деньги по бракоразводным процессам и сдержал свое обещание. Две недели тому назад я улетела в Бостон с делегацией вундеркиндов. Умственно переразвитые русские детишки летели поразить своими мыслительными способностями американских детишек.
— Родители знают? — перебил Самойлов.
— Еще как знают! — хмыкнула Лера. — Они же подписывали согласие на выезд. Судя по тому, что Попа за это не потребовал с меня дополнительной подработки, я поняла: им по барабану. Подмахнули подсунутые бумажки — и все, никаких уговоров не понадобилось.
— И как там Бостон?
— Дыра, — вздохнула Лера. — Посмотреть стоит только на океан. Я нашла Корамиса. Неплохо живет. По крайней мере, у него есть деньги на оплату охранника. В общем, слетала не зря. Посмотрела на него с сыном.
Самойлов выложил на стол фотографии.
— Это не мой брат, — усмехнулась Лера. — Этот поросенок и близко не стоял возле моего брата. Понял, ты, специалист по розыску пропавших?!
— Давай без истерик, — поморщился Самойлов. — Два года прошло, ты могла…
— Это не Антон, закрыли тему!
После такого заявления Прохор Аверьянович развел руками:
— А что ты тогда здесь делаешь? Ты приехала ко мне из аэропорта, то есть из Бостона, чтобы сказать, что Корамис вывез в Америку не твоего брата и на этом тема закрыта?
— Из аэропорта я поехала к Попе. Он оказался убитым. Поэтому я приехала к тебе. Сказать, что адвокат Попакакис убит выстрелом в грудь, а шофер такси не забудет меня никогда — можно сказать, идеальный свидетель! Подъезжая к Попе, я высказала водиле все, что думаю о его сосательном рефлексе и о пользе «Беломора» для потенции. Когда я выскочила из подъезда, таксист еще не отъехал — ковырялся в моторе. Четыре часа утра — у меня не было другого выбора! Этот курильщик содрал тысячу рублей за пятнадцать минут езды к тебе.
— Минуточку, с чего ты взяла, что адвокат убит? Ты его видела? Трогала?
— Он лежал голый на ковре, в распахнутом халате, с дыркой в груди, и от него уже пахло, трогать его надобности не было. В комнате беспорядок, а Попа этого никогда не допускал. Больше всего мне не понравилось, что одна моя вещица тоже валялась на ковре.
— Оружие? — спросил Самойлов, подвинул к себе телефон и снял трубку.
— Пистолет малокалиберный валялся рядом с Попой. Не знаю точно марку, вот… — Лера вытащила из кармана пижамной куртки пистолет и положила его на стол рядом со своей чашкой. — Надеюсь, ты не в милицию звонишь?
Прохор Аверьянович задержал дыхание и положил трубку.
— Зачем ты забрала оружие с места преступления? — просипел он, уговаривая сердце не дергаться так сильно.
— На нем мои отпечатки, — как само собой разумеющееся, ответила Лера. — Я хорошо помню эту стрелялку, Попа мне ее давал дважды — на отработки. Незаряженную, конечно, так, попугать… Короче, в особо тяжелых случаях я целилась из пистолета себе в висок, как нервная малолетка, угрожая застрелиться. Идиотская была идея, но Попа оказался прав — срабатывало.
