Эдуард Хруцкий - Тревожный август
- А может, у меня занято? Может, я подругу жду, к примеру, - Мишка, прищурившись, в упор поглядел на парня, - тогда как? А?
- Тогда я уйду, ты чего, уйду я. - Парень отодвинулся вместе со стулом.
- Ладно уж, сиди, - Мишка полез в карман, вытащил тридцатку. - Ну, в железку зарядим.
- С тобой-то? С тобой пусть другие играют.
- По маленькой, чтоб время провести.
- Не буду.
- Не знаешь ты закона, сявка. Когда тебе деловой говорит, все исполнять надо. Запомни: в блатную жизнь вход рупь стоит, вошел туда исполняй закон, тогда в авторитете ходить будешь.
- Так я всегда. Как кликуха-то твоя будет? Может, я слышал?
- Червонец я. Мишка Червонец.
- Как же, - в голосе парня послышались уважительные нотки, - много слышал от старших. Говорили, что вы по самому краю пошли.
- Говорили, - Мишка выплеснул в рот остатки водки, лениво пожевал картошку, - они много чего говорят. Сами падаль жрут, а нам завидуют. Значит, так, - он вынул из кармана скомканные деньги, - организуй выпить, закуску, ну пива, конечно.
- Это мы в момент, прямо сейчас. - Парень подскочил к стойке, о чем-то зашептался с буфетчицей, показывая на Мишку. Минуты через две он вернулся, присел у стола: - Сейчас все будет в лучшем виде.
- В компанию примете? - спросил кто-то.
Мишка поднял глаза и увидел сутулого.
- Садись.
- Спасибо. Как там. Малышка?
- Все сейчас принесут, Сергей Сергеевич, вот Червонец гуляет.
- Ну ладно, потом я отвечу. Здорово, Михаил. Не признаешь?
- Теперь я тебя, Фомин, признал. А тогда нет, больно исхудал ты, что, чахотка бьет?
- Она. Врачи говорят: питаться лучше надо да не нервничать. Да где там... Каждую копейку горбом выбиваешь, прямо чистый лесоповал. - Фомин вздохнул, потянулся к кружке.
- Что-то я тебя на повале-то не видел, - усмехнулся Мишка, - ты больше в нарядчиках придуривался.
- Кто как может, Миша, кому какая жизненная линия.
- А что ты меня пасешь, чего твои сопляки за мной бегают? Может, ты для МУРа стараешься? А?
- Ты, Миша, меня за стукача держал когда разве? Нет. Мне мальчики мои сказали, что есть у тебя золотишко. Вот я прицениться и хотел. Может, сторгуемся?
- Может.
- Так покажи.
- Прямо здесь? - насмешливо спросил Костров.
- Зачем здесь, можем выйти.
- Золото есть, и камни есть, только я им цену знаю.
- Про цену сейчас разговора нет. Слушок прошел, будто ты с каэрами спутался, у Резаного в банде был.
- Слушай меня внимательно, Фомин, - твердо сказал Мишка, - я сейчас и тебя, и твою шестерку шлепну и уйду, - он выдернул из-под пиджака пистолет, - на мне крови много, чуть больше, чуть меньше - роли не играет.
- Ты, Миша, примус спрячь. Ты меня знаешь, а я тебя. Живи как хочешь, я тебе не судья, я о другом: есть товар - возьму. Нет - разошлись. Годится?
- Годится. - Мишка сунул пистолет в карман, огляделся и вытащил кожаный мешочек. - Гляди, Сергей, вот что имеем. - Он вытряхнул на ладонь осыпь.
Фомин весь подался вперед, стараясь получше рассмотреть украшение. Мишка подержал ее немного и опять положил в мешочек.
- Большой цены вещь, - хрипло сказал Фомин, - у меня таких денег нет.
- Это точно. - Мишка покосился на пацана, услужливо расставляющего на столе закуску и водку. - Мне клиент с копейкой нужен. Есть у тебя такой?
- Найдем.
- Только ты помни: я к любому не пойду. Что за человек?
- Человек тебе хорошо известный. Володя Гомельский.
- Годится, - равнодушно ответил Мишка. Ох, если бы кто-нибудь знал, чего стоило ему это равнодушие! Ему хотелось кричать от радости, петь, расцеловать всех, кто сидит здесь, в пивной, он даже глаза опустил, чтобы Фомин, не дай бог, не прочитал бы в них эту его радость.
- Ну давай, - Мишка поднял стакан, - выпьем, Серега, за жизнь нашу, копеечную жизнь.
- Давай, - Фомин протянул стакан, чокнулся, - только копеечная она не для всех. Ты вот...
- Давай пей, - Мишка выпил стакан залпом, сморщился, запил пивом. Ох, хорошо!
- Ты, Мишка, - наклонился к нему Фомин, - скажи мне, какой мне интерес выйдет? Я тебя с Володей сведу, ты ему камни, он тебе деньги, а мне?
- Тебе, - Мишка задумчиво повертел в руках стакан, - польза тебе будет. - Он сунул руку в карман, увидел, как беспокойно забегали глаза у Фомина.
- Не бойся, вот, - он положил на стол две золотые десятки, - бери аванс. После дела еще три.
- Широкий ты парень, Червонец, люблю тебя, как брата люблю.
- Это потом. Где Володю увижу?
- Сегодня в семь. Как найти тебя? Здесь?
- Нет. Я в одном и том же месте появляться не люблю. Сквер на Миусской знаешь?
- Знаю.
- Там площадка детская есть, вот на ней буду в песочек играться. Ну, гуляйте, а я пойду.
- К своей?
- Ага.
- Хорошая баба?
- Ничего, наша, верная.
- Так в семь?
- Точно. Только скажи Володе, что я на Тишинке этим заниматься не буду. Пусть другое место ищет. Когда мы с ним дело уладим, я тебе три червонца отдам, да и по мелочи кое-что у меня есть, на это у тебя денег хватит. Мне надо в Ташкент подаваться, а то климат у вас тут для меня неподходящий. - Мишка встал, кивнул Фомину и вышел из пивной.
МУРАВЬЕВ
Он бежал по коридору мимо сотрудников, изумленно оглядывающихся на него. Остановился он только у двери приемной, толкнул ее и, переводя дыхание, спросил у удивленного Осетрова:
- Где?
- Занят.
- Доложи, срочно.
Осетров из-за очков внимательно посмотрел на Игоря и, видимо, понял, что просто так человек из бригады Данилова не ворвется в приемную в таком виде.
- Подожди.
Он скрылся за дверью кабинета и сразу же появился обратно:
- Ждет.
Игорь рванул дверь и, не глядя, не узнавая тех, кто сидел в кабинете начальника, почти крикнул:
- Есть Гомельский!
- Что, - начальник вскочил, - где?
- Через два часа будет у Мишки на квартире.
Только теперь Игорь смог разглядеть сидящих за столом людей. Это были Муштаков, Парамонов, Серебровский.
- Садись, - приказал начальник. - Продолжай, - кивнул он Серебровскому.
- Из пивной Фомин, - Серебровский, чуть усмехнувшись, поглядел на Игоря, - поехал в Первый Казачий переулок, зашел в дом три, во дворе. Дальше мы его не повели, боялись расшифроваться, пробыл там минут десять и поехал к себе на Маросейку, адрес есть в деле. Один из сотрудников следил за ним, а другие остались в Казачьем. Проверкой установлено, что в доме три, квартира два, у некоей Силиной, гримерши Еврейского театра, проживает заслуженный артист БССР Сахаровский Владимир Георгиевич, эвакуировавшийся из Минска и работающий во фронтовой актерской бригаде. После предъявления фотографии Гомельского домоуправу оказалось, что он и Сахаровский одно и то же лицо. В 18.30 Фомин вышел из дома и поехал на Миусскую. Там он встретился с Костровым, поговорили они минут десять и разошлись. Фомину удалось остановить машину-полуторку и уговорить шофера. Номер машины МА-17-47. Шофер допрошен. Фомин приехал в Казачий и пока находится там.
- Все? - спросил начальник.
- Пока все, смотрим.
- Что у тебя, Муравьев?
- Зоя сообщила, что Гомельский будет у них в десять.
Начальник взглянул на часы:
- Через два часа, - он помолчал, думая. А подумать было о чем. Как поступить? Брать Фомина и Гомельского в Казачьем или на квартире у Зои? Как поступить?
- Какие мнения?
- Разрешите, - Муштаков встал, - Фомин и Гомельский под наблюдением, уйти не смогут, мы блокировали переулок. Мне думается, их надо брать у Зои.
- Почему?
- Мне кажется, они не те люди, чтобы заплатить такие огромные деньги. Помните, Гомельский занимался "разгонами"? Так вот, они попробуют это и сейчас. Тут мы их всех, - Муштаков свел ладони.
- Логично, - сказал Серебровский, - только ведь они характер Мишкин знают, оружие видели...
- Я тоже за Зоину квартиру, - перебил его Муравьев.
- Ну что ж. Начинаем. Блокируем квартиру. - Начальник поднял трубку.
В этот вечер город продолжал жить своей обычной жизнью. В восемь вечера закончился последний сеанс в кино, люди должны были до комендантского часа успеть домой; работали заводы, в магазины подвозили свежевыпеченный хлеб, его завтра утром отдадут по карточкам; кончилась третья смена в школе, радио передавало очередную сводку Совинформбюро. Все было как обычно, и никто не заметил, как появились и исчезли в Большом Кондратьевском переулке люди. Они растворились в проходных дворах и подъездах, скрылись в чахлых палисадниках. Другие стали на трамвайной остановке, несколько молодых парней в форме летчиков с девушками в ярких платьях пошли по переулку. Никто ничего не заметил. Город жил своей обычной жизнью.
ГОМЕЛЬСКИЙ И ФОМИН
- Ты, наверное, считаешь меня сумасшедшим? - Володя посмотрел на Фомина изучающе. - Такие деньги отдать этому уркагану. Я что, печатную фабрику открыл? Гознак?
- Мишка парень горячий, потом оружие... Баба эта.
- Ну и что, выпьем. Ему нальем из нашей бутылки. А когда он закосеет, я скажу, что деньги в портфеле, спрятаны в тайнике во дворе. Ты пойдешь за портфелем и откроешь дверь. Андрей и Лешка в форме войдут, ну тут обыск, изъятие...
