Андрей Евпланов - Чужаки
Как будто подменили ее Генку. Он вдруг стал успокоенным, словоохотливым, как дед какой-нибудь. И, что самое удивительное, совершенно перестал к ней приставать. Светка не знала, что и думать. "Разлюбил? Другую нашел? А может, кто ему про меня набрехал?" - мучилась она в догадках. Так или иначе, а нужно что-то предпринимать, чтобы спасти положение. Но что именно? Можно, конечно, броситься ему на шею. Мужикам только этого и надо. Но в таком случае инициатива перейдет в его руки. Будет кочевряжиться, словно на нем клином свет сошелся, и бросит в конце концов, хорошо еще пустую, а то и с ребенком. Зачем мужчине жениться, если женщина и так к его услугам. Мужчины по своей природе охотники, они любят ловить, добиваться своего. Следовательно, объясняться ему в любви первой не годится.
Были и другие варианты. Например, сделать так, чтобы он приревновал. Подруги в один голос советовали Светке именно этот вариант. И это ее настораживало. Им бы только заварить кашу, чтобы потом языки чесать, а у нее репутация. Разведенке, может, так и надо действовать, сыграть на самолюбии, чтобы удержать любовника, а невесте вроде как не к лицу. К тому же, по-всякому может обернуться. Отвернется и пойдет себе, а ты стой как оплеванная.
Оставался дипломатический вариант: вызвать Генку на откровенный разговор, сказать, что не может больше выносить неопределенность, мол, стыдно перед людьми. Идут разговоры. Поэтому лучше расстаться. Если он сделает предложение, значит, все в порядке, а если нет, то и на шею броситься не поздно и ревновать не исключается.
Светкин замысел все-таки сработал, хотя и не обошлось без сбоев.
Когда Светка предложила Генке расстаться, он так растерялся, что чуть все не испортил. Пришлось, где намеками, а где и в открытую, наводить его на мысль о женитьбе. Зато как он радовался, когда до него дошло, что Светлана не прочь за него замуж.
Оставалось решить только пару житейских вопросов: "когда играть свадьбу?" и "где поселиться молодой семье?". Первый целиком зависел от Светки, второй надлежало решать будущему главе семьи. Хлопоты им предстояли большие, но приятные.
А вот у Тамары хлопоты были не из приятных. После случая на чердаке с Жекой происходило что-то странное. Он, казалось, потерял всякий вкус к жизни. На улицу старался не показываться. Даже когда родители приглашали его с собой в лес или на речку, он предпочитал оставаться дома. Отговаривался то головной болью, то усталостью. Целыми днями он сидел дома на табуретке, неумело сколоченной отцом, и в который раз перечитывал прошлогодний журнал "Костер", невесть как попавший в его вещи. А то вдруг накатывала на него плаксивость, и он ходил за родителями по пятам, и канючил, чтобы его увезли домой, в Москву.
Тамару очень тревожило состояние сына. Она подозревала болезнь и жалела, что привезла Жеку в дыру, где нет врача, который мог бы дать элементарную консультацию. Впрочем, врача она все-таки нашла, послала Глеба в Красновидово, и он привез из тамошней поликлиники педиатра Таврову, и та, не надев халата, не помыв даже рук с дороги, осмотрела мальчика и выписала ему валериановый корень.
Но Жека плохо поддавался лечению. Он все хандрил, не хотел выходить из дому и просился в Москву. Как ни старались мать, отец и дед расшевелить его, вытащить из щели, куда он добровольно забился, у них ничего не получалось. И тогда Тамара решила, что надо ехать в Москву.
Она нашла Федора Христофоровнча, который пытался развлечь внука игрой в морской бон, и попросила его выйти с ним на крыльцо.
- Мы с Глебом решили,- сказала она,- что мальчика нужно вести в город. Это невроз в тяжелой форме. Я читала, что в таких случаях нужно менять обстановку.
- Да,- согласился Федор Христофорович.- Женя весь измаялся. Его что-то тревожит, а что, не могу понять. Я боюсь, уж не тот ли случай на чердаке довел его до такого состояния. Все-таки мы пересолили. Не стоило принимать всерьез детские шалости...
- Вы совершенно правы,- сказала Тамара.- Но теперь поздно об, этом думать. Нужно что-то предпринимать. Мы с Глебом посоветовались и решили везти Жеку в Москву.
- Да,- согласился Федор Христофорович.- Поедем в Москву. Мне, признаться, тоже...
- Тут есть одна загвоздка,- поспешила вставить Тамара.- Дело в том... Даже и не знаю, как сказать, чтобы вас не обидеть... Вам, видимо, пока не стоит ехать. Вы поневоле будете напоминать ему о том инциденте... Надо бы повременить. Время, как говорится, лучший лекарь. Поживите пока здесь, на природе, в свое удовольствие, отдохните от нас. Грибы, должно быть, уже пошли. Этот ваш Пиккус, верно, места знает. Он очень порядочный человек. А мы, как только мальчик оправится от своей хандры, привезем его к вам погостить на выходные или на праздники.
- На праздники? - переспросил Федор Христофорович растерянно. Он никак не мог сообразить, о каких праздниках идет речь.- Хорошо... Если вы считаете нужным... И Глеб тоже так думает?
- Да,- сказала Тамара и энергично кивнула головой, чтобы уж никаких сомнений не оставалось.- У нас еще одна к вам просьба. Мальчик болен, ему бы пожить хоть недолго в хороших условиях... У нас, сами знаете, одна комната на всех...
- Конечно,- засуетился Федор Христофорович, как будто был в чем-то виноват перед Тамарой.- Ребенку нужны условия...
Он достал из заднего кармана брюк ключ на засаленной тесемочке и протянул невестке.
- А от почтового ящика у соседа. Я соседу отдал. Пусть Глеб возьмет, он знает,- старик старался не смотреть ей в глаза. Губы у него подрагивали, а кисти рук сжимались и разжимались сами собой, словно он долго писал, и теперь разминал пальцы.
На следующий день Тамара, Глеб и Жека уехали.
Перед самым отъездом Глеб положил руку отцу на плечо и сказал тихо, чтобы только он мог слышать:
- Ты, бать, тут не больно надрывайся, береги себя. Если надоест тебе дачное житье, не насилуй себя, дай телеграмму и жди. Я приеду за тобой, как только ее получу.
- Не беспокойся, не пропаду,- сказал Федор Христофорович нарочито бодро и подмигнул сыну, как тогда, когда они, собираясь на рыбалку, прихватывали с собой шахматы.- Я же деревенский, хотя и разнежился в городе.
Молодые уехали, и в доме Федора Христофоровича воцарилась густая, почти осязаемая тишина, которую, казалось, даже не нарушали звуки, доносившиеся извне: петушиные крики, мычание прогоняемых улицей коров, стрекотание одинокого мотоцикла.
И в доме напротив было тихо, но по-другому. Это было молчание настороженного капкана. Стоит такой капкан в самом проходе и всем мешает, но никто его не убирает, потому что всяк думает, будто это он поставил капкан, а не на него. И все это тянется до тех пор, пока кто-нибудь не зазевается.
Первым, как полагается, попался тот, кто меньше всего этого ожидал, то есть Генка.
Он после объяснения со Светланой окончательно потерял интерес к внутренним чупровским делам. Но прежде чем жениться, нужно было, по крайней мере, поставить в известность мать и брата. Генка долго ломал голову над тем, как это лучше сделать, и в конце концов обратился за помощью к своей невесте. Светка страсть как не хотела являться перед будущей родней в качестве претендентки на роль снохи, но она понимала, что в одиночку Генка может наломать дров, и решилась все-таки идти к Чупровым вместе с ним.
И вот однажды вечером, дело было под выходной, Генка, предварительно хватив для храбрости стакан водки, взял невесту под руку и повел ее, завитую и разодетую в кримплены, через все село в свой дом. И это уже само по себе стало событием, потому что теперь уже ни у кого не оставалось сомнений в том, что они не просто парень и девушка, и даже не парень с девушкой, а именно жених и невеста. Так они топорщились. Ни дать ни взять - два накрахмаленных воротничка.
У Чупровых все оказались на месте, кроме Васятки, который в последнее время все больше отсиживался в сарае, где у него был наблюдательный пункт для слежки за домом Варваричевых.
Степанида чистила картошку, примостившись на чурбаке возле плиты. Николай сидел за столом, по своему обыкновению в носках, и ковырял отверткой в будильнике, а Клавдия что-то шила. И все молчали. Теперь в этом доме часто молчали.
Генка подтолкнул легонько Светку вперед и сказал:
- А я вам гостью привел...
Сказал он это весело, вернее, хотел, чтобы получилось весело, а вышло просто громко. Так, что Николай даже выронил отвертку от неожиданности.
Некоторое время все глядели на Светку, как на лампочку, которую никто не включал, а она сама вдруг вспыхнула, но мало-помалу лица становились осмысленными. Степанида как-то масляно заулыбалась, чересчур ласково, чтобы казаться искренней. Клавдия насторожилась, хотя и сделала вид, что ее хата с краю. А Николай застеснялся и поджал ноги под стул. Из всех троих он один, пожалуй, еще не понимал, зачем брат привел в дом секретаршу из сельсовета, хотя жених и невеста из кожи вон лезли, чтобы все видели, кем они друг другу приходятся, и только на словах робели.
