Фридрих Незнанский - Место преступления
А интересно, где эти теперь будут искать человека в сером? Свои «пистолии» бравые менты, видимо, так и не нашли, а отвечать за утерю табельных «стволов» придется, выходит, совсем плохи их дела… Ну, а уж «очную ставку» с Захариковым Филипп просто обязан был выиграть. Они ж не преминут воспользоваться такой удобной возможностью для опознания преступника. Не знают только об артистических способностях своего противника, но узнают…
И последнее, на чем еще мысленно остановился Агеев, пока его не впихнули в тесный арестантский, зарешеченный отсек в «УАЗике»: Крохалев только сейчас сдерживает себя, а уж в «ментовке» даст волю «чувствам», так что можно приготовиться к «серьезному разговору». И тогда придется, вопреки желанию, кончать с «приколами», или «разными штучками», по словам Турецкого, и держаться с полковником максимально тактично, отвечая на задаваемые вопросы с чувством глубокого уважения к чину и стулу.
Глава девятая
КЛИЕНТ
Турецкий был расстроен тем, что сбылось худшее из его предсказаний: Филя сел-таки… Полез на рожон, понятное дело, все никак смола у него в одном месте не перекипит, не успокоится. И вот что теперь делать в первую очередь? Его из «узилища» вытаскивать, да еще знать надо, где оно, или заниматься своим прямым делом: расследовать обстоятельства убийства Краснова по-новому?
Они появились в Боброве в середине дня, когда операция по «поимке террориста» уже завершилась и «преступник» вместе с полковником, задержавшим его, отбыли из города. Куда? Наверняка в Дорогобуж, в районный центр, куда же еще? Ведь именно там Крохалев очень большой начальник. Но догадку следовало проверить.
Посовещавшись с напуганными все-таки появлением полковника и арестом Агеева женщинами, Турецкий с Гордеевым решили не откладывать основного вопроса, ради которого и прибыли, а проблему Фили решать попутно. Не послушался, поступил по-своему, вот и посиди, дружок, подумай о своем поведении.
К чести обеих Красновых, они активно защищали перед москвичами их друга. И вел он себя вовсе не вызывающе, скорее шутил, пытался чуточку смягчить напряженную обстановку, вызванную, надо откровенно признаться, грубым приходом полковника вместе со звероподобными оперативниками, его хамским тоном, который он безуспешно пытался смягчить, но это у него плохо получалось.
Турецкий слушал и кивал, как бы соглашаясь с Верой. А она рассказывала, точнее, красочно и с определенным пиететом «живописала», сцену странного допроса без протокола, без понятых и так далее, вспоминая все, о чем говорил ей Агеев. Он же предлагал ей сообщить об этих процессуальных нарушениях адвокату, вот она теперь и старалась ничего не упустить. А Катя лишь кивала, похоже, ее нравственные силы были на исходе, так ее достали «доброжелатели».
Сам же Александр Борисович думал о том, что Филя, конечно же, не смог удержаться от своих бесконечных «приколов». В общем, что ж, было бы неплохо, если бы он теперь сам и почувствовал на собственной шкурке, каково оно — не слушаться старших. Хотя в вопросе с возрастом между ним и Турецким большой разницы не просматривалось. Но Агеевское упрямство иной раз неплохо и охладить, а временное содержание Фили в каком-нибудь изоляторе не сильно грозило его здоровью. Скорее, опасаться должны были те, кто захотел бы проявить к нему излишнее любопытство, сопряженное с неправомерным действием. Так что с этой стороны можно было о нем не особо беспокоиться.
Но, с другой стороны, находясь на свободе, Агеев мог бы с успехом оттягивать на себя внимание того же Крохалева, который теперь, обезопасив для себя одного оперативника, примется с удвоенным вниманием следить за вторым. Что ж он, глупый, что ли, чтобы не понимать или просто не попытаться узнать по своим каналам, чем занимается «Глория»? А узнав, «забьет» во все колокола, — непременно. И как теперь работать? Одна надежда, что помогут те документы, которые ценой собственной свободы добыл-таки Филипп Агеев. И Турецкий с Гордеевым, отложив на время все самые необходимые действия по немедленному вызволению «сидельца», принялись за изучение папок из вместительной сумки сыщика. А он, решили они, несмотря на бурный протест Веры и молчаливое согласие с ней Кати, сам виноват.
Москвичей и смешила, и радовала такая реакция Кати с Верой. На их лицах постепенно исчезали сумрачная грусть и даже страх перед неизвестными и обязательно неприятными событиями, которые еще грозили им, а вместо этого стали появляться улыбки — у Кати еще робкие, а у Веры — вполне бодрые, скopee указывающие на ее оптимистический и непреклонный характер. Да, вместе с такой женщиной можно и повоевать, и порадоваться победе, и — вообще. У Гордеева прямо-таки глаза светились, так она ему нравилась. Совсем другой оказалась, не той, что была в агентстве — неуверенная и будто измученная навалившейся бедой. Нет, мы еще повоюем, словно бы подбадривал ее уверенным взглядом Юрий Петрович. Вместе, рядом, — наверняка хотел бы добавить. А Турецкий наблюдал и ухмылялся, но не обидно, а поощрительно, как самый старший и мудрый в этом доме.
Кстати, оценив обстановку и понимая, что прослушивающие устройства теперь абсолютно никому не нужны, Александр Борисович, с первых же минут появления здесь, с «акулой» в руках, привезенной с собой в специальном чемоданчике, обошел все, без исключения, помещения большого и вполне комфортного дома. А после этого он просто выдрал с корнями, в смысле, с проводкой, и спустил в унитаз обоих найденных Филиппом «жучков», и тем снял проблему всеобщего «молчания», делавшего пребывание у Красновых очень неудобным, да и неприятным. Будто ты в купальне, а за тобой подглядывают — так резюмировала Вера, и Гордеев с ней немедленно согласился. Причем, как показалось Александру Борисовичу, с большим, чем следовало бы в его возрасте, знанием дела. Во всяком случае, Вера отреагировала на замечаний адвоката, что это вообще черт знает что такое, благосклонным и даже поощряющим взглядом. А Турецкий между тем подумал: «Эх, Филя, сидеть теперь тебе до скончания века, некогда будет Юрке заниматься еще и твоими проблемами… А ведь предупреждал! Сам виноват…». Но совесть тут же возражала, что своих бросать нельзя. Может, Филе там уже плохо. Хотя вряд ли… Наверняка, немедленно вернулся к прежней мысли Александр Борисович, если и плохо, то кому-то другому.
Но ведь вот — ирония судьбы! Только подумал, как его задела, буквально до глубина души, трогательная интонация в голосе Кати:
— А как же с Филей? Верочка, Юрий Петрович!.. Он же нас защитил, и его арестовали, а мы про всякое тут… а он же не виноват, я не верю тому полковнику, у него гадский вид… — И не договорила, будто боясь расплакаться.
Да, очень трогательно, ничего не скажешь, особенно впечатлял «гадский вид», и Турецкий сказал, что о Филе беспокоиться не стоит, он все сделал правильно, отвлек внимание, и этого достаточно. Главное, теперь самим не отвлекаться на постороннее. А чтоб не отвлекаться, надо в срочном порядке изучить документы. Это ведь из-за них примчался сюда со своими операми полковник Крохалев! Значит, и Филипп Кузьмич четко выполнил свою миссию, а теперь пришла очередь побеспокоиться и о нем самом. Никто его не бросит и не забудет. В агентстве «Глория» изначально был установлен жесткий порядок: своих никогда не бросать.
Катя успокоилась. Это было понятно: ведь какое-то время, пусть и очень недолго, Агеев был ее единственным защитникам, что придавало женщине уверенность. Уж это Филя умеет: внушить уверенность. Ладно, не пропадет…
К концу дня у москвичей уже сложилась, в основном, концепция дальнейших действий.
Как бы они ни шутили и ни подкалывали заочно, разумеется, Филю Агеева, а сделал-то он немало, фактически провел главную и обычно самую неприятную часть расследования: добыл подлинники документов. Внимательно изучив их, Турецкий с Гордеевым полностью прояснили для себя картину тех, закончившихся трагедией, событий, которые сотрясли совсем недавно этот заштатный городок. Тут и убийство, и поголовное ограбление доверчивых людей, и шантаж, и прочие преступления. И за всеми ними стояла, по всей видимости, одна достаточно сильная и влиятельная фигура. Причем сугубо местного значения. Ибо в совершенстве знал тот человек, о чем говорят, о чем думают и чем живут здесь люди. И фигура эта организовала и очень грамотно в профессиональном отношении провела длительную, растянувшуюся практически на целый год, кампанию, сорвав в конце концов огромный куш. И осталась в стороне, вне всяких подозрений. Почему? Вот и главный вопрос. Узнай, кому выгодно?
Но самое примечательное было в том, что даже самому искушенному экономисту вряд ли могла прийти в голову мысль о том, что в подобном городке, в котором все население составляет несколько десятков тысяч, а предприятие только одно, и люди трудятся, в основном, в собственных огородах да в соседнем Дорогобуже, где еще имеется какая-то работа, — что в этом городке под подушками жителей хранятся такие деньги, ради которых знающие об этом истинно российском феномене готовы пойти на любое преступление. Что, собственно, и произошло.
