Галина Романова - Рыжая-бесстыжая
Атаманов, поняв, что готовится наказание Маргарите Николаевне, хотел было вступиться, но потом передумал. Поделом старой мымре! Ишь чего удумала: собственную невестку продавать бандитам. В чай чего-то там насыпала… Нервно-усыпляюще-паралитического…
Они вышли на улицу и рассредоточились по машинам. Ночь вовсю властвовала над городом, не удосужившимся высветить улицы светом фонарей.
– Экономят все, мать их!!! – грязно выругался один из парней Филона, споткнувшись у подъезда. – Хоть бы одно окно светилось…
– Поздний час… – задумчиво обронил Филон, пробираясь по двору почти ощупью. – Ну ни черта не видно!!!
Единственный, кому в этом виделись явные преимущества, была бедная Настя, молча лежавшая съежившись под кустами смородины, только зубы ее от ужаса выколачивали дробь.
Ей бы встать, пока бандиты скрылись в подъезде, да бежать к машине, благоразумно припаркованной за мусорными ящиками, да ноги отказывались слушаться.
– Умру вот так вот здесь от передозировки, – тихонько всхлипывала она, слизывая кончиком языка слезы. – Чем-то старая сука траванула меня капитально…
Сдавленный визг «старой суки», что-то втолковывающей визитерам, пролил хоть немного бальзама на ее израненную душу. Но длилось это недолго. Парни опять гурьбой высыпали на улицу. Покурили, стоя у подъезда и дожидаясь Филона с Атамановым, затем медленно двинулись к машинам. Сидевшие в обнимку на скамейке ее покойные тетка с дядей посмотрели им вослед и осуждающе покачали головами. Почему-то это видение больше всего волновало в данный момент Настю. Слышала однажды, как кто-то в учительской рассказывал, будто бы людям перед смертью являются умершие родственники. А ну как раз эти два призрака и явились для того, чтобы ее сопроводить в мир иной?!
– Я не хочу умирать, – еле слышно пискнула Настя, продолжая тихонько и безнадежно плакать. – Я еще ничего хорошего не видела в этой жизни, чтобы с ней вот так запросто распрощаться…
«Я еще не успела насладиться любовью! – хотелось ей крикнуть досаждающим ей своим присутствием покойным родственникам. – Я еще не успела узнать, что такое любовь! А я хочу любить!!! Я хочу вон того мужика, в чью сторону вы посмотрели с таким осуждением!!! Я хочу его тела, его рук, его губ!!! И ступайте прочь отсюда, оставьте меня в покое!!!»
Но подобные вольные откровения остались лишь в ее голове и сердце. Выдать вслух она их не решилась. Тетка и дядька с их пуританским воспитанием вряд ли смогли бы понять ее и уж тем паче не приняли бы эти доводы как основание для ее задержки на этом свете. Они просто смотрели теперь во все свои глаза на валявшуюся под кустом смородины племянницу и таяли…
Точно! Настя от неожиданности даже перестала плакать и потерла глаза. Так и есть – привидения исчезли. То ли действие наркотика начало ослабевать, то ли они решили оставить бедную девушку доживать свои дни, как она того пожелает. Но факт оставался фактом – скамейка была пуста. Как, впрочем, и весь двор. Пока она предавалась бессловесным разговорам с фантомами, бандиты со двора съехали.
Боясь всласть порадоваться этому двойному освобождению, Настя на четвереньках проползла вдоль кустов смородины до самого угла дома. Там она приостановилась, восстановила дыхание, с шумом вырывающееся из ее груди, и, поднявшись во весь рост, прижалась к шероховатой стене. Теперь предстояло сделать главное – быстро, лучше бегом, пересечь двор и добраться до припрятанной машины. Настена опасливо подняла голову и поглядела на свои бывшие окна. Не заметив там силуэта любезной свекрови, потрусила к мусорным ящикам.
Машина была на месте. Вибрирующими от страха и слабости пальцами Настена достала ключи из кармана атамановских джинсов и, открыв дверцу, рухнула на водительское сиденье. Мотор заурчал, и машина плавно двинулась со двора.
Теперь бы не отключиться, сидя за рулем, да никаких привидений больше не встретить на пути к улице Фестивальной, а там, что бог пошлет.
Но господь, милостиво помогавший ей всю дорогу и убравший с проспекта весь встречный транспорт, преподнес ей напоследок сюрприз совсем не лучшего свойства. А именно: стоило только Насте переступить порог своей квартиры и, тщательно заперев входную дверь, войти в свою единственную комнату, как в ее кресло сизым облачком слетело очередное привидение и самым наглым образом начало принимать очертания человеческой фигуры.
– Чего тебе нужно? – сипло пискнула она, медленно оседая и усаживаясь мягким местом на пол. – Оставьте меня все в покое…
Привидение не ответило, что было и неудивительно, шевельнулось в кресле и вдруг быстренько материализовалось в образ покойного Мельника.
– Ой! – вскрикнула Настя, заметив, как это нечто ей подмигнуло. – Ты за мной?!
Фантом Мельника ощерил огромных размеров пасть и согласно кивнул.
– Хорошо, я сейчас, – покорно кивнула Настя и, шарахнувшись со всей силой головой о пол, опрокинулась в обморок…
Глава 23
В предрассветных сумерках кожа Елизаветы отливала матовым блеском. Плавные изгибы фигуры, кое-где прикрытые одеялом, словно были созданы для того, чтобы их ласкала мужская рука.
Не выдержав, Борька нежно провел ладонью по ее животу.
– Чего не спим? – Лиза, не поднимая головы, приоткрыла один глаз. – Который час?
– Спи, малыш. Рано еще… Ты проспала почти сутки… – Рука его скользнула ей на грудь и ласково ущипнула сосок. – Ты необыкновенно хороша, Лизонька. Необыкновенно…
– Ты сильно переживаешь? – Лиза, уловив горестные нотки в его голосе, пододвинулась и прильнула к нему всем телом. – Боренька, расскажи мне все… Тебе будет легче…
Он прерывисто вздохнул и прикрыл глаза растопыренной пятерней. Тело его мелко задрожало, и девушка поняла, что он плачет. Немудрено, конечно, рассопливиться, потеряв в одночасье мать и двух братьев, но ей-то это зачем? Сейчас каждый их шаг, каждый вздох под контролем. Мало Атаманова, так и Филон на измену подсел…
Она принялась гладить Бориса по груди, попутно сцеловывая слезы с его лица.
– Боренька, миленький, – ворковала Лиза. – Ты поплачь, поплачь, тебе легче будет.
– Легче уже не будет, – обреченно выдохнул Борис и в немом бешенстве стукнул кулаком по краю дивана. – С какого хрена будет легче, скажи?! Смерть на взлете…
– То есть? – Лиза затаила дыхание: сподвигнул бы господь его на откровения, насколько проще было бы ей построить с ним задушевную беседу, а так – того и гляди нарвешься на какие-нибудь подводные камни. – Что ты имеешь в виду?
– Мы только-только в гору полезли… Э-эх, жизнь! – Борис утер глаза и, выпростав себя из одеял и ее объятий, прошлепал босыми ступнями к окну. – Почему так всегда случается, не знаешь? Как только что-то хорошее начинается, на смену ему тут же спешит плохое! Ведь мы же с нуля почти начинали. Если бы ты знала, что за детство у меня было… Хлеба иной раз вдосталь не ели…
«Потом им же и начали спекулировать», – мгновенно родилась в ее мозгах язвительная мыслишка.
Но Елизавета ограничилась лишь сочувственным:
– Бедный мой!.. Помоги тебе господь!
– Бедный! А ведь на самом деле теперь бедный, Лизка!!! – Он обхватил голову руками и, вернувшись на постель, упал ничком рядом с девушкой. – У меня же теперь ничего за душой!!! Ничего!!!
– Милый, – мягко, но строго начала Лиза. – Если ты мне будешь продолжать пудрить мозги своими восклицаниями, мы никогда не тронемся с места. Давай-ка расскажи мне все по порядку. Авось что-нибудь да придумаем…
Рассказ Бориса был коротким, путаным и нелогичным. Он то пускался в воспоминания о полуголодном детстве, когда его мать с малолетними сыновьями пряталась от буйств очередного отчима в копенках соломы на соседствующих совхозных полях, то перекидывался к событиям недельной давности. Они-то, собственно говоря, больше всего и интересовали Елизавету. Но не будешь же перебивать решившего пооткровенничать мужика, когда он с умилением рассказывает о том, как подстрелил из рогатки первого в своей жизни голубя…
– Значит, того, кто предложил вам заняться разбоем на большой дороге, ты не знаешь? – не смогла она скрыть разочарования, когда Борис, поговорив минут пять, замолчал.
– Нет. Мать всем верховодила. Она каким-то образом вышла на этого человека. Не он на нее, а она. Хитрая была, бестия!
– Да уж, наворотила. – Лиза с трудом подавила сарказм, уловив в голосе своего мужчины неприкрытое восхищение материнскими талантами. – А где же вы машины брали?
– Поначалу арендовали в соседних областях. Потом своими обзавелись. Мельник, дурак, конечно, приехал на разборки к крестьянам! Да кто же своего брата-колхозника сдаст? Да если он к тому же и платит поболее твоего? Дела шли как по маслу, Лизок. Раскрутились за один сезон. Мать и брательники меня в город спровадили, чтобы я, значит, к Мельнику в окружение затесался и руку всегда на пульсе держал. А они дом за лето поставили, скотины накупили немерено…
