Владимир Гоник - Преисподняя
Но он видел, что ее точит какой-то червь, мучают сомнения, однако он осек себя: "Не твое дело, - сказал он себе, - ты здесь вообще командировочный: прибыл-убыл, день отъезда - день приезда... Билеты, суточные, постель. Главное - это вовремя сдать бухгалтеру финансовый отчет".
- Джуди, утром на студию, надо выспаться. Я еще не привык: разница во времени, - Бирс встал.
- Спокойной ночи. Я посижу. Спасибо за вечер.
- Вам спасибо, - Бирс направился к двери, на пороге обернулся: Джуди сидела в углу, слишком одинокая и хрупкая для такого огромного помещения. Это было все равно, что в одиночестве сидеть в зале ожидания на вокзале; она показалась Антону беззащитной и неприкаянной.
Сладкоголосый саксофон источал в полумраке ностальгическую мелодию, которая сочилась в ночную тишь, подобно струе меда. Джуди налила себе вина и потягивала маленькими глотками, погруженная в раздумья; можно было подумать, что она спит с открытыми глазами.
Бирс вышел в холл и осторожно, стараясь не шуметь, поднялся по деревянной лестнице на второй этаж. Скрип его шагов сопровождала тихая, льющаяся снизу музыка.
За месяц, что Бирс жил в Лос-Анджелесе, это была единственная ночь, которую Джуди провела у родителей. Она заезжала за ним по утрам, вечером привозила на ночлег, Антон не сомневался нисколько, что ночи она проводит с Хартманом. Впрочем, это его не касалось.
В разгаре была зима, однако завтрак неизменно начинался со свежей клубники, разнообразных фруктов и соков, как и ланч на студии, где компания устраивала для сотрудников шведский стол.
Джуди приезжала за Бирсом в половине девятого, белая "хонда" появлялась бесшумно, как рыба, стремительно и плавно въезжала на пологий косогор и замирала у дома. Джуди целовала родителей и везла Антона на студию, где они работали до четырех с перерывом на ланч.
Бирс сделал несколько репортажей и часами сидел с Джуди в монтажной, готовя материал в эфир. После работы они отправлялись обедать, обычно навещали какой-нибудь ресторанчик с хорошей кухней.
В первый день они заехали в бизнес-клуб отеля "Четыре сезона" на Дохени драйв, и Бирс как деревенщина пялился по сторонам, разглядывая нарядные золотистые стены, овальные холлы, где стояли огромные кадки с фикусами, зеркала во всю стену, в которых отражались уютные залы с круглыми столами, ноги утопали в толстых коврах, повсюду встречались укромные уголки для отдыха, а однажды Бирс и Джуди приехали сюда вечером и его ошеломил сад с подсвеченным бассейном и рождественскими деревьями, усыпанными маленькими горящими лампочками.
Чаще всего они обедали в ресторане, который Джуди любила сама. Их угощали на славу, а то, что они не могли съесть, им, как водится, заворачивали с собой.
Везде расплачивалась Джуди, Бирс испытывал неловкость, но когда он сделал попытку заплатить, Джуди погрозила пальцем:
- Тони, за все платит компания.
Он удивлялся, насколько она бесхитростна, все ее поступки, слова и воззрения отличались простотой и естественностью и потому казались весьма разумными, плодом раздумий.
Они заехали в пиццерию "Ангелы" на углу Пойнсетия и Мэлроуз в Голливуде поблизости от студии Парамаунт. Снаружи это было неказистое старое здание в два этажа, над входом громоздились металлические конструкции, внутри тесно стояли черные пластиковые столы, но оказалось, что здесь чудесно кормят, и многие голливудские знаменитости частенько наведываются сюда, чтобы вкусно поесть; почти все они дружили с хозяйкой.
Она вышла к Бирсу и Джуди в просторном сером комбинезоне, раскрасневшаяся, только что от плиты. Джуди познакомила их, и оказалось, что хозяйка знаменита не только как повар, но и как автор кулинарных книг. Они закатились в знаменитый ресторан "Паламино" на бульваре Ланкершим в Северном Голливуде, где подавали изысканную морскую пищу и хорошее мясо, и Антон вспоминал свою нищую голодную страну на другом конце света - страну, богаче которой не было на земле. А здесь столы ломились от сочной, вкусной еды, съесть все не было сил, и он подумал, как будет сожалеть об этом дома.
По ночам в черном калифорнийском небе далеко окрест была видна яркая неоновая вывеска "Паламино": желтая подкова, в которой поднялась на дыбы желтая цирковая лошадь; Бирс часто вспоминал ее в зимней сумрачной, перебивающейся впроголодь Москве.
13
Беглецы уходили отстреливаясь. Одиночными выстрелами они стреляли из пистолетов и бежали в надежде оторваться. Отряд отвечал беглым огнем и продвигался вперед ползком, бросками и короткими перебежками.
Иногда пальба прекращалась, понятно было, что беглецы пошли в отрыв. Першин поднимал отряд, они бежали следом по шпалам и обочинам колеи, рискуя угодить под прицельный выстрел; несколько выстрелов попали в цель, наружный слой кевлара на бронежилетах висел клочьями, а один из разведчиков получил ранение, к счастью, легкое. Фельдшер перевязал его. Першин оставил раненого у шахтного телефона, приказав связаться с диспетчерской, чтобы со следующей станции навстречу выслали подкрепление на перехват. Он рассчитал, что перекроет тоннели и возьмет беглецов в клещи, но они неожиданно исчезли - как в воду канули.
Отряд тщательно осмотрел тоннель и обнаружил в стене панель, замаскированную под тюбинг, ее открыли с трудом и увидели узкий черный лаз, соединяющий тоннель со старыми горными выработками, не обозначенными на схеме. Лаз прорезал толщу грунта - очевидно, его пробили, чтобы в случае нужды быстро убраться из тоннеля, такие скрытые лазы отряд находил в самых неожиданных местах: те, кто прорыл их, хорошо знали подземную географию.
Судя по всему, заброшенные штреки соединялись с древними подземельями, свежий лаз вел в старинный, выложенный кирпичом ход со сводами. Отряд медленно продвигался, затенив фонари и освещал пол, чтобы не прозевать ловушки.
Беглецов было пятеро. Першин подозревал, что это посланная на задание команда - из тех, что крали людей. Отряд перехватил их в шахтном стволе, откуда сеть ходов вела в коллекторы водоканала, а те, в свою очередь, сообщались с подвалами окрестных домов.
Сотни шахт действующего метрополитена имеют выходы на поверхность по всей Москве - во дворах, парках, на улицах - сотни шахт, не считая множества тайных. Почти в любой московский дом можно попасть снизу, из-под земли, имея сноровку в земляных работах, достаточно из ближайшего коллектора или колодца вывести ход под фундамент или взрезать его; существуют буры и пилы, способные пройти бетон и стальную арматуру, как масло.
Невидимые команды рыскали в подземной Москве, не зная преград: они легко попадали в любое место города, проникали в дома и уводили людей. Это было все, что удалось узнать, прочее - кто они, откуда, зачем? оставалось загадкой.
Тайным чутьем, развитым у людей, подвергающихся опасности, отряд угадал в шахте чужое присутствие, вернее, почувствовал до того, как чужаки появились. Отряд погасил фонари и затаился во мраке - слился с ним, стал его частью, неразличимой на глаз. Незнакомцы появились в нижнем коллекторе - не пришли, нет - возникли, будто часть мрака обратилась в пять сгустков, которые приняли очертания людей: мрак выдавил их из себя, как пасту из тюбика.
Незнакомцы постояли, прислушиваясь, потом включили фонари и поводили ими по сторонам: фонари их были немощны и слабы, свет едва пробивал темноту. Незнакомцы один за другим бесшумно заскользили к железному трапу, ведущему в шахтный ствол; вероятно, они намеревались по стволу подняться наверх. Першин включил сильный фонарь и ярко осветил их - всех пятерых.
- Стоять! - крикнул он оглушительно, и они застыли на миг, застигнутые врасплох.
Из темноты он хорошо разглядел их, окаменевших на свету: бледные лица, мешковатые комбинезоны, грубые башмаки. Один к одному они выглядели, как беглец, покончивший с собой несколько дней назад - та же одежда, такие же мучнистые, белые, бескровные лица, в которых присутствовало что-то неживое, какая-то странная жуть: с первого взгляда они были похожи на оживших мертвецов.
Незнакомцы мгновение пребывали в замешательстве и вдруг все разом бросились на бетонный пол и покатились кубарем в полумрак. Отряд ударил из автоматов вдогонку, но били поверх голов в надежде взять живьем.
Из сумрака раздались ответные выстрелы, пришлось погасить фонари и лечь на пол, чтобы не маячить живыми мишенями.
Выложенный старым кирпичом ход привел отряд в каменную галерею: массивные опоры поддерживали тяжелый сводчатый потолок, узкие арочные проемы соединяли одну палату с другой.
В галерее беглецы приняли бой. Отстреливались они скупо, отряд рассыпавшись цепью, поливал их огнем. Першин вдруг понял, что ответной стрельбы никто не ведет.
Они нашли всех пятерых, тела их валялись в укрытиях, все пятеро были мертвы. Першин осмотрел их и не поверил глазам: каждый из них, похоже, последней пулей покончил с собой, все они предпочли умереть, но не сдались.
