Наталья Борохова - Избранные лучшие детективные истории
— Ты хоть понимаешь, глупая, что, если бы ему удалось отравить жену, все списали бы на тебя? — спросила я всхлипывающую Фанузю. — И зачем он тебе нужен, стареющий, нудный, злобный?
— Я все равно его люблю, — проныла она, высморкавшись в занавеску, — со мной он исправится, я же буду единственная женщина, которая не принесет ему несчастье.
— Вы, конечно, должны будете дать делу ход? — подал голос Максимов, который, похоже, только что пришел в себя.
Я промолчала. Честно говоря, я и сама не знала, как теперь разрулить ситуацию.
— А вы не могли бы продать мне видеозапись всего, что происходило в эту ночь? — предложил он. Уж поверьте, я смогу сделать так, чтобы этот слизняк до конца жизни вздрагивал при имени своей бывшей жены.
Что же, продать так продать. И чего бы этим взрослым людям сразу было не разобраться со своими любвями? Или любовями? Фанузя действительно идеальная жена для Чернова: недалекая, неприхотливая, про таких говорят — рачительная домохозяйка. Максимов — тоже фрукт, двадцать пять лет чего-то ждал, вместо того чтобы свой интеллект и умение убеждать использовать для создания собственного счастья. Я подозревала, что и к должности своей он пришел отчасти для того, чтобы доказать любимой женщине, чего он стоит в этой жизни. Странные люди. Нет чтобы сразу довериться предчувствиям и поступать вопреки всему, чему тебя учили.
Наталья Солнцева
Случайный гость
Кучер, кряжистый рябой детина, осадил лошадей, спрыгнул на землю и заглянул в окошко кареты. Он был встревожен, его глаза лихорадочно блестели.
— Слышьте, ваше сиятельство, может, вернемся на постоялый двор, там заночуем? Неспокойно мне. Лошади волков чуют…
Он явно чего-то недоговаривал.
— Так ведь нынче лето, а не зима, — сердито возразил молодой человек, распахивая дверцу. — Метель не задует, стало быть, не заблудимся. И волки не голодные! Нешто не уйдем от них?
Над пустынным трактом стояла беззвездная ночь, стена леса с обеих сторон смыкалась с непроглядно темным небом, на котором в вышине желтовато брезжил призрак луны, едва различимый сквозь пелену облаков.
— Скоро поворот у Мертвого скита, — сообщил кучер, опасливо оглядываясь. — Здеся ночью лучше не ездить. Разбойники балуют… и так, проклятое место.
Молодой господин ехал издалека, да не один, а с барышней, которая всю дорогу закрывала лицо низко повязанной шалью. Платье на ней было богатое, парчовая душегрейка обшита соболем — видать, графская или княжеская дочка. Кучеру много разных людей приходилось возить по тракту, и он научился распознавать, кто перед ним. Эти двое, судя по всему, беглецы: скрываются либо от царского гнева, либо от родительского. Любовь-то, она и беднякам, и господам голову кружит. Парочка, небось тайно повенчанная, спешит замести следы, пока батюшка с матушкой не остынут и не дадут своего благословения. Или вовсе греховное дело — молодой любовник умыкнул супругу у ревнивого мужа! И такое бывает. Русская душа темнее, чем самый глубокий омут и самая черная ночь. В нее запросто не заглянешь…
— Поехали! — приказал молодой человек. — Хватит болтать!
И понятно почему — ему с барышней не с руки задерживаться на постоялых дворах: в любой глуши есть любопытные глаза и уши. Им поскорее ехать надо, затеряться в лесных дебрях. Поселятся где-нибудь на отшибе, в срубленном заранее доме, затаятся — ищи-свищи, сам Соловей-разбойник голову сломает.
Не к добру вспомнил кучер о разбойниках, сплюнул и широко, от плеча до плеча, перекрестился.
— А ежели лихие люди нападут? — не унимался он. — Воры тьмутараканьские?
У «сиятельства» лопнуло терпение — он вытащил из-за пазухи пистолет и помахал им в воздухе. Сказал грозно:
— Я тебя сам убью, идол упрямый! Иди к лошадям, живо!
Карета покатила вперед. Внутри, на истертом ковре сиденья зябко куталась в шаль юная красавица с тонким бледным лицом, на котором горели болезненным огнем глаза и ярко алели губы, накрашенные заморской помадой.
— Страшно мне, Гриша, мочи нет! — прошептала она, прижимаясь к плечу своего спутника. — Зачем мы папеньку ослушались? Надо было молить, в ногах валяться! Покаялись бы — согрешили, мол, до венца…
— Я каяться не умею, — сурово отрезал молодой человек. — Тем паче в ногах валяться! Увез тебя, и дело с концом!
Лошади свернули влево, деревья расступились, и кучер, гикнув, погнал. Раздался громкий треск, возница слетел с облучка, карета с размаху остановилась…
«Разбойники!» — вспыхнуло в голове девицы, она обмерла со страху, забилась в угол. Князь выскочил, выстрелил наугад. На него навалился дюжий бородатый мужик с дубиной, завязалась драка. В темноте ничего нельзя было разобрать — только мелькали вспышки, в нос бил запах пороха и тяжелого мужицкого пота. Дважды или трижды сабля княжеская попадала в цель, брызгала кровь, кто-то со стоном упал, кто-то побежал к лесу. Молодой человек, разгоряченный схваткой, ринулся следом…
Девушка в карете очнулась, прислушалась к звукам снаружи — тишина. Уши, что ли, у нее заложило от испуга? Дрожа и стуча зубами, она выглянула в открытую дверь — никого. Вышла — глаза долго привыкали к темноте. Первое, что она увидела, было мертвое тело кучера. Второе тело лежало чуть поодаль, с торчащей кверху бородой и оскаленными зубами.
— А-а-аааа! — в ужасе, взвизгнула девица. — А-а-а! Гриша! Гри-и-иишенька!
Никто не отозвался. Только из темной лесной чащи донесся до нее то ли волчий вой, то ли крик филина. Девица, вне себя от ужасного беспокойства, вернулась в карету, там, в нервной лихорадке, дождалась утра. Солнце размытым бледным пятном проступило на сером небе, осветило безжизненный скит, — два приткнувшихся друг к другу домика с остроугольными тесовыми крышами и одним уцелевшим покосившимся крестом. У дороги валялись два мертвых разбойника и кучер…
Сколько безутешная девица ни звала ненаглядного Гришеньку, сколько ни искала его в близлежащем лесу — все напрасно. Молодой князь исчез бесследно.
* * *— Смотри за шашлыком, Митька, а то сгорит, — посоветовал товарищу крепко сбитый парень лет двадцати. — Видишь, кое-где еще огонь? Надо бы водичкой сбрызнуть.
Он повернул шампуры с мясом. От шашлыка шел аромат специй и лука, куски свинины истекали соком, который с шипением капал на угли. В ведре с родниковой водой охлаждались водка и пиво. Девушки расстелили на поляне скатерть, резали овощи и хлеб.
Денек выдался как по заказу — ясный, теплый, безветренный.
— Надо было вина девчонкам взять, — вздохнул Митька, лежа на спине и глядя в бездонную небесную синеву. — Они водку пить не станут. А пиво Галка не любит.
Их было четверо — сокурсников гуманитарного московского вуза — два парня и две девушки. Слабый пол изучал литературу, а сильный — историю. Свободное время молодые люди предпочитали проводить на природе, подальше от большого города. Зимой катались на лыжах в подмосковных лесах, летом ставили палатки на берегу тихой речушки или на лесной поляне, у ручья. Вот как сейчас.
— Поздно спохватился, Митяй! — весело блеснул белым рядом зубов приятель. — До ближайшего магазина — час пилить, а в деревне только самогоном можно разжиться. Эх, хорошо-то как! — Он сорвал зеленый стебелек, раскусил, ощущая на губах легкую травяную горечь. — От земли медвяный дух идет. Стрекозы летают…
В воздухе стоял густой запах разогретых солнцем лесных цветов, смешанный с дымком костра и пряным ароматом мяса.
— Шашлык готов? — звонко спросила одна из девушек, та, которая нравилась Артему, спортсмену и добродушному балагуру. Ее звали Мила. — Кушать хочется.
Артем тут же выплюнул травинку, вскочил и проверил мясо — пора снимать. Обжигаясь, он взял шампуры и понес к «скатерти-самобранке».
Митяй был пониже ростом, худощавый и в очках — типичный «ботаник», кладезь занятных историй и неизменный победитель конкурсов, где требовались эрудиция и знание малоизвестных фактов. Он был мастер придумывать всякие розыгрыши, увлекался поисками кладов и становился гвоздем программы любого загородного пикника.
Вопреки ожиданиям дамы от водки не отказались, выпили по рюмочке — для аппетита, — потом перешли на пиво. Шашлык удался: мягкий, сочный, в меру посоленный и приправленный перцем, он таял во рту. После еды всех разморило, захотелось прилечь в тени раскидистого дуба, закрыть глаза и послушать полуденную песню леса.
Артем вытащил из рюкзака большое одеяло, расстелил под деревом. Сквозь зеленый шатер листвы просвечивало солнце; травы и цветы стояли не шелохнувшись. Над ними кружили пчелы, порхали бабочки, гудели мохнатые шмели.
