Марина Серова - Угнать за 30 секунд
– А что за тип? – поинтересовался Кораблев.
– Один мой старый знакомый, – отозвалась я, вылезая из салона «Фольксвагена». И еще успела услышать негромкий голос Максима Максимыча: «Сдается мне, что она нарыла адрес одного из тех, кто хотел ее убить около Ровного…»
Догадливый у меня братец. Ничего не скажешь. Весь в меня.
Я поднялась пешком на пятый этаж – лифт, как водится у нас, был отключен – и остановилась перед квартирой номер девятнадцать, в которой, по моим, вернее, фээсбэшным данным, должен жить Боря Корчевников, мой любезный знакомец «гусар». Ох, не нравится мне все это! Даже если он дома…
Прервав цепочку собственных мыслей, я с силой нажала на кнопку звонка раз и другой.
– Кто? – раздался за дверью недовольный голос.
Я ответила первое, что пришло на ум, и оказалось, что пришло довольно удачное:
– Я от Николая. Он просил к вам зайти.
– А, от Коли… – пробормотали за дверью, и только в этот момент я поняла, что не ошиблась при определении адреса и человека. Сомнений больше не оставалось: я пришла «в гости» к тому самому Борису, знакомство с которым едва не стоило мне жизни.
Дверь распахнулась. Борис, в домашнем халате и тапочках, начал свой обзор с моих ног. Потом он медленно поднял взгляд и коснулся им наконец лица. Примечательно, что узнал он меня сразу, потому что вздрогнул всем телом и стал пятиться. Я извлекла из заранее расстегнутой сумочки пистолет и, приставив ствол ко лбу помертвевшего Бориса, произнесла:
– Ну, пойдем поговорим, что ли, дамский угодник. Как жизнь? Как сам-то? Покушал ли шашлыков на дачке? Ну что ты моргаешь, сволочь? Не ожидал визита дамы в такой прекрасный день?
Его губы дрогнули. Со лба на щеку скатилась крупная капля пота. Он уперся спиной в стену прихожей, и я с грохотом захлопнула за собой дверь.
– Но ты же… тебя же… – бормотал мой «гусар».
– Можешь считать, что я воскресла, – сказала я. – И больше не будем к этому возвращаться. Лады? Вот и чудесно. Лучше поговорим о тебе, мой милый Борис Ильич Корчевников, выпускник Ленинградской академии ВВС, ныне Санкт-Петербургского института переподготовки летных кадров. Ты ведь у нас заслуженный человек, Боря. Галантный, что очень важно для дам. Ты даже убивал меня вежливо, с прибаутками. Помню, как ты сожалел, что вынужден меня убить. Говорил даже, что готов на мне чуть ли не жениться. Теперь у тебя, мой милый Боря, есть шанс. – Дулом пистолета я отодвинула с его лба прилипшие прядки волос и продолжала: – Да, у тебя есть прекрасный шанс. Ты отвечаешь на все мои вопросы, и тогда у нас будут согласие да любовь. Понятно тебе, ухарь?
– Ты меня не так поняла, – заговорил он. – Честное слово, это недоразумение, и я легко объясню…
– Легко? Да, без сомнения. Ты вообще все делаешь легко, вдохновенно. К примеру, убиваешь. Это, Борис, ты, кажется, освоил лучше всего. Как и твой коллега Николай, который, помнится, пережил клиническую смерть… Он, если я не ошибаюсь, очень сочувственно рассказывал о том, как некая плита свалилась на машину Вадика Косинова. И, как и следовало ожидать, раздавила ее.
– Ты влезла не в свое дело… – начал было Корчевников, но я коротко, без замаха, ткнула кулаком свободной руки ему в солнечное сплетение, отчего у него безнадежно перехватило дыхание и он вынужден был некоторое время, скорчившись, хватать воздух широко открытым ртом.
– Ах, не мое дело… – усмехнулась я. – Конечно, не мое. Мое дело, по твоей мысли, – лежать на дне омута в иле и скромно так, непритязательно разлагаться. Это ясно. Только ты уж меня извини, я несколько выбилась из графика.
– Но как тебе удалось…
– Вставила жабры, – снова перебила его я. – Кстати, если ты будешь изображать из себя дурачка, я и тебя жабрами обеспечу.
– Как… это?
– А я еще и сама не знаю, – с нарочитой беспечностью отозвалась я. – Поглядим. В общем, Боря, располагайся и рассказывай. Кто меня заказал, зачем и кто давал тебе инструкции. Пока что на повестке дня эти вопросы.
Он поднял обе руки, обратив ко мне раскрытые ладони. Как будто хотел таким образом защититься от пули.
– Ну же, сволочь, – произнесла я нежным, прямо-таки бархатным голосом, – у нас так хорошо складывался разговор там, на подъезде к Ровному, а теперь вот такая незадача. Ну как неродные мы с тобой. Тебя, наверное, смущает пистолет в моей руке. Не проблема. Я его положу на журнальный столик. Вот так.
И я положила «беретту» на стопку журналов и газет, верхнюю из которых, верно, читал любезный Борис до моего неожиданного появления.
– Да, вот так, – повторила я.
– Вот так… – пробормотал «гусар», глядя куда-то через мое плечо. – Честно говоря, и не знаю, что тебе сказать, Женя. Этот злосчастный случай меня самого из колеи выбил, пойми. Ты ведь тоже… тебе же ведь приходилось исполнять примерно ту же работу, я знаю.
– Откуда?
– Оттуда, оттуда… – отозвался он мутно и вдруг резким движением – вслепую, не глядя! – попытался дотянуться до лежащего на столике пистолета.
На это я, откровенно говоря, и рассчитывала. Нужно было как-то взорвать застоявшееся, как болото, вялое течение беседы, которой вообще-то надлежало быть допросом.
Я выбросила вперед руку движением, каким выстреливает сжатая до отказа и вдруг отпущенная мощная пружина. Перехватив кисть Бориса у запястья, я резко рванула ее на излом и услышала короткий глухой хруст кости. Корчевников задергался, с его губ сорвался какой-то клокочущий всхлип. Он скрипнул зубами, на лице его, побагровевшем от напряжения, начали проступать сероватые пятна мертвенной бледности. Он даже на пару минут потерял дар речи и только булькал и качался взад-вперед, держа перед собой покалеченную руку, как держат младенца.
– Теперь ты понимаешь, что я пришла с тобой не в брачные игры играть, – жестко сказала я. – После следующей выходки, вне зависимости от того, в чем она будет заключаться – попытаешься ли опять переменить ситуацию в свою пользу или же будешь изворачиваться и врать, – я буду стрелять. Ты ведь знаешь, можно очень ловко выстрелить по коленной чашечке: соображать ты будешь прекрасно, болевого шока не наступит, и сознание останется ясным, как майская роса поутру, вот только боль… боль жуткая… Я могу тебе это устроить. Я вообще девчонка развитая, как тебе сказал, верно… Фомичев. Так или нет?
Я бросила это имя ему в лицо, как если бы послала его вместе с пулей. Корчевников заморгал. Я подняла пистолет и нацелилась ему в ногу.
– Ну, не дури, Боря. Все равно ведь рано или поздно все расскажешь. Только с худшими для себя последствиями. Знаешь, есть такой тупой и не очень приличный анекдот… Впрочем, в нашем случае о приличиях лучше умолчать. Так вот, попали в плен к дикарям американец и хохол. Им говорят: или давайте по две тысячи долларов, или съешьте мешок соли, или будем вас всем племенем трахать. Нравы, батенька! Ну, американец достал две тысячи долларов, отдал, сидит кайфует. А хохол начал жрать соль. Ел-ел, полмешка съел и говорит: «Все, больше не могу!» И стали его дикари трахать. Полплемени прошло, полплемени осталось, хохол и говорит: «Нет, больше не могу, давайте уж я буду соль доедать». Хорошо. Жрет соль. Осталось чуть-чуть, хохол выдохся и говорит: «Все, больше не могу». И вынимает из кармана две тысячи долларов.
Корчевников поднял бледное лицо – по лбу пот стекает, взгляд блуждающий, губы побелели.
– И что? – спросил он.
– А то, что ты ведешь себя пока, как тот хохол. А ведь можешь сразу отдать две тысячи долларов, то есть в твоем случае – рассказать обо всем, чем я интересуюсь. Тогда и не произойдут с тобой всякие разные неприятности.
– А что я тебе расскажу… – пробормотал он. – Ты сама уже все сказала.
– Что – сказала?
– О Фомичеве.
– Так-так. А что ты можешь к моим словам добавить? Ну давай, не темни Боря, а то я сейчас тебя всем племенем…
– Ну хорошо, – медленно заговорил Корчевников, разглядывая напухающую руку, – я скажу. Только все равно тебе это ничего не даст. Ни-че-го.
– Как знать, как знать… Ну! – Я подняла пистолет.
– Фомичев велел мне подхватить тебя у выхода из института. Не сразу, конечно, а так, чтобы ты ничего не заподозрила. Он проинструктировал меня, сказал, что ты очень опасна.
– Погоди… Он говорил это уже после того, как я побывала у него в кабинете?
– Ты, наверное, как раз шла от него по коридору на выход, – сказал Борис. – Он позвонил мне на мобильник.
– Значит, ты ждал заранее?
– Я вообще-то тебя вел все это время. Наши подвезли Фомичева к институту в тот самый момент, когда ты вошла в проходную, где человек Кешолавы сидит.
– А-а, понятно, – сказала я, вспомнив, что нечто такое в тот момент, на проходной, я и подумала. – Значит, после того, как я отказалась указать местонахождение косиновского «Рено», тебе был отдан приказ убрать меня.
