Марина Серова - Хрустальный шар судьбы
Когда Анютка немного подросла, Ритка и правда устроилась на работу. Поначалу Виктор повеселел, что теперь жена будет при деле и к нему меньше приставать станет. Ан нет! Оказалось, дальше только хуже все пошло.
Во-первых, в семье стало меньше денег. Ну, это Ритка так считала, он-то думал, что нормально, раз у них теперь две зарплаты вместо одной. Но вместе с зарплатами, как известно, растут и потребности. Ритка принялась капризничать: то ей нужны новые сапоги, потому что прошлогодние уже вышли из моды, то ремонт у них в квартире несовременный, то холодильник пора менять… Набрали кредитов, влезли в долги, зато в доме появилась дорогая бытовая техника и кое-что из мебели, а у жены – новая шуба. Но теперь денег не хватало катастрофически, и Ритка на эту тему пропилила Виктору все мозги.
Пришлось ему продать «Газель» и купить легковушку, на которой он и «таксовал» впоследствии. Денег немного прибавилось, но дома-то он из-за работы чаще бывать не стал. А Ритка словно с цепи сорвалась, требовала внимания к себе, ласки, попрекать его начала – какой, мол, ты мужик? Грозилась уехать к маме.
Виктор сперва сдерживался, потом плюнул и высказал жене все, что он о ней думает. Ритка, надув губы, собрала Анютку и гордо покинула квартиру Виктора, не забыв, однако, прихватить с собою все новоприобретенные вещи, кредит за которые еще не был выплачен и висел на Викторе.
Зол он был на жену – не то слово! Но к материальным проблемам добавилось еще и то, что, оказывается, долго без женщины мужику жить тяжело. Ритка, зараза такая, на его предложение хотя бы иногда устраивать интимные встречи для разрядки – «все ж таки мы не чужие люди!» – повесила трубку, словно оскорбленная в своих лучших чувствах ходячая добродетель.
«Забыла, как сама по пять раз среди ночи ко мне приставала!» – точил зубы на супругу Кондырев.
В сущности, работая таксистом, решить подобную проблему не представляло труда. Но Виктор был брезглив, к тому же его спутницами чаще всего оказывались женщины уже в возрасте (по его меркам – за тридцать пять), полноватые, часто выпившие. А он этого не любил. Ритка, несмотря на то, что родила Анютку, за собой следила и сохраняла стройность.
А эту девчонку, похожую на молодую лань, он заприметил давно. Правда, пока Виктор жил с Риткой, ему и в голову не приходила мысль познакомиться с ней. Она, во-первых, была совсем еще молодая, во-вторых, ему и везти-то ее тогда было некуда. А в машине… она могла и не согласиться.
Когда они приехали к нему, Виктор первым делом отправил девочку под душ, выбросил ее пропахшую вокзалом и поездами одежонку, а взамен нашел в шкафу что-то из стареньких Риткиных вещей, которое она забирать не стала, видимо, больше не намереваясь это носить.
Когда она вышла из ванной, чистая, свежая, благоухающая душистым гелем для душа, в полупрозрачном коротком платьице, у Виктора аж сердце застучало – красавица! Ему захотелось сразу же обнять ее, уложить на диван и целовать – всю, с ног до головы…
Однако сначала все-таки нужно было ее накормить. Виктор отварил пельмени на двоих, смотрел, как она ест, улыбался… Заметив, что после сытного ужина у нее начали слипаться глаза, он сказал:
– Я тебе на диване постелю.
Она кивнула как-то просто, равнодушно. Он ей постелил, а когда вернулся в кухню, она уже спала за столом, положив на него голову с рассыпавшимися волнистыми волосами. Он поднял ее на руки, повернул лицом к себе, ощутил небольшую упругую грудь, уперевшуюся в его собственную, скользнул ладонью по нежной ноге…
Когда он укладывал девушку на диван, сил, чтобы сдерживаться, у него уже не было. Женщины у Виктора не было третью неделю, а тут к тому же такая новизна, помноженная на красоту! Платье он с нее снимал дрожащими руками, не обращая внимание на ее неумелое сопротивление; жадно прижимался к юным розовым губам, гладил нереально гладкую поверхность худеньких бедер, вжимал, вминал в диван это хрупкое тело, теряя голову от наслаждения…
То, что она была девственницей, он понял только позже, когда встал, чтобы пойти в кухню покурить. Долго не мог сообразить, что сказать, только смотрел, как она лежит, уставившись в потолок немигающими глазами. И молчит… С того момента она не сказала ему ни слова. По ночам отдавалась покорно, молча, не сопротивляясь, но сама в процессе словно и не участвовала вовсе. Словно отбывала повинность, молча соглашалась на пытку. И от этого Виктору становилось не по себе.
Днем он оставлял ее одну, запирал дверь на ключ, домашний телефон отключал. А когда возвращался вечером, она все так же лежала на диване. Еда в холодильнике оставалась нетронутой.
Надоела она ему быстро, уже на третий день. И своей покорностью, и безучастностью, и постоянным молчанием. Он даже не знал, как ее зовут, и это тоже его угнетало.
«Бревно настоящее!» – раздраженно думал Виктор, вспоминая, как стонала и извивалась под ним Ритка.
И главное, молчит все время! Смотрит не мигая и молчит! А в глубине ее глаз таится что-то такое, отчего в его сердце поселяется безотчетный страх.
«Черт ее знает, еще зарежет ночью!» – думал он, уже не зная, как избавиться от девчонки, которой он еще пару дней тому назад хвастался перед дружками-таксистами.
На четвертый день Виктор твердо решил выпроводить ее вон. К тому же ему позвонила Ритка. Тон она сменила, разговаривала ласково, рассказывала, что Анютка все время спрашивает об отце, что она и сама соскучилась. Видно, ей без мужика тоже несладко стало. Словом, хватит дурью маяться, нужно им вновь сходиться и жить нормально.
Весь день он размышлял. Вечером пришел домой пораньше, накормил девчонку и просто сказал ей:
– Поехали.
Ни о чем его не спросив, она вышла из квартиры и села в машину. Смотрела тупо прямо перед собой. И до места они оба ехали молча. Виктор так и не знал, поняла она или нет, куда он ее привез. Высадил ее перед воротами. Уже темнело, и он смотрел на освещенные окна здания, ломая голову – позвонить или нет? Знал, что просто так ее не возьмут, придется за это им бабки отвалить, и немаленькие… В конце концов, он решил, что оно ему не надо.
– Позвонишь вот сюда, тебе откроют, заберут. Все будет хорошо, – бросил он ей.
Неловко погладил ее по руке и пошел к машине. Отъезжая, Виктор видел, как она стоит одна перед воротами – тоненькая, потерянная, – и смотрит на него бездонными глазами…
Потом несколько ночей подряд ему снился этот взгляд, он заставлял Виктора просыпаться и вскрикивать от страха, и Ритка тихонько и ласково похлопывала мужа по плечу, шептала: «Ч-ш-ш-ш, я тут, тут!» Она думала про себя: «Настрадался без меня! Мужики – они же как дети, спать одни боятся!»
* * *– Очухалась, стерва!
Такими словами мир встретил меня, тяжело пробуждавшуюся от забытья. И вложил он эти грубые слова в уста человека с квадратным лицом, способным на выражение только негативных эмоций. Во всяком случае, так мне тогда показалось.
Я с трудом разомкнула веки и посмотрела куда-то перед собой. Увидела две большие колонны из джинсовой ткани. Они казались неподвижными и крепко стоящими на земле. Я, находясь еще во власти наркотика, не сразу сообразила, что это чьи-то ноги. Ноги человека, который так грубо встретил мое возвращение к реальности.
Его квадратное лицо, о котором я уже упоминала, я имела несчастье лицезреть чуть после, как только сумела поднять взгляд повыше.
– Ну так что, очнулась, что ли? – повторил свой вопрос тот же голос, только с еще более угрожающей интонацией.
И в подтверждение серьезности вопроса обладатель голоса больно ткнул меня кулаком в бок.
Я медленно, борясь с тяжестью, которой налились мои веки, приподняла голову. В голове еще бродил неясный хмель, вызванный препаратом, которым меня усыпили в кабинете астролога Рахметова. Поэтому все происходящее доходило до моего сознания с трудом, словно сквозь пленку. Все окружающее представлялось виртуальной реальностью, казалось даже, что вот-вот, еще чуть-чуть – и туман рассеется. А потом, очнувшись от тяжелого сна, можно будет сладко потянуться, наслаждаясь знакомой обстановкой своей спальни.
Однако очередной пинок кулаком в бок – он оказался еще более болезненным, чем предыдущий, – и я явственно осознала, что это отнюдь не сон. Я вздрогнула, и глаза мои открылись почти полностью, а в следующее мгновение людские голоса надо мной обрели более четкий тембр, как это бывает, когда ты протрешь спиртом магнитофонную головку.
– Видать, крепко ее зацепило…
– Да уж, мы постарались…
– Ничего-ничего, сейчас заговорит…
– Да скорее бы…
Эти высказывания, относившиеся к моей собственной персоне, зазвучали вдруг совсем рядом и как-то очень реально. Разговаривали между собою несколько мужчин, и по их интонациям можно было с уверенностью судить, что намерения у них по отношению ко мне отнюдь не добрые. Говорили они с каким-то холодным равнодушием.
Я понемногу приходила в себя и вскоре смогла наконец почти полностью открыть глаза. Тут-то я и увидела типа с квадратным лицом, что отнюдь не прибавило мне оптимизма в планах на ближайшее будущее.
