Матильде Асенси - Последний Катон
— Не думаю, доктор. Смотрите.
У его ног в ярком круге света была очень четко видна монограмма Константина, точно такая, как на туловище у Аби-Руджа Иясуса (с горизонтальной перекладиной) и на переплете кодекса, похищенного из монастыря Святой Екатерины. Несомненно, ставрофилахи здесь бывали. Неизвестно только, с тоской подумала я, сколько времени прошло с тех пор, так как большинство катакомб были заброшены в эпоху раннего Средневековья, после чего в целях безопасности святые реликвии были постепенно извлечены, а осыпи и растительность уничтожили входы, так что даже следы многих из них были затеряны.
Фараг был вне себя от счастья. Пока мы быстро продвигались по туннелю с высоченными потолками, он утверждал, что мы разгадали таинственный язык ставрофилахов и теперь сможем с большей точностью понять все их подсказки и знаки. Его голос доносился из остававшейся у меня за спиной кромешной тьмы, так как единственным светом, озарявшим эту галерею, был луч фонарика капитана, который шагал на метр впереди меня. Его отблеск на каменных стенах позволял мне видеть три ряда ниш (многие из них были явно заняты), тянувшихся на уровне наших ног, пояса и головы. Я на ходу читала имена умерших, высеченные на тех немногих погребальных плитах, которые еще оставались на своих местах: Дионисий, Путеолан, Картилия, Астазий, Валентина, Горгон… На всех плитах был рисунок, символизировавший род занятий усопших при жизни (священник, крестьянин, хозяйка дома…) или связанный с исповедуемой ими ранней христианской религией (Добрый Пастырь, голубь, якорь, хлебы и рыбы…), или даже виднелись закрепленные в гипсе личные вещи от монет до инструментов или игрушек, если это были дети. Это место цены не имело в качестве исторического источника.
— Новая христограмма, — провозгласил капитан, останавливаясь на перекрестке коридоров.
Справа в конце узкого прохода виднелась небольшая комната, в центре которой находился алтарь, а в стенах — несколько углублений и аркосолиев, больших ниш с аркообразным сводом, в которых хоронили целые семейства; влево уходила еще одна галерея с высокими потолками, такая же, как та, по которой мы пришли; перед нами находилась очередная лестница, высеченная в скале, но на этот раз она была винтовой, и ее ступени спускались, обвиваясь вокруг толстой центральной колонны полированного камня, исчезавшей в темных глубинах земли.
— Дайте-ка взглянуть, — попросил Фараг, проходя вперед.
Монограмма Константина была высечена как раз на первой ступени.
— Думаю, нам нужно спускаться дальше, — пробормотал профессор, нервно приглаживая волосы руками и снова и снова поправляя очки, хоть они и были уже надвинуты ему прямо на глаза.
— Мне кажется, это неосмотрительно, — возразила я. — Спускаться дальше безрассудно.
— Теперь нам нельзя отступать, — заявил Кремень.
— Который час? — беспокойно спросил Фараг, поднося к глазам собственные часы.
— Без четверти семь, — ответил капитан, начиная спуск.
Если бы я могла, я бы пошла назад и вернулась на поверхность земли, но разве нашелся бы храбрец, который в темноте и в одиночку снова прошел бы по этому лабиринту, полному мертвецов, какими бы добрыми христианами они ни были? Так что мне ничего не оставалось, как последовать за капитаном и начать спуск; Фараг прикрывал меня, замыкая шествие.
Винтовая лестница казалась бесконечной. Ступень за ступенью мы спускались в колодец, вдыхая все более тяжелый и удушливый воздух, держась за колонну, чтобы не потерять равновесие и не оступиться. Скоро и капитану, и Фарагу пришлось пригнуться, потому что их лбы оказались на уровне ступеней, по которым мы только что спустились. Вскоре после этого лестница начала сужаться: обрамляющая ее боковая стена и центральная колонна незаметно сближались, и эта жуткая воронка по размеру больше подходила детям, чем взрослым людям. Настал момент, когда капитану пришлось продолжать спуск боком и согнувшись, потому что его широкие плечи уже не проходили в просвет.
Если все это придумали ставрофилахи, следует признать, что у них был извращенный ум. На нас давила клаустрофобия, я испытывала желание все бросить и убежать со всех ног. Казалось, что воздуха не хватает и что вернуться на поверхность практически невозможно. Мы словно навсегда распрощались с обычной жизнью (с ее машинами, огнями, людьми и т. д.), и нам казалось, что мы входим в одну из погребальных ниш, из которой уже никогда не выберемся. Время тянулось бесконечно, а конца этой дьявольской лестнице, становившейся все уже и уже, не было видно.
В какой-то момент меня охватила паника. Я почувствовала, что не могу дышать, что я задыхаюсь. Единственной мыслью было вырваться оттуда, как можно скорее выбраться из этой дыры, немедленно вернуться на поверхность. Я ловила воздух ртом, как рыба на суше. Я остановилась, закрыла глаза и попыталась утихомирить отчаянное сердцебиение.
— Минутку, капитан, — попросил Фараг. — Доктору плохо.
Там было так тесно, что он едва мог ко мне приблизиться. Он погладил мне рукой волосы и потом легонько провел по щекам.
— Тебе лучше, Оттавия? — спросил он.
— Я не могу дышать.
— Можешь, только нужно успокоиться.
— Мне нужно выбраться отсюда.
— Послушай, — твердо произнес он, беря меня за подбородок и поворачивая лицом к себе. — Не поддавайся клаустрофобии. Глубоко вдохни. Несколько раз. Забудь о том, где мы, и смотри на меня, хорошо?
Я послушалась, потому что больше ничего не могла поделать, у меня не было другого выхода. Так что я уставилась на него, не сводя глаз, и будто по волшебству его глаза придали мне сил, а улыбка расширила мои легкие. Я начала успокаиваться и снова смогла контролировать себя. Не прошло и пары минут, как мне полегчало. Он снова погладил меня по голове и подал капитану знак продолжать спуск. Однако, пройдя пять или шесть ступенек вниз, Глаузер-Рёйст резко остановился.
— Еще одна христограмма.
— Где? — спросил Фараг. Мы с ним не могли ее увидеть.
— На стене на уровне моей головы. Рельеф глубже, чем раньше.
— Раньше христограммы были на полу, — заметила я. — Рельеф мог стереться от постоянного хождения.
— Бессмыслица, — продолжал Фараг. — Зачем тут хрисмон? Дорогу тут указывать не нужно.
— Может быть, он просто означает, что проходящий испытания ставрофилахов идет правильным путем. Подбадривает его, что ли.
— Возможно, — заключил Фараг без особой уверенности.
Мы продолжили спуск, но едва прошли еще три-четыре ступеньки, как капитан снова остановился.
— Новая христограмма.
— Где на этот раз? — взволнованно поинтересовался профессор.
— Там же, где в предыдущий. — Первая христограмма в этот момент находилась на уровне моего лица, я могла совершенно четко ее рассмотреть.
— Продолжаю утверждать, что это бессмыслица, — снова повторил Фараг.
— Спускаемся дальше, — лаконично заключил Кремень.
— Нет, Каспар, подождите! — нервно возразил Босвелл. — Осмотрите стену. Посмотрите, нет ли там чего-то, что привлечет ваше внимание. Если ничего нет, пойдем дальше. Но, пожалуйста, проверьте как следует.
Кремень повернул фонарь в мою сторону и случайно ослепил меня. Я прикрыла глаза рукой и приглушенно вскрикнула. Вскоре, однако, послышался возглас погромче моего:
— Профессор, тут что-то есть!
— Что вы нашли?
— Между двумя христограммами в скале виднеется другая фигура. Она похожа на дверцу, но еле-еле заметна.
Вызванная у меня блеском света слепота проходила. Очень скоро я смогла разглядеть фигуру, о которой говорил капитан. Но в ней не было ничего общего с дверцей. Это был вмурованный в стену каменный блок.
— Похоже на работу фоссоров[21]. Попытка укрепить стену или отметина в кладке, — проговорила я.
— Толкайте ее, Каспар! — потребовал профессор.
— Боюсь, у меня не получится. Я стою в очень неудобном положении.
— Тогда толкай ты, Оттавия!
— Как я могу толкнуть этот камень? Он и с места не сдвинется.
Но, пока я возмущалась, я уперлась рукой в каменный блок, и от малейшего нажима он мягко подался внутрь. Образовавшееся в стене отверстие было меньше камня, лицевая сторона которого была скошена по краям, чтобы блок поместился в раму толщиной и высотой примерно пять сантиметров.
— Он движется! — радостно воскликнула я. — Движется!
Любопытно, что блок скользил как по маслу, совершенно бесшумно и без трения. Так или иначе, длины моей руки не хватило бы, чтобы протолкнуть камень до конца: вокруг нас было, наверное, несколько метров каменной толщи, и квадратный коридор, по которому скользил блок, казался бесконечным.
— Доктор, берите фонарь! — закричал Глаузер-Рёйст. — Лезьте в отверстие! Мы за вами.
