Галина Романова - Жизнь нежна
Горе действительно было страшным, сокрушительным и плохо поддающимся осознанию.
Как могла Верка скатиться до того, чтобы заделаться наркоманкой?! Ну могла позволить себе перебрать иногда, что, кстати, случалось крайне редко. Ну, бездельницей была, каких поискать. Но чтобы наркота…
— Зять говорит, что замечал за ней это, — нехотя признался Терехов, когда Сергей выразил свое недоумение вслух.
— Зять? — Хаустов мысленно послал этого зятя, которому со смертью жены жутко подфартило в материальном смысле, ко всем чертям. — А что же он не сигнализировал вовремя? Почему вам не сказал? Не пожаловался, не забил тревогу?!
— А, говорит, Вера не разрешала. На коленях, мол, умоляла этого не делать. А он ведь меня боится, как огня. Вот и… — Плечи Ивана Сергеевича судорожно вздрогнули, и старик застонал. — Почему она не подумала обо мне?! Как она могла, Сережа?! И почему именно сейчас?!
— Разве это имеет значение! — воскликнул Сергей недоуменно, краем уха уловив звук подъезжающей машины. — Сейчас или через неделю, какая разница!
Терехов с ответом собирался довольно долго. Все что-то взвешивал в уме, поглядывая на него заплаканными глазами в частой сетке воспалившихся сосудов. Потом нехотя признался:
— Я уговорил ее составить завещание не в его пользу.
— Не в пользу Прохорова? — уточнил Хаустов.
— Да. Она все отказывалась поначалу от этой затеи. Суеверной была моя девочка. — Старик снова заплакал, заслонив лицо скомканным платком. — Все утверждала, что если составит завещание, то долго не проживет. И вон как вышло…
— Что заставило ее дать согласие?
Известие Сергея сильно насторожило. А если учесть, что Прохорова из-за Полины Пановой он почти уже ненавидел, то настороженность его оказалась помноженной надвое.
— У ее двоюродного брата родился мальчуган. Такой славный мальчишка. Вера, несмотря на всю свою нелюбовь к маленьким деткам, вдруг заявила мне однажды, что если и составила бы когда завещание, то только в пользу Мишеньки. Так назвал ее брат своего сына.
— Я понял.
— Я зацепился. Стал ее уговаривать. Говорю: мои деньги после моей смерти перейдут к тебе, Веруня. А твои-то кому достанутся? Рожать она категорически отказалась. Твои, говорю, кому? Альфонсу этому?! Что она могла в нем найти?! Что, Сережа?!
— Что дальше, Иван Сергеевич? Это очень важно! — поторопил его Хаустов.
Ненависть к Прохорову уже троилась.
Как дальновиден оказался, мерзавец, как предусмотрителен!
— Так вот, она была у меня здесь недавно. Мы славно посидели с ней. Пили кофе с миндальными пирожными, говорили много. И потом как-то незаметно перешли к разговору о детях, наследстве. И Верочка сказала мне, что готова, мол, составить завещание в пользу ребенка. Говорила: Прохоров пускай в квартире остается, не на улицу же его выгонять, если что. А все остальное — мальчику. А я ведь… Я ведь свои акции в твоем банке, Сережа, который тебе от Леши достался, только недавно на Верочку перевел. Что же теперь… Как она могла, как?!
Хаустов пробыл в доме Тереховых до самого вечера. Пестовал старика, кормил его буквально с ложки, потом спать укладывал не без помощи врача «Скорой помощи». Попутно отдавал распоряжения насчет похорон Веры. Больше, как оказалось, заниматься этим было некому. Супруг, Прохоров Виталий, который после общения с представителями правоохранительных органов и крутого разговора с тестем безобразно напился. И мычал в телефонную трубку что-то горестное и нечленораздельное, когда Сергей ему позвонил.
Уезжал с тяжелым сердцем и дикой усталостью. И странное дело, очень хотелось домой. Пускай Тайка станет браниться и жарить свои жирные оладьи, повернувшись к нему толстой задницей — он стерпит. Пускай Алина смотрит на него зазывно и подолгу — он выдержит, не сорвется. Пускай пацаны капризничают и не слушаются его — он не рассердится.
Все свое ведь — домашнее, родное, привычное, не внушающее опасений.
Только бы скорее добраться домой. Запереть за своей спиной тяжелые чугунные ворота на все три сложных замка. Спустить с цепи ленивого пса со старомодной кличкой Трезор, успев потрепать его за ухом. Пройтись босыми ногами по газону, который изуродовал приглашенный Тайкой газонокосильщик из соседнего села. Домой, скорее бы домой…
Звонок Прохорова застал его совершенно некстати. Он скомкал все его надежды на тихий семейный вечер за глухим надежным забором.
— Она не могла, Серега, — еле выговорил Прохоров в трубку мобильного и икнул отвратительно протяжно.
— Кто не могла? Чего не могла? — переспросил Хаустов, глянув на время: было почти девять вечера.
— Вера не могла так умереть, — понизив голос до шепота, пробормотал пьяный вдрызг Виталий.
— А как она могла умереть? — Сергей начал уже злиться.
— Никак! Она не собиралась, понимаешь! Она хоть и стерва была, но моя жена, понял ты! — вдруг заорал Прохоров с непонятной ему слезой в голосе. — Вы можете что угодно думать, Серега!
— Кто вы?
— Ты, Иван Сергеевич, этот старый подозрительный хрен! А она ведь из-за него…
— Что из-за него? — поторопил он его, потому что Прохоров вдруг замолчал.
— Она из-за него поехала к этому деду, Серега. И потом хотела, дура, заработать… Такая дура, такая дура…
— К какому деду?! — похолодел Сергей, вспомнив слова Полины о следах дорогой женской помады на чашке в доме Крякина. — К какому деду поехала Вера и почему из-за Ивана Сергеевича?! Говори, гад, или я сейчас к тебе приеду и устрою тебе вытрезвитель!
— Приезжай, — охотно согласился Прохоров и отключился.
— Черт! — взбесился Сергей, замолотив по рулю с бешеной силой. — Черт, черт, черт! Когда-нибудь это закончится или нет?!
На него даже какой-то суеверный страх напал, когда он мчался обратно к городу. Мистические мысли, совершенно неумные и нелогичные какие-то, стали угнетать. Будто, потревожив прах Зои, они навлекли на себя ее проклятие. И станут теперь гибнуть все по очереди, соприкасаясь с ее тайной.
— Бред! — сказал он сам себе, останавливаясь у подъезда, где жили Прохоровы. — Полный бред! Такого быть не может. Ты давно мертва, Зоя! И мстить тебе нам не за что!..
Глава 19
Воронов во все глаза смотрел на Мухина и не мог поверить, что его начальник только что расписался в собственном бессилии. А как еще можно было понять его фразу, которую он выпалил, поджидая Воронова за своим рабочим столом.
— Все! Я больше не знаю, что делать, что думать, и кого подозревать, коллега!
Папка с делом с треском опустилась на стол перед Мухиным.
— Это черт знает что такое!
— Вы о чем, Александр Викторович?
— Все о том же!.. — Шеф вонзил пальцы в редкую шевелюру на макушке. — Он опережает нас ровно на полшага! Только мы подходим к цели, только готовы ухватить информацию, как — бац! Еще один труп! И вся наша работа насмарку. Как это оценивать?
— Он очень хитер, — согласился Воронов.
— Не то слово!
— Так что, можно Панова отпускать? — нетерпеливо заерзал на своем месте Воронов.
— С какой стати? — Мухин мгновенно насупился.
— Так ведь… Так ведь кто-то продолжает убивать, Александр Викторович! Он сидит, а убийства не прекращаются. Я и раньше сомневался в том, что Панов убил супругов Хаустовых, а теперь и вовсе…
— Что вовсе? Что? — огрызнулся Мухин, начав с остервенением листать дело. — Тот, кто убивает сейчас, вполне может быть его сообщником. И тетку его жены опять же на кого спишешь? Там свидетелей полный двор. И угрозы в адрес тетки слышали все великолепно. И в день убийства никто, кроме него, у нее не был. На кого спишешь это убийство, умник?!
— На того, кто продолжает убивать, Александр Викторович. Не было у Панова сообщников. И мотива у него нет определенного. И не похож он на убийцу.
— Похож, не похож! А ты найди мне его, найди сначала того, кто похож! С Крякиным промах какой случился, а! Ведь знал что-то старик, определенно знал, за это и убит был. Опоздал, коллега? Опоздал! С парочкой этой тоже не все понятно. Панова обвиняет Хаустова. Хаустов отрицает все. И показания его идеальны. Заподозрить не в чем. Отпечатков его нигде нет. Эксперты все стены сарая облизали, чисто! Панова по сути не могла удар такой силы нанести. Тут с Верой Прохоровой теперь еще проблема! Не было печали, черти накачали. Знаешь, кто у нее папа?
— Знаю, — вздохнул Воронов. — И папу знаю, и с мужем уже общался.
— Который сообщил нам с похмелья, что его жену убили! Нашелся еще умник!
Мухин злился понятно почему. Смерть, наступившая в результате передозировки наркотиков — это одно. А убийство, имитируемое под смерть от передозировки — совсем другое.
— Никто, думаю, ее не убивал, — огрызнулся Мухин.
— А как же тогда быть с его утверждением, что…
— Да никак! — перебил его Мухин со злостью. — Намекнем ему непрозрачно, что он, как никто, был заинтересован в смерти своей жены. Она только собралась завещание составить, как тут же погибает. Намекни ему, чтобы лишнего шума не поднимал. Меня уже за Крякина этого три раза вызывали наверх. Не хватало еще из-за этой Прохоровой получать. Отец молчит, чего мужу-то нужно? Слышал, не очень счастливой жизнь у них была… Кто же все-таки вымыл чашки, а, коллега?
