Джеймс Чейз - Если вам дорога жизнь
Пок вздрогнул, когда услышал, как треснула ступенька. Метнул взгляд в сторону площадки за открытой дверью. Поднял пистолет.
На его лице Мани прочла бессильное отчаяние, испугалась, отодвинулась в сторону.
Левой рукой Пок вытащил из-под рубашки деньги, украденные у Ошиды, и бросил их на кровать.
- Прости, - сказал он, глядя на девушку. - Я сильно болен. У меня что-то с головой. - Он показал на деньги. Теперь они твои. - Поколебавшись секунду, он добавил: - Я убил твоего дедушку. Эти деньги - его. Я их забрал. Теперь они твои.
Лепски, кравшийся вдоль стены, застыл и стал прислушиваться.
Мани посмотрела на кучу денег, рассыпавшихся на грязном белом покрывале. В жизни она не видела столько денег. Глаза ее широко раскрылись.
- Мои?
Голова у нее пошла кругом. Если эти деньги и вправду ее, это же дверь в новую жизнь! Эта комнатка, запах и шум берегового квартала, цепкие пальцы, норовившие залезть ей повыше под юбку, когда она работала в ресторане, белые моряки, которых приходилось приводить сюда, когда хотелось подновить гардероб... с такими деньгами она выметет из своей жизни это и многое другое.
- Бери, - сказал Пок, наблюдая за ней.
- Ты правду говоришь? Это мне?
Она таращилась на деньги, не веря своим ушам и глазам.
- Я убил твоего дедушку, - повторил Пок, но тут же понял, что она его не слышит. Деньги - думать о чем-то другом она уже не могла. Он вдруг возненавидел ее. - Забирай и проваливай!
Она схватила деньги и выбежала на площадку.
Лепски мгновенно поймал ее за кисть и толкнул в объятия Шилдса. Тот зажал ей рот рукой.
Пок сидел на кровати и смотрел в открытую дверь. В мозгу его чередой поплыло все, что он в этой жизни ненавидел лютой ненавистью: клуб, раболепие и угодничество отца, богатые, самодовольные, жестокие и милостиво-снисходительные подонки из клуба.
О смерти он думал часто. Лучше всего, считал он, угаснуть, как гаснет лампа, когда потихоньку закручивают фитилек. Огонек сходит на нет и пропадает. Но его фитилек медленно не закрутить. В косые лучи света уже попала тень Лепски. Пок взглянул на висевшее на стене распятие. Каким-то чудом распятие вселило в него надежду, он засунул ствол пистолета в рот и нажал на спуск.
- Не скучно одной?
Мег вздрогнула и подняла голову.
Вот уже два часа она сидела на каменной скамье в гавани, совершенно одна, если не считать кружившего над ней ястреба.
Она полностью пришла в себя после аварии. И начала думать - а что дальше? Денег у нее нет. Все ее захудалые вещички в меблированных комнатах, и если она за ними вернется, толстяк-индеец, как пить дать потребует с нее плату за жилье. Да и Пок, возможно, там ее караулит. Нет, возвращаться нельзя, стало быть, одежонка, что на ней надета, - все ее богатство.
А лотерейный билет с золотой каемочкой уплыл! Она горько усмехнулась. Хорош лотерейный билет, нечего сказать! В отчаянии она подняла с плеч длинные волосы. Что ж, придется искать другого кавалера, который ее приоденет и подкормит. Такой найдется всегда - пока ей не надоест под него укладываться.
Не скучно одной?
Именно эти слова произнес Чак, когда подцепил ее, а потом начался этот немыслимый кошмар.
Она глянула на парня, стоявшего рядом.
Ну и недоносок!
Длинный, болезненная худоба, бородка клинышком, очки. Линзы такие толстые, что глаза - как две коричневые виноградины. Серая рубашка с открытым воротом заправлена в черные штаны, подпоясанные кожаным ремнем с тусклой медной пряжкой, талия такая, что плевком перешибешь.
Но хоть чистый, потом от него не разит - может у него есть деньги? Если грязнуля, вроде нее, на деньги рассчитывать нечего.
Она выдавила из себя улыбку.
- Привет, - откликнулась она. - Ты откуда свалился?
- Просто увидел тебя. Наверное, думаю, скучает девушка. - Он погладил бороденку, словно надеясь привлечь к ней внимание. - Ты и вправду скучаешь?
Голос у него был какой-то хлипкий, в нем не было мужского начала, силы. Она разглядывала его, а сердце стучало: не то, не то. Ей бы человека, на которого можно опереться... а это просто какой-то...
Но в ее нынешнем положении особенно не повыбираешь, и она ответила:
- Есть немного.
- Так я подсяду?
- Валяй.
Он обошел скамью и уселся рядом.
- Я - Марк Лиз. А тебя как зовут?
- Мег.
- Просто... Мег?
Она кивнула.
Наступила длинная пауза. Она подняла голову, посмотрела на парившего в небе ястреба. Взмахнуть бы волшебной палочкой и взлететь к нему в поднебесье! Пари себе над океаном, хватай из воды рыбку, а самое главное полная свобода! Красота!
- Ты в отпуске?
Она нахмурилась, потом спустилась на грешную землю.
- Что?
- У тебя отпуск?
- А у тебя?
- У меня - нет. Я вчера без работы остался. Теперь вот прикидываю, чем заняться да куда податься.
Она вдруг увидела в нем родственную душу:
- И я вот прикидываю, чем заняться.
Он взглянул на нее и тут же отвел глаза. Взглянул как бы искоса, мимолетно, но она знала: ее пышный бюст и длинные ноги не остались незамеченными. Господи, как все просто. Все мужики - кобели, дурные кобели.
- Этот город меня совсем достал. Никаких денег не хватит. Богатым здесь раздолье, а так... Я с машиной. - Он снова глянул на нее. - Вообще-то я собирался в Джексонвилл. У меня там приятель. Обещал помочь с работой. Еще один мимолетный взгляд на ее грудь. - Прокатиться не желаешь? Вдвоем веселее.
Колебаться она не стала:
- Можно.
Он заметно раскрепостился и снова стал шарить пальцами в бороде.
- Ну и порядок. Где твои вещички? Давай я подгоню машину и погрузимся.
Теперь настал ее черед приглядеться к нему повнимательней. Лицо худосочное, какое-то вялое, в глазах - ни живинки. Он смотрел на свои худые, костистые руки, лежавшие на коленях. Она вдруг засомневалась. А что если он - сексуальный маньяк? Поразмышляв секунду-другую, она мысленно пожала плечами. Сексуальный маньяк опасен, если сопротивляться... а если нет... Но из Парадиз-Сити надо уезжать. Хотя бы в Джексонвилл - какая разница?
- У меня ничего нет, - призналась она. - Ни денег... ни шмоток... вся тут.
- Ну, кое-что у тебя есть... как у всех девушек. - Он поднялся. Тогда поехали.
Молча они прошагали вдоль стены гавани и вышли к автостоянке. Он подвел ее к старенькой, местами проржавевшей "ТР-4".
Когда они сели в машину, он сказал, не поворачивая головы:
- Я бы хотел переспать с тобой... ты как... не против?
Она знала, что этот вопрос неизбежен... представила себя в объятиях этого унылого недоноска и внутренне содрогнулась.
- А деньги у тебя есть? - спросила она.
Он искоса глянул на нее, потом отвернулся.
- При чем тут деньги? - спросил он тупо.
- Значит, причем.
Тут она поймала свое отражение в лобовом стекле и поморщилась.
Господи! Ну и видок у нее... а волосы!
Она открыла сумочку, чтобы достать расческу - и вдруг замерла, сердце ее подскочило. В сумочке лежал коричневый конверт из плотной бумаги... конверт, который она взяла в аэропорте. Ведь авария произошла почти сразу, она даже не успела положить его к другим конвертам в перчаточный бокс и начисто о нем забыла.
Она быстро захлопнула сумочку.
Пятьсот долларов!
Недоносок никак не мог завести машину, нажимал на стартер, да все без толку, и что-то бормотал себе под нос.
Она свободна! Как ястреб! И не надо терпеть этого недоноска, не будет он, постанывая и кряхтя, извиваться на ней!
Пятьсот долларов!
Она открыла дверку машины и вышла.
- Эй! - Он уставился на нее, а она уже хлопнула дверцей. - Ты куда?
- Куда угодно, лишь бы не с тобой, - отрезала она и пошла прочь.
Чуть позже она снова уселась на каменную скамью в конце гавани. Над ней снова кружил ястреб. Дрожащими, нетерпеливыми пальцами она открыла конверт.
Денег в конверте не было.
По крайней мере, один из богатеев оказался не робкого десятка.
На дорогой рельефной бумаге клуба "пятьдесят" твердым и решительным почерком было написано:
"Катись к черту".
