Виктор Пронин - Высшая мера
- Потому что это было бы грамотно. Неужели вы даже этого не сделали?
- Вообще-то да, - неопределенно ответил Юферев. - Где вы работаете?
- Вы этого не знаете?
- Я только сегодня узнал о вашем существовании.
- А… Тогда ладно, тогда простительно. Центральный универмаг, старший товаровед.
- И по каким товарам специализируетесь?
- Женское белье.
- О! - уважительно произнес следователь, и это было все, что он смог выдавить из себя.
Встав из-за стола, Юферев посмотрел в лицо Серковой. Когда она была серьезной, губы ее казались чуть выпяченными вперед, будто она собралась свистнуть или же приготовилась к поцелую. При этом глаза принимали несколько наивное выражение. Но Юферев уже убедился, что эта женщина далека от наивности, осторожна, но не труслива, и похоже, прошла неплохую жизненную школу.
- Если прижмет, я вас найду, - сказал он.
- Надеюсь, до этого не дойдет. - Она подбадривающе кивнула ему и направилась к перекрестку. Джинсы, мужская рубашка, сумочка на длинном кожаном шнурке. Что-то еще придавало ей легкость и независимость, что-то еще… Она отошла уже метров на двадцать, пока Юферев догадался - каблуки. На ней были туфли с высокими каблуками. С джинсами это смотрится иногда почти соблазнительно.
Юферев вздохнул и, подойдя к своим ребятам, присел. Бутылка с пивом стояла нетронутой, и он, наполнив стакан до краев, залпом выпил до дна.
- Ничего девочка, - сказал Брыкин. - Телефончик оставила?
- Посоветовала забыть.
- А сможешь?
- Постараюсь. - Юферев снова наполнил стакан и снова выпил его залпом. - Кажется, она меня достала, - пожаловался он, - кажется, достала.
- Значит, ты еще живой человек, Саша.
- Местами, ребята, только в отдельных местах. - Юферев взял бутылку, но, убедившись, что она пуста, поставил ее на стол.
Апыхтин с изумлением рассматривал свой новый паспорт, и он все больше ему нравился. Нравилась новая фамилия - Антонов, фотография, где он выглядел явно помолодевшим. Паспорт, правда, был до неприличия новым, посверкивающим и похрустывающим, но Апыхтин натянул на него обложку от старого своего паспорта, сунул в задний карман брюк, чтобы он мялся там, терся и постепенно приобретал вид правдивого документа.
За время своих блужданий по Москве Апыхтин сделал важное открытие - оказывается, банкирская работа, вся та деятельность, которую он проделал, чтобы организовать, пробить, узаконить свой банк, вся эта работа подготовила его очень ко многому. Теперь он мог спокойно говорить с самыми разными людьми, мог, не дрогнув, предъявить свой фальшивый паспорт кому угодно, мог врать увлеченно и искренне.
Расставаясь с собой, Апыхтин не испытывал никакого сожаления. И чувствовал - что бы ни случилось с ним дальше, возврата не будет, он уходил от себя прежнего навсегда. Превращения, происходившие с ним, были необратимы, теперь он понимал это.
И не испытывал даже слабых колебаний. Все шло правильно, более того - единственно правильно. Он вдруг осознал: никакое событие, никакая встреча с кем бы то ни было не вызовет в нем робости и неуверенности. Мир сделался простым и до конца понятным, а он в этом мире нашел свое место.
Прежде чем вернуться в город, он решил позвонить в банк и поговорить с заместителями. И не потому, что так уж соскучился по родным голосам, вовсе нет. Обычные человеческие чувства, слабости, устремления как-то отступили, и он с удивлением убеждался в том, что не тянет его к людям, с которыми столько перенес всего, а все сильнее и нестерпимее влечет другая жизнь - суровая, криминальная, безрассудная.
Первому позвонил Басаргину. Тот замещал его все это время, и Апыхтин по прежней привычке, сам того не замечая, выполнил суровое требование субординации - вначале разговор с руководством.
- Привет, Басаргин! - проговорил он в трубку, с наслаждением чувствуя, что голос у него прежний и зам наверняка воображает Апыхтина тоже прежним.
- Старик! - закричал Басаргин. - Ты приехал?!
- Да нет еще…
- Откуда звонишь?!
- Есть такой небольшой городок на западе Кипра… Пафос называется…
- Ты до сих пор в Пафосе?!
- Подзадержался немного. Тут на самом берегу стоит совершенно потрясающий ресторанчик, весь залитый солнцем, весь раскаленный на солнце… Но вино холодное…
- Как называется вино? - закричал Басаргин, будто это было самым главным.
- «Афродита», - сказал Апыхтин, не задумавшись ни на секунду.
- О! - застонал Басаргин, и Апыхтин, кажется, даже увидел, как тот горестно раскачивается в его председательском кресле. - Неужели такое возможно, неужели есть на белом свете люди, которым это доступно!
- Есть такие люди, Андрей, есть. Но, понимаешь, во всяком наслаждении существуют и отрицательные, удручающие стороны, которые не позволяют полностью отдаться…
- Что же тебя там удручает, старик?!
- Понимаешь, море такое синее, такое синее, что просто слепит и режет глаза. А от раскаленной белой стены ресторана поднимается вибрирующий морской воздух. К тому же стакан, который мне дали для вина, оказался маловат, маловат стаканчик-то! И это… Вино на таком солнце нагревается слишком быстро, и его приходится пить как можно быстрее. Только тогда тебе принесут еще одну холодную бутылочку «Афродиты».
- Остановись, старик! Остановись! Если не хочешь добить меня окончательно!
- Ладно, не буду о Пафосе, - сжалился Апыхтин. - Как тебе живется в председательском кресле?
- Мечта одна, старик… Возвращайся быстрее и дай возможность перевести дух. Других желаний в жизни не осталось.
- КакЦыкин?
- Чудной он какой-то сделался… Притих. Не то затаился, не то приболел. Молчит, глазками моргает, иногда словечко обронит, дельное словечко, ничего не скажешь, но нечасто это бывает, нечасто.
- Устал, наверное, - предположил Апыхтин.
- Все мы устали, старик. Ты сколько там еще намерен балдеть?
- Пожалуй, недельку побуду.
- На Троодосе был?
- Был и еще разок хочу смотаться… Тянет. Что Осецкий?
- Веселится. Носится по коридорам, как шутиха, везде успевает, везде нечто руководящее произносит. Кажется, он тебя замещает, а вовсе не я.
- Поменяйтесь.
- Я предлагал. Говорит, всему свое время. Впрягся - тяни.
- Тоже верно. Все, Андрей, будь здоров, до скорой встречи!
Апыхтин вышел из телефонной будки Центрального телеграфа, походил по залу, осмысливая услышанное, как бы заново оценивая каждое слово Басаргина, а минут через двадцать снова вошел в будку.
- Цыкин?
- А, Володя, - произнес Цыкин уставшим голосом, как это может произнести человек, с трудом оторвавшийся от важных бумаг. - Ты уже в городе?
- Еще в городе. Пафос называется.
- Да-а-а? - протянул Цыкин. На этот раз в его голосе прозвучало облегчение. - Ну, ты даешь… Похоже, понравилось? Домой не хочется?
- Ничего городишко, - ответил Апыхтин, мучительно пытаясь понять - что в словах Цыкина его насторожило. - Вино тут пока еще есть, море на месте, холода наступят не скоро.
- А наступят?
- Представляешь, кошмар - в январе температура воды понизится до двадцати градусов.
- Тепла?
- Вода не может понизиться до минус двадцати, иначе это будет уже не вода, это будет нечто иное.
- Вообще-то да, - согласился Цыкин. И замолчал.
И Апыхтин молчал.
- Через недельку будешь? - наконец спросил Цыкин.
- Постараюсь. - И Апыхтин опять замолчал, уже сознательно, понимая, что слова Цыкину почему-то даются с трудом, что он попросту не знает, как себя вести. То ли действительно устал, то ли не был уверен, что Апыхтин вернется когда-нибудь, то ли в кабинете у него сидели люди и он не мог вести себя свободно. - Как следствие? - спросил Апыхтин, вдоволь насладившись молчанием.
- Ковыряются.
- Успехи есть?
- Будь у них хоть какие-нибудь успехи, в тот же вечер по телевидению сообщат. Нас тут постоянно держат в курсе.
- Кого это нас?
- Горожан.
- Следователь был после моего отъезда?
- Заглядывает иногда, ходит, смотрит, вопросы задает.
- Ну ладно, будь здоров! Я еще позвоню. - И Апыхтин повесил трубку, не дожидаясь, пока Цыкин произнесет какие-то прощальные слова. Не хотелось слышать его прощальных слов, почему-то он решил, что может себе это позволить. Апыхтин представил себе растерянное лицо Цыкина, его мелковатые обостренные черты, представил, как, положив трубку, он смотрит в стену перед собой с недоумением и обидой.
Следующий был Осецкий.
- О! Володя! - закричал тот обрадованно. - Рад тебя слышать! Откуда звонишь?
- Пафос.
- Ты еще там?! Ну, молоток! Ну, завидую! Все! Решено! Отправляюсь по твоему маршруту! Не возражаешь?
- Чуть помедленнее, Игорь, чуть помедленнее… Я за тобой не поспеваю, стремительный ты наш.
