Лариса Соболева - Убийство по Шекспиру
С Волгиной, как оказалось, общаться интересно. Она вроде бы ничего особенного не говорит, но тон… по нему можно догадаться о том, что не высказано вслух.
— Оксана, ты замужем? — спросил Степа. — Извини за любопытство.
— Была. Муж убежал, — не смущаясь, ответила она. — Понимаешь, хочешь не хочешь, а работа накладывает отпечаток на характер. У меня характер скверный.
— Ты самокритичная, — поразился Степа.
— Посмотреть на себя со стороны и оценить просто необходимо, чтобы избавиться от иллюзий, которые мешают жить. Ты обманываешь сначала себя, потом тех, кто рядом с тобой, отсюда возникают недоразумения. Ты считаешь, что осчастливил кого-то, а на самом деле сделал глубоко несчастным. Твой партнер сбегает, а ты потом удивляешься, почему он это сделал. Да всего-навсего ты одурманил его иллюзиями, был таким, каким тебя хотели видеть. Но суть все равно выходит наружу… Ладно, это неинтересная тема. Давай подумаем, с чего начнем завтрашний день. Я, наконец, займусь опросами, повестки все получили. А ты с утра поезжай по адресу, узнай, кто такой Р. М. Ф., чем занимается. Я потом его повесточкой вызову. Смотри, Степа, тактично это делай, человек может оказаться ни при чем…
— Ты хочешь сказать, что некто мог воспользоваться его адресом?
— Не исключено. Может, этот Р. М. Ф. прислал Виолину книгу или свитер, а мы его выставим в некрасивом свете перед соседями.
— Оксана, я все же профессионал.
— Знаю, знаю, не сердись. Просто иногда мы вламываемся к людям и портим их репутацию даже своим появлением. Ну, вот ты и дома. Пока.
Степа проводил взглядом машину Волгиной и на некоторое время погрузился в себя. Судя по всему, театральное дело затянется. А Куликовский через четыре дня потребует отчета по бомжам. От Кости пока ни звука. Успеть бы разобраться с таинственным отравителем! Правда, сосен-то оказалось больше, чем предполагали вначале, целый лес. Не заблудиться бы!
VI. Кто же следующий?
1
Кто стоит за инициалами Р. М. Ф., Степа выяснил уже к девяти утра. Подоспел к многоэтажному дому, когда народ торопился на работу. Это в огромных городах часто сосед по площадке не знает, кто проживает рядом, а в небольшом городке лучше соседей никто не поведает про жильца в интересующей квартире. Собственно, Степа не так уж много узнал, но этого хватило, чтобы срочно вытащить мобильник. Нажимая на кнопки, жалел, что не увидит лица Волгиной. Едва Оксана откликнулась, выпалил:
— Р. М. Ф. — это Рубан Мария Федоровна. Тоже артистка театра! Слышишь? Артистка! Катай повестку, я сейчас приеду и отвезу ей, заодно прощупаю. По пути заскочу на почту и выясню, кто принимал бандероли и посылки двадцать пятого октября. Кстати, бандероль отправлена с почтового отделения района, где как раз проживает Мария Рубан.
— Действуй, Степан, я жду.
В десять тридцать Степа вошел в кабинет Волгиной и скромно сел на стул у стены. Оксана была так поглощена беседой с Юлианом Швецом, что не отреагировала на появление Заречного, конечно, сделала вид, что не замечает вошедшего.
Юлиан сидел спиной к Степе и что-то доверительно рассказывал Волгиной. Ни одного слова разобрать было невозможно, так как говорил он тихо, вкрадчиво. Она слушала внимательно, словно запоминала каждое слово. Вот он, взгляд рептилии, — пронизывающий насквозь, стеклянный, а что за ним — не разобрать. Степа, например, ни за что не хотел бы сидеть напротив Волгиной в качестве допрашиваемого. Но Юлиан довольно уверенно держался. Во всяком случае, в спине мужчинки напряжения не чувствовалось, закинутая на колено нога тоже была в покое. Так прошло с полчаса. Наконец, Волгина протянула протокол на подпись. Швец читал, не торопясь, потом что-то спросил. Оксана ткнула пальцем в лист:
— Вот здесь пишите: «С моих слов записано верно». И поставьте подпись.
Когда Швец ушел, Степа переместился на стул напротив Оксаны. Волгина первая поделилась мыслями:
— Почему-то меня не покидало ощущение, что он юлит.
— Кто? — спросил Степа.
— Юлиан Швец. Я приехала в прокуратуру, а он уже ждал меня, явился сам.
У Степы заинтересованно приподнялись брови. Мало найдется людей, явившихся в прокуратуру по зову сердца, разве что прирожденный стукач посчитает свои долгом накатать мелочную жалобу на соседа.
— А пришел, — продолжила Оксана, — сообщить, что, проходя в антракте через сцену, видел Анну Лозовскую, которая пряталась за задником.
— Но это как раз правда, — озадачился Степа, не понимая, почему Оксана не верит Швецу. — Сюкина тоже подтверждает, что Лозовская весь второй акт находилась там.
— Да знаю, — с досадой проворчала Волгина, бросив авторучку на стол. — Но, понимаешь, визит его какой-то… преждевременный, что ли. У него повестка на пять часов вечера. Почему не подождал? Кстати, немного смутился, когда я напомнила ему об этом, привел неубедительное оправдание. А в принципе рассказал то, что мы и так знаем. На вопрос в лоб, имела ли Анна Лозовская мотив к убийству, он замялся и сказал, что такими сведениями не располагает, но думал на эту тему. Ему стало известно от Люси Сюкиной, что Ушаков вернулся к жене, а Лозовская очень переживала.
— Ну и Сюкина! — воскликнул Заречный с неподдельным восторгом. — Катает на Швеца и директрису письмо с жалобой президенту, одновременно держит в курсе событий ненавистного начальника! Когда она успела доложить ему?!
— Дурное дело — не хитрое, — усмехнулась Оксана. — Сюкина ведь тоже в списке на сокращение. Полагаю, ищет ходы, чтобы остаться в театре, поэтому поддерживает с Юлианом отношения. Но так или иначе, а мотив у Лозовской был.
— Короче, Швец стрелки сдвинул на девчонку, которая якобы из мести решила отравить любовника и его жену, а ты согласна с ним.
— Да в том-то и дело, что при наличии мотива мне так не кажется. Зачем ей мозолить глаза всем весь второй акт, если подсыпала яд в бокал? Это опрометчиво.
— Кроме нее, подходили к столу Подсолнух, Башмаков, Лопаткин и… Сюкина! — последнюю фамилию Степа назвал с негодованием. — У Подсолнуха и Сюкиной такой же хилый мотив. Тебе не кажется, что Швец себя выгораживает, чтоб его не заподозрили? Он же не занят был в спектакле, а находился в театре. Потому и приперся с утра пораньше.
— Кажется, кажется, — закивала Волгина. — Мотивчик-то был и у него, кстати, более весомый, чем у остальных. Однако, Степан, мы ничего не должны сбрасывать со счетов и никого. Так что у тебя?
— Я заехал на почту, та же приемщица работает и сегодня. Двадцать пятого октября она приняла три(!) бандероли с коньяком от одной женщины.
— Какого черта молчал? — засобиралась Волгина. — Наверняка в тех бандеролях тоже смертельный сюрприз. Надо срочно выяснить адресатов. Поехали.
— Не спеши. Опрашивай по плану свидетелей, а мне дай повестку, поеду за Рубан, уговорю ее приехать к тебе немедленно. По пути завезу Марию Федоровну на почту, так сказать, на опознание…
— Думаешь, сотрудница почты запомнила того, кто отправлял бандероли? — скептически спросила Оксана. — Да там в день десятки людей перед ней мелькают.
— Но она же запомнила, что приняла коньяк в количестве трех штук, — возразил он. — Очень может быть, что и внешность запомнила. Хорошо бы упаковку захватить, чтоб уж наверняка убедиться…
— Коньячная коробка у Петровича, езжай к нему. Я позвоню, он даст. Кстати, разве на почте принимают спиртные напитки? По-моему, это запрещено… Ладно, не в том дело. Степа, ты не догадался выяснить, кому предназначены две остальные бандероли? А то что-то мне подсказывает, нас ждет еще не один труп.
— Ты с кем имеешь дело? — оскорбился он. — Приемщица обещала к моему приезду отыскать квитанции. А ты… меня… обидно!
— Все, все, все, — подняла руки вверх Оксана. — Больше глупых вопросов не будет.
Некоторое время спустя Степа звонил в квартиру Рубан. Дверь открыла блондинка лет пятидесяти со следами былой красоты. Она неплохо сохранила фигуру, а вот лицо сберечь не удалось. Видимо, зная это, Мария Федоровна и в домашней обстановке старалась скрыть морщины под толстым слоем косметики, которая слишком бросалась в глаза. Если бы не длинный халат и бигуди на волосах, Степа мог бы предположить, что она готовится к выходу. Прочитав удостоверение, Мария Федоровна пригласила Степана в комнату, сама, извинившись, ушла в ванную. Через несколько минут предстала во всей красе, переодевшись и взбив белокурые волосы, накрасив губы яркой помадой. Она почему-то напомнила Заречному куклу Барби, но изрядно потрепанную и состарившуюся.
— Я привез вам повестку, — протянул ей листок.
Она прочла, не удивилась, только осведомилась:
— Здесь не написано, когда мне явиться. Какого числа и во сколько?
— Видите ли, дело очень спешное… Обнаружен еще один труп вашего артиста.
