Сергей Устинов - Все кошки смертны, или Неодолимое желание
― Вообще-то мне д-долго на одном месте сидеть врачи не рекомендуют, ― сделал Прокопчик слабую попытку отвертеться и стеснительно пояснил: — П-почечуй у меня.
― Красиво, ― согласился я. ― А как по-русски?
― Это как раз п-по-русски, ― тяжко вздохнул он. — А по-научному ― г-геморрой…
― В стадии обострения? ― хищно поинтересовался я. ― А то можно и постоять. Где-нибудь за колонной. Или скажешь ― остеохондроз?
― Т-тромбофлебит… ― пролепетал он себе под нос.
― Тогда уж лучше посидеть, ― безжалостно согласился я.
― А В-вантуз? ― с тоской во взоре поинтересовался Прокопчик.
― Вантузом заняться стоит, ― вручил я ему утешительный приз. ― У тебя его координаты есть? Отлично! Прямо сейчас и заеду к нему. Чтоб с плеч долой.
― Б-без меня?! ― обмер Прокопчик.
― Без, ― отрезал я. ― На тебе ― просмотр флэшки и наблюдение за «Фарусом». А по дороге найди мне какие-нибудь сочинения Фрейда. Надо кое-что освежить в памяти. Да и сам, кстати, почитал бы, тебе полезно.
― Еще Чичолина, ― слабо вякнул он.
― Кто-кто? ― не понял я.
― Т-татьяна Чичина. Вторая журналистка. Чичолина.
― Эту-то ты каким боком сюда приплел? ― удивился я. ― Она же как раз на стороне «Фаруса» выступала!
― Да они все, как п-пролетарские пушки, стреляют туда и сюда! ― упрямился Прокопчик. ― Им только пообещай жареный материал, они тебе все в-выложат. А у нас ф-фактики на руках ― жаренее не бывает!
Все эти тезисы вызывали у меня сильные сомнения как оптом, так и в розницу. И это явственно отразилось на моем лице, потому что Прокопчик, обиженно надув губы, пробормотал:
― Ага, держишь меня при себе, как з-запасное колесо: на всякий случай, да и то сзади…
Бесконечно обижать ранимого помощника мне не хотелось. Поэтому я сказал неопределенно:
― Ну, если время у тебя останется…
Но по его физиономии понял, что для него это уже как минимум руководство к действию. Даром что на одной ноге, он бодро взвился с места и, радостно цокая костылями, устремился вон. А я остался наедине со своими мыслями ― отнюдь не такими стройными и упорядоченными, как у Прокопчика.
Передо мной на столе лежали: тонкая стопочка собранных Прокопчиком по разным сусекам сведений о Даме Бланк, принесенная Малаем флэшка и присланные Невмяновым листки с информацией о «Фарусе». Начать я решил именно с них, ибо хотя и стремился как мог оспорить теорию Прокопчика, но сознавал, что кое-какое рациональное зерно в ней имеется. С одной стороны, явно за уши притянута его уверенность в том, что раз Нинель, ее папаша и герои газетных заметок Вантуза все как один замечены в боях на сексуальном направлении, значит, они имеют друг к другу непосредственное отношение. С другой ― нельзя не признать, что определенные (и неразъясненные до сих пор) совпадения типа связки «Фарус»-Нинель имеются и, натурально, требуют разъяснения.
К сожалению, ничего для себя интересного я в обзоре жизни и деятельности «Фаруса» не обнаружил. Эта финансово-промышленная группа стала особо заметна после кризиса девяносто восьмого года, когда прежние тиранозавры в одночасье вымерли, освободив отечественные джунгли новому, но отнюдь не менее плотоядному поколению любителей пилить бюджеты. Основой благосостояния «Фаруса» был алюминий, а полем для экспансии, соответственно, добыча глинозема и дешевые источники электроэнергии: в какой-то цитируемой невмяновскими аналитиками газетной статье алюминиевые чушки, в себестоимости которых она, энергия, составляет порядка тридцати процентов, назывались «консервами из электричества». На этой почве и произрастали, можно сказать, злонравия достойные плоды. Насколько я мог судить, сексуально-скандальные публикации последнего времени были связаны с попытками «Фаруса» подгрести под себя акции ближайшей гидроэлектростанции. Переменчивое, как у девушек, настроение демонстрировали на сей счет то местный губернатор, то профильные министры и депутаты. Их следовало дискредитировать, а потом попытаться подвинуть с должности. Ходили слухи, что на губернаторское кресло претендует сам глава «Фаруса». Одним словом, схватка хозяйствующих бульдогов под ковром. Из-под которого если что и мелькнет иногда перед глазами широкой общественности, так обязательно голое и неприличное.
На последнем листке я обнаружил список топ-менеджеров холдинга с краткими биографическими данными и даже местами обитания ― согласно прописке и фактическое. Фактическое у всех было одно и то же: корпоративный коттеджный поселок «Беляны» на Ильинском шоссе. Беглый просмотр показал, что ни одна фамилия мне ничего не говорит, и я уже готов был разочарованно отложить в сторону и эту страничку, когда в последний момент что-то удержало мою руку. Вглядевшись повнимательней, я понял, что именно. Согласно прописке, президент фирмы «Фарус» Воробьев-Приветов Валентин Олегович, тот самый, что метит на место губернатора, проживал со мной в одном дворе, конкретно ― в бывшей цековской башне, отлично видной из моих окон.
Не помню, сколько именно времени я просидел, тупо вглядываясь в этот с детства знакомый мне адрес. Знаю только, что ничего не высидел, кроме лежащего на поверхности вывода: количество неразъясненных совпадений выросло. Причем в пользу Прокопчика.
12
Стрингер Ванин проживал где-то у Кольцевой. Я долго кружил по этой окраине в поисках обозначенной в адресе Цветочной улицы, все время натыкаясь на Фиалковые проезды, Голубиные переулки и упираясь в Смородиновые тупики: прямо «Незнайка в Солнечном городе» какой-то. Когда я нашел наконец нужный дом, шел уже двенадцатый час пополудни. Но меня обнадеживало, что ищу я человека, которому не обязательно каждое утро отправляться на службу.
Панельная девятиэтажка, серая и немытая, как вокзальный бомж, гостеприимно встречала распахнутой настежь дверью: домофон в подъезде сломан, кодовое устройство выдрано с корнем, разноцветные кишки проводов вывалены наружу. Пахло кошками, мочой и блевотиной, из подвала тянуло застарелой гнилью. Стены, как и положено, украшал стандартный набор граффити, среди которых выделялся начертанный углем призыв какого-то доморощенного мизантропа: «Уходя, гасите всех!» По крайней мере, палат каменных Вантуз со своих трудов не нажил.
Я взбежал на третий этаж, на ходу прикидывая, как получше обставить свой визит. Прикинуться страховым агентом? Или участковым инспектором? Вот уж это я умею!
Можно еще сыграть перепутавшего адрес, заблудившегося в московских дебрях провинциала. Главное ― начать разговаривать, вступить в отношения. А там останется «узнать» знаменитого журналиста, выразить восхищение талантом и т. д. Тут уж, как говорит Прокопчик, начинает работать не требующая доказательств аксиома: кратчайшее расстояние между людьми ― кривая. Куда-нибудь да вывезет.
Но едва вылетев на лестничную площадку, я остановился как вкопанный: дверь квартиры Ванина оказалась полуоткрыта. У меня появилось нехорошее предчувствие: как бы в очередной раз в моей биографии не сыграть здесь роль понятого.
Осторожно войдя в квартиру, я огляделся.
Обычная московская «однушка», из которой и гроб-то не вынести. Крошечная прихожая, где дверь в совмещенный санузел не в силах разойтись с входной: открывать их можно только поочередно.
Проход в кухню через комнату ― все тот же Прокопчик именует такие апартаменты «баня, раздевалка через дорогу».
И дальше, как принято говорить у владельцев подобных жилищ, «зала». Узкий темноватый пенал, сам чем-то напоминающий домовину-переросток, с давящим на нервы низким потолком. Такие бывают в современных кладбищенских склепах из железобетона ― зимой сырых и промозглых, летом нагретых, словно печь крематория.
Я остановился на пороге, давая глазам привыкнуть к полутьме.
За плотно задернутыми шторами по их легкому трепетанию можно было предположить наличие открытого балкона. Там же, у невидимого сейчас окна, стоял стол, на котором темнели очертания компьютера, монитора и принтера. Прямо напротив меня притулился обеденный стол с двумя стульями, на нем угадывались расплывчатые силуэты нескольких бутылок и стаканов. Левее, у самой стены, несколькими грудами лежали прямо на полу книги и журналы вперемешку со старыми газетами.
А в нише, расположенной в противоположном от окна углу, стояла широкая и низкая двуспальная тахта. В царящем там полумраке уже совсем ничего не было видно, поэтому мне пришлось сделать несколько шагов вперед.
Посреди тахты неподвижно лежало тело.
В первое мгновение мне даже показалось, что это не одно тело, а сразу два ― одно на другом. Но потом, приглядевшись, перевел дух. Оно было одно — огромное, как крымская гора Аю-Даг, Медведь-гора. Еще немного приблизившись, я начал различать разметавшуюся по подушке длинную спутаную шевелюру и снова усомнился: уж не женщина ли это? Но потом вслед за шевелюрой сначала разглядел лежащие поверх мятого пододеяльника здоровенные волосатые руки, а после ― торчком уставившуюся в потолок распатланную бороду.
