Анна Малышева - Алтарь Тристана
Такси остановилось у подъезда, когда Александра уже теряла терпение. Игорь, выбравшись наружу, с предосторожностями вынул тяжелый предмет, тщательно обернутый в пузырчатую упаковочную пленку. Александра подскочила и поддержала нишу снизу, когда та едва не выскользнула у скульптора из рук на тротуар.
– Еще бы и эта разбилась! – воскликнула она, когда такси отъехало. – Аккуратнее!
– Тяжелая, зараза… – выдохнул Игорь, перехватывая сверток повыше и прижимая его к груди. – Открывай дверь.
– Погоди… – Женщина перевела дух. – Поставь ее пока на землю… Я не знаю кода. Придется подождать, когда кто-нибудь нас впустит.
– Начинается! – Игорь сердито покосился на нее поверх ниши. – Тебя что, не ждут? Говорила, условилась с заказчиком!
– И даже получила твой гонорар, – успокоила его Александра. – Подождем немного. Ты мне ее только в квартиру внеси и можешь сразу уходить.
Деньги немедленно утешили скульптора, однако он сообщил Александре, что не может свободно располагать своим временем и остается ждать только из личной симпатии к ней.
– Довез я своего клиента до вокзала и в вагон посадил, – сообщил он, закуривая и с наслаждением пуская по ветру синеватый дым. – Кажется, эскизы его убедили. Заказ он мне обещал. Это очень приятно, потому что мелочовка мне надоела. Пора вспомнить, к чему стремился в юности, – цели, идеалы и прочее…
– Иногда лучше не вспоминать, – ответила Александра, напряженно оглядывавшая переулок. – Слишком велик разрыв с тем, что достигнуто в настоящем…
…Их выручила девушка, выходившая из подъезда с таксой на поводке. В первый миг Александра вздрогнула: ее ввели в заблуждение длинные темные волосы девушки, на мгновение ей померещилось, что это Ирина.
«И ведь знаю, что сейчас придется с нею встретиться, но боюсь… – думала она, поднимаясь по лестнице и слыша тяжелое дыхание Игоря, осторожно ступавшего со своей ношей по пятам. – Боюсь, что не смогу спокойно с ней говорить. Какое счастье, что я не прочла выписку при ней! Я бы не сдержалась, спросила, как все это понимать, как она может быть женой человека, который тридцать лет как мертв?! И тогда меня не пустили бы на порог этой квартиры…»
– Здесь, – дрогнувшим голосом произнесла она, указывая на знакомую дверь. – Поставь тут, у стены. И можешь уходить, ты ведь спешил.
Выполнив ее указания, Игорь выпрямился и, взглянув на спутницу, нахмурился:
– Что это с тобой?
– Так… – женщина попыталась улыбнуться. – Немного не по себе.
– Может, мне остаться? – великодушно предложил Игорь. – Заказчица проблемная?
– Чуть больше, чем я думала… Иди! – Александра сделала отстраняющий жест. – Справлюсь, тут ничего сложного.
Слушая удаляющиеся шаги, хлопанье тяжелой двери внизу и наступившую затем в подъезде тишину, она остро чувствовала свое одиночество. И все же Александра не жалела о том, что отвергла только что предложенную помощь. Здесь, за дверью, в полном безмолвии, в квартире, которая казалась необитаемой, ее ждала тайна, оказавшаяся еще более темной, чем художница предполагала вначале. Закрыв глаза, она собиралась с мыслями, переводя дух перед решительным шагом.
«Он мертв, его, можно сказать, не было. Значит, Ирина – самозванка. Она явилась из ниоткуда, выдав себя за жену Ивана. Но как старик мог поверить в нечто подобное? Он безумен? Потерялся в своих снах? У меня не было такого впечатления, когда я с ним общалась, но все может быть… Как тогда должно выглядеть завещание, которое он составил на давно покойного сына? Какой нотариус мог его принять? И на что рассчитывает Ирина?»
«А Нина? Какую роль может играть эта женщина, которой, конечно, отлично известны все семейные обстоятельства?! О том, что у сестры когда-то умер ребенок, она не могла не знать! И тем не менее со мной она говорила об Иване как о живом! Они обе, не сговариваясь, говорили о нем как о живом, но он мертв! Эти две женщины – враги, но тут они сошлись! Но вот она, реальность, – у меня в сумке, записана на листе бумаги, с этими фактами не поспоришь, Иван мертв, его нет! Что это значит? Они обе лгут, и каждая с легкостью разоблачила бы ложь другой. Значит, они сговорились? Зачем?!»
Ей вспомнился последний разговор с Гдынским. «Он говорил как человек, у которого есть определенные воспоминания о сыне. Есть некое общее прошлое, счеты, обиды. Невероятное самоубеждение! И главное, то, что он сказал напоследок…»
Она отчетливо помнила бледное лицо сидевшего в кресле человека, его внезапно загоревшийся надеждой взгляд и лихорадочный шепот, срывающийся с губ: «Они ждут, когда я умру, и одной из них достанется все! Но я не желаю благодетельствовать ни той, ни другой, если Иван жив!»
…Грохот захлопнувшейся внизу подъездной двери вывел ее из задумчивости. Вздрогнув, Александра потянулась к звонку и нажала его. Девушка с таксой, возвращавшаяся с прогулки, поравнялась с ней и, поднимаясь выше по лестнице, мельком, с удивлением оглядела Александру. Художница нажала звонок еще раз – никакого ответа. Она слышала, как в квартире, за дверью, слабо отдается трель, но никто не вышел открыть.
«Что происходит? – недоумевала женщина. – Гдынский при смерти и при нем никого нет?! Куда делась Ирина? Она ведь пошла домой? И в любом случае, тут ведь была Нина… Может быть, все уехали в больницу?»
Внизу снова хлопнула дверь. Спустя несколько минут на площадке рядом с Александрой остановилась пожилая женщина, которую художница сразу узнала. Соседка, которая впустила ее в квартиру Гдынского во время прошлого посещения, тоже узнала ее и приветливо осведомилась:
– Снова к ним? Неужели никого нет?
– Я звоню – не отвечают… А Виктор Андреевич чувствует себя хуже, вот я и хотела зайти… – сбивчиво заговорила Александра. Внезапно ее обожгло: – Послушайте, мы с вами в прошлый раз говорили об Иване… Получается, вы знаете его?
– То есть? – недоуменно, все больше настораживаясь, ответила женщина. – Когда-то знала, пока он здесь жил. Много лет не видела. Да в чем дело?
– Так… – Александра, окончательно сбитая с толку, не сводила с нее растерянного взгляда. – Я подумала… Ничего… Вы можете отпереть мне дверь, как в прошлый раз? Я привезла Виктору Андреевичу подарок. Он его очень ждал!
Возможно, только наличие массивного свертка, прислоненного к стене, убедило соседку вновь оказать услугу. На этот раз она держалась куда недоверчивее. Александра, понимавшая, что женщину озадачили ее странные расспросы, помалкивала.
– Куда они подевались? – Позвонив несколько раз, соседка отперла дверь своим ключом с явной неохотой. – Завели моду бросать старика одного… Говорите, ему хуже? Сынок-то когда собирается приезжать?
– Будет на днях…
Художница с усилием приподняла тяжелый сверток и перенесла его через порог. Выпрямившись, она прислушалась. Соседка, не двигаясь с места, тоже слушала тишину. Взгляды женщин встретились.
– Вроде никого нет? – вопросительно произнесла соседка. – Давайте-ка, от греха, выйдем. Я дверь запру, а вы позже зайдете. Я вас тут оставлять в пустой квартире не могу, сами должны понимать.
Александре все же удалось настоять на том, чтобы заглянуть во все комнаты и убедиться, что никого нет. Соседка не отставала от нее ни на шаг, впрочем, ее присутствие Александру не только не стесняло, но и подбадривало. Эта внезапно опустевшая, словно вымершая квартира пугала ее. Первое впечатление оказалось верным, все комнаты были пусты.
– Значит, они увезли Виктора Андреевича в больницу! – заключила соседка, входя вслед за Александрой в ту комнату, где художница оба раза встречалась с Гдынским. – Бедняга, вернется ли он еще… Впрочем, он давно болел. Этого надо было ждать!
– Скажите… – решившись, Александра повернулась к ней. – Вы знаете Ивана с детства? Они ведь всегда тут жили?
– Что за вопрос? – Женщина подняла брови. – Я сама здесь живу всего лет шесть, ну, и видела его несколько раз. Потом он уехал работать за границу.
Александра умолкла. Она не могла задать более конкретного вопроса, так как (женщина отлично это сознавала) он прозвучал бы очень странно. «Как я могу спросить ее прямо: считает ли она Ивана, того мужчину, которого видела когда-то, сыном Гдынского?! Это безумный вопрос. Он просто неприличен! Кроме того… Быть может, сам Гдынский не знает на него ответа! Быть может, он болен настолько, что эти две женщины сговорились и вводят его в заблуждение, убеждая, что некогда умерший сын жив… Они могут манипулировать им: разве вся эта затея с нишей не была одной сплошной манипуляцией, основанной на тоске Гдынского по потерянной когда-то жене? Быть может, и сын – такая же подделка, которую им было выгодно всучить бедняге? В этой ситуации я могу доверять только выписке из приходской книги: мне ее выдал человек, никак не заинтересованный в наживе. Эта квартира стоит целого состояния! Имеется еще дача… И кто знает, что представляет из себя коллекция!»
