Эрик Ле Болок - Нож винодела
— Черт бы тебя побрал, прекрати издеваться надо мной!
Смотритель винного хранилища оставался невозмутимым. Надя снова начала записывать.
— Хватит, сажаем его!
— Если я не ошибаюсь, у меня есть право на один звонок.
Кюш с досадой протянул ему телефон. Неподходящий момент для нарушения законной процедуры.
— Давай!
Андре набрал номер:
— Алло… Да, это я… Боюсь, что задержусь… Меня только что арестовали за убийство месье Марьетта… Да… Спасибо.
Открыв дверь, Кюш обратился к дежурному полицейскому:
— Вызовите жандармов из Либурна, пусть подержат его до завтра. Я не желаю больше его видеть. — Затем, повернувшись к Наде: — Я звоню прокурору.
Капитан провел у телефона полчаса. Теперь его начальство в лице комиссара Журдана полностью в курсе состояния дел. Сам прокурор Пуаре одобрил содержание под стражей бывшего преступника. По характеру он Жавер[27] и относился к той категории людей, которые считали, что оступившийся человек рано или поздно согрешит опять. Что же касается Кюша, то у него не было ни малейшей уверенности в виновности Андре. Зато он нисколько не сомневался, что тот не говорил правды.
Прошло уже больше часа с тех пор, как Андре оказался в тюрьме, когда профессор Шане обратился с просьбой к капитану:
— Вы разрешите мне поговорить с ним?
— С какой стати? Напоминаю вам, что он подозревается в убийстве и рискует попасть под суд.
— Послушайте… Я знаком с ним больше двадцати пяти лет и знаю, на что он способен… Он не может быть виновным.
— Это ваша точка зрения. У него нет алиби ни на момент убийства Марьетта, ни на момент убийства Анисе. Кроме моего начальства и прокуратуры, мне не дает покоя еще и пресса.
— Разве это причина, чтобы заключать под стражу невиновного? Я прошу у вас всего пять минут…
Полицейский молча посмотрел в глаза профессору Шане. Из-за плеча хирурга Надя отрицательно качала головой. Прошло несколько долгих секунд, прежде чем Кюш ответил:
— Поезжайте, я отправлю соответствующие инструкции в Либурн.
Шане горячо поблагодарил полицейского. Причем казался искренним. Едва он успел переступить порог, как Надя поделилась сомнениями со своим начальником:
— Тьерри… Ты идешь на большой риск…
— Послушай, Старски, Андре не заговорит… У нас мало сведений, а нам так или иначе нужно продвигаться. Шане, вполне возможно, единственный, кто может заставить его говорить. Если он хочет что-то или кого-то защитить, мы это узнаем. По крайней мере, я на это надеюсь.
— А если тут замешан сам Шане?
— Я об этом думал, его дом меньше чем в трех минутах ходьбы от площади.
— Возможно, Андре защищает его…
— Это риск, на который придется пойти… хотя бы до завтрашнего утра…
Сенатор с викарием сидели в гостиной дома священника.
— Очень любезно с вашей стороны зайти ко мне.
— Да, я хотел узнать, хорошо ли вы устроились.
— Прекрасно, благодарю вас. Как прошло утреннее заседание?
— Я ощущал всеобщую напряженность и вполне понятную тревогу. Но, несмотря ни на что, надо заниматься делами и сохранять хладнокровие. Впрочем, именно к этому я и призывал.
— Я восхищаюсь вашей прозорливостью, месье сенатор.
Клеман отпил глоток кофе:
— Я вот что подумал: а не вел ли Анисе дневника?
— Я не совсем понимаю вас.
— Быть может, он оставил какие-то записи, которые я мог бы передать компетентным властям. Такие данные помогли бы расследованию. Я личный друг прокурора Пуаре.
— Желание помочь капитану Кюшу весьма похвально с вашей стороны, но, к несчастью, мой предшественник не вел никакого дневника, у него всего-навсего была записная книжка, где он делал пометки о предстоящих своих встречах.
— Это не столько для капитана, сколько ради памяти о нашем духовнике.
Фабр взял свою чашку кофе. Послышались звуки музыки.
— Очень красивый отрывок.
— Мадам Барбоза ищет успокоения, играя на органе. Я только что целых полчаса пытался утешить ее. Она очень взволнована исчезновением мужа.
— И куда он только мог подеваться! Я не удивлюсь, если он совершил какую-то оплошность. Я знаю его с давних пор, он на все способен. Человек он отважный, но слишком подвержен чужому влиянию.
— Вы полагаете, что он может быть замешан в этом деле?
— Пока я ничего не знаю. Если бы этот Кюш умел считать хотя бы до двух, то уже вычислил бы виновного. Впрочем, поговорим лучше о чем-нибудь другом. Я рад, что приход принял такой молодой священник, как вы.
— Спасибо, но я долго не задержусь здесь. Я выполню определенную миссию, после чего вернусь в Бордо.
— Ах да, верно, вы ведь работаете с монсеньором Леру. Как он поживает?
— Хорошо, очень хорошо! Он все еще весьма энергичен, хотя потеря старинного друга сильно опечалила его.
— Я позвоню ему, чтобы условиться о завтраке втроем. Что вы на это скажете?
— Думаю, он будет рад, и я, разумеется, тоже… — Отпив глоток кофе, священник взял канеле. — Хорошо, что вы сохранили здесь связи.
— Да, моя жена — уроженка города, впрочем, именно здесь мы и познакомились. К тому же тут я более двадцати лет был мэром. Но все это давнишняя история.
— И вы активный член содружества.
— Активный?
— Да, мне сказали, что недавно вы приобрели здесь виноградник.
— Для вновь прибывшего вы, однако, хорошо осведомлены.
— Город небольшой, месье Фабр… Кстати, в записной книжке отца Анисе я прочитал, что вы встречались с ним восьмого июня.
— Вполне возможно, я часто беседовал с ним. Это был человек убеждений и очень славный. Если у кого-то возникали трудности с судебными органами, он призывал к разделу имущества по соглашению, ну и, конечно, к милосердию.
— Я не очень понимаю вас.
— Это единственный священник из тех, кого я знаю, кто требовал тайных пожертвований.
— Тайных?
— Да, причем не монетами… только купюрами, и передавал их тем, кто нуждался. Нет, правда, это был святой человек. Многие будут сожалеть о нем.
— Конечно-конечно, но вы припоминаете мотив вашей последней беседы?
— Ну да… Э-э… Нет, не совсем. Наверняка это был обычный разговор, которые у нас так часто случались.
— Из его переписки я понял, что он вроде бы проявлял живой интерес к вашему новому сорту, кажется, две тысячи третьего года.
— Как член содружества, что вполне естественно. А кроме того, для него это было одним из величайших удовольствий на земле. Думаю, ему подходили лишь два рода занятий.
— Да, и какие же?
— Он мог быть либо виноградарем, либо священником.
Протянув канеле сенатору, Клеман подхватил:
— Я добавил бы еще один род занятий: энолога. Насколько я понял, он был экспертом по виноделию.
Кюш беседовал по телефону с журналистами. Известие об аресте Андре уже просочилось. Как и положено осмотрительному следователю, капитан опроверг информацию о неизбежном привлечении задержанного к суду. Надя перечитала показания смотрителя винного хранилища. В кратчайшие сроки она должна отправить их в прокуратуру.
В полуоткрытую дверь дважды постучали. Шане просунул голову в щель.
— Входите.
— Спасибо. Могу я поговорить с капитаном одну минуту? Я вернулся из Либурна.
— Да, присаживайтесь, он сейчас освободится.
Положив трубку, Тьерри Кюш повернулся к Наде и Шане:
— Ну что?
Профессор казался спокойным.
— Дайте мне время до завтра… Он невиновен!
Поздняя ночь. Два человека проникли в мастерскую гаража Барбозы. Один держит другого под прицелом пистолета, направив дуло тому в спину.
— Вот увидите, я вам не солгал… Здесь все.
После нескольких дней заточения владелец гаража почти доволен тем, что оказался в привычном месте. При свете карманного фонаря он направился к автомобилю, покрытому брезентовым чехлом:
— Все тут, я не прикасался к этому пятнадцать лет.
Владелец гаража снял с машины чехол. Глазам предстала старая темно-зеленая малолитражка. Это старая модель с пресловутыми дверцами обратного открывания, так называемыми дверцами-убийцами. Ей, без сомнения, больше сорока лет.
Открыв дверцу в обратную сторону, Барбоза приподнял коврик со стороны пассажирского сиденья:
— Тут! Под передним ковриком… — Наклонившись в кабину, он достал четыре школьные тетради, которые протянул другому человеку: — Вот, вы получили все… Теперь вы можете отпустить меня, я вам больше не нужен.
Незнакомец приложил палец к губам, призывая Барбозу к молчанию:
— Тсс…
Положив фонарь, он начал листать тетради, страницы которых пожелтели от времени. На обложке одной из них отчетливо написано: «ДНЕВНИК РЕЖИНЫ КАДОРЕ. 1968–1972 ГОДЫ».
— Все тут, вы увидите… Это кормило меня на протяжении двадцати лет.
