Алина Егорова - Белые ночи, черная месть
Капитан говорил все это тихим, ледяным голосом, от которого Похомовой стало не до веселья.
- А хотите, я прямо сейчас закрою вас в камере вместе с бомжами? – предложил Анатолий. – Трое суток я вам легко организую. Посидите, может, чего вспомните. В последний раз спрашиваю, говорить будем?
- Чего вы хотите?
- Незадолго до гибели Вишневой вы задержались на работе, чтобы болтаться по сайтам. Правильно?
- Я осталась, чтобы поработать над повестью.
- Ах, это у вас повесть? Впрочем, не имеет значения. Когда это было?
- В начале июня. Числа, кажется, второго.
- А точнее.
- Не помню. – Людмила потянулась за сумочкой, немного покопавшись в ней, вытащила смятый календарик. – Первого. Вот, первое число - понедельник. С понедельника начали действовать новые правила, придуманные Вишневой – она ввела штрафы за пользование Интернетом в личных целях. По ее замыслу, если хочешь заглянуть на какой-нибудь сайт, который по Инкиному мнению не связан с работой, это нужно делать либо в обед, либо после шести часов, ну, или до начала рабочего дня.
- Взялась за вас Вишнева ежовыми рукавицами, - съехидничал Шубин. В ответ Люда зыркнула на капитана исподлобья недобрыми серыми глазами. Издевательский настрой визави ей определенно не нравился.
- Итак, первого июня вы остались после работы. Кроме вас в «Камеи» кто-нибудь еще был?
- Игорь Константинович тогда дежурил. Это наш охранник. Вы у него спросите.
- Спросим. Вы сами кого-нибудь из сотрудников видели?
- Из нашей комнаты сразу все ушли. Катька Навзина на десять минут задержалась, она со своими испанцами переписывается. До семи еще кто-то ходил по коридору, но кто именно – не знаю – я не видела. Потом, вроде, все стихло.
- Дальше.
- А что дальше? Сижу, пишу. Никто не отвлекает, туда-сюда никто не ходит.
- В тот вечер в «Камее» вы никого не встречали? Почему я должен вытягивать из вас каждое слово?
- Ну, был там один, - Люда запнулась, - да я его почти не видела.
- Кого вы «почти не видели» и где? В котором часу это произошло?
- Вышла я в туалет. Когда - не знаю – на часы не смотрела. В здании тихо было - ни души, и тут вдруг открывается дверь мараклиевского кабинета. Я сначала подумала, что старик на работу пожаловал. На него это не похоже, он ни разу еще после шести не оставался. Но мало ли что ему на ум взбрело. Потом, смотрю, парень от туда выходит.
- И вы что?
- А что я? Пошла к себе. Еще немного поработала и домой.
- Охраннику вы об этом не сообщили?
- А зачем устраивать панику?
- То есть, в неурочный час вы встречаете незнакомого человека, покидающего кабинет главного архитектора, и считаете это нормальным?
- Он же вышел не из моего кабинета. И потом, у нас контора большая, я далеко не всех сотрудников знаю в лицо. Может, он работает в «Камее».
- Понятно. Как он выглядел?
- Я же его видела мельком, всего несколько секунд, - закапризничала Люда.
Носов, решил вступить в разговор:
- А в своем произведении вы довольно подробно описали незнакомца: «парень лет двадцати, не больше. На его лоб была надвинута кепка, из-под которой на плечи спускались густые войлочные волосы, какие носит передовая дворовая молодежь. И сам наряд молодого человека был под стать: футболка с капюшоном, одетая поверх джемпера и болтающиеся на бедрах джинсы – вот-вот упадут», - процитировал Саша. – Художественный вымысел?
Похомова очень хотела ответить «да», но что-то ее сдержало. Может, оттого, что молчавший до этого молодой оперативник, задал вопрос неожиданно. Он смотрел выразительными, глубокими глазами с ресницами, похожими на крылья бабочки. «Взгляд, как у Варшавина», - подумала Люда, и ей вдруг стало очень тоскливо. Ее память живо нарисовала образ Михаила Варшавина - высокого молодого человека с притягательными чертами лица: прямым носом, слегка приоткрытым ртом и яркими карими глазами, которые смотрели на нее, на Людочку, с интересом.
- В плане одежды он выглядел почти так, как я описала. Футболка была простая, без капюшона. По-моему, серого цвета. И джинсы не висели, как у реперов, а обычно сидели, на ремне. Кепка была, и вместо дредов – хвост.
- То есть, у парня были длинные волосы? – уточнил Носов.
- Не то, чтобы волосы очень длинные, но в хвост собрать можно.
- А цвета, какого?
- Я не разглядела. Кажется, темные, но не черные.
- Что там, на счет коробки, которую роняет юноша? Я когда читал ваш рассказ, никак не мог понять – с чего это у незнакомца все валится из рук? Чай не красна девица, чтобы от смущения теряться. Так что же, была коробка? – Саша опять посмотрел на нее ТЕМ взглядом.
- Была. Небольшая, картонная. Из-под бумаги «Balet». Картридж от туда выпал, и руки у парня в порошке были – тут я ничего не придумывала.
- Что-то мне подсказывает, Людочка, что вы сможете составить фоторобот вечернего гостя.
Это было сказано таким вкрадчивым голосом (когда надо, Саша умел подобрать нужный тон), что отказать Похомова не смогла. Тем более, что совсем недавно Шубин обещал камеру с бомжами.
***
На город опустились сумерки, хотя было еще довольно светло – белые ночи не покидали северо-западный регион. Молочное небо с розовыми полосами заката, на востоке мрачное, в темных грозовых тучах, обещало ненастье. Двенадцатый час – улицы опустели, по проспектам изредка громыхали последние трамваи, развозя припозднившихся пассажиров. Люда Похомова медленно брела к станции метро. За день она очень устала, но домой идти ей совсем не хотелось. Что там делать, в пустой квартире? Уже скоро двадцать пять - «серебро», а она все одна, как будто уродина какая или круглая дура, с которой и поговорить не о чем. Люда никак не могла понять, почему у нее не получается завязать отношения с нормальным мужчиной. Внешность – вполне ничего: не худышка – кожа да кости, как сейчас модно, но и не корова. Приятные округлости. Лет сорок назад такие формы были бы предметом зависти любой киноактрисы. Лицо тоже не подкачало – мягкие черты, чувственные губы, глаза, конечно, могли бы быть и больше, но и то, что есть, слава богу, не бусинки. А уж кто бы знал, какой многообразный, яркий внутренний мир скрыт за непопулярной внешностью. Людочке всегда было обидно до слез: никого, ну никого не интересует, что она за личность, чем живет, о чем думает, как видит мир. Все встречают по одежке. В смысле, обращают внимание не только на тряпки – могут простить отсутствие модного гардероба - но и на лицо, осанку, речь.
Она вовсе не держала обиды на Вишневу, за то, что та ее уволила. Душа к работе не лежала: не по ней чертить монотонные архитектурные планы. Еще и с коллегами отношения не сложились – не любила Люда женские коллективы. Все же, было одно обстоятельство, которое удерживало Людмилу в «Камеи», но об этом она старалась не признаваться даже самой себе. Потому, что ей было неловко и стыдно. Стыдно за свою детскую наивность, с которой она надеялась на сказку, на воплощение своих фантазий. То, что все это пустые мечты, Людочка прекрасно понимала, не верила в них, но почему-то надеялась. А вдруг…
Варшавин появился в «Камеи» незаметно, хотя не заметить такого видного парня могла только Люда. Когда она смотрела на человека, она многого в нем не замечала: не видела лица, как уложены волосы, подстрижены ногти, во что одет, обут. Людмила вовсе не была близорукой или, того хуже, не в себе. Похомову, прежде всего, интересовала сущность человека, каков он сам, а не его внешний вид. Она легко улавливала интонации голоса, настроение человека, как он говорит, волнуется ли или уверен в себе. Как чекист в былые времена брал на карандаш, так и Людмила, непроизвольно подмечала в уме каждую мелочь, отражающую внутренний мир человека, из чего в последствии слагались образы. Через эти образы она потом и видела людей. Возраст, физические недостатки, изъяны внешности – всё это теряло значение, благодаря располагающим чертам характера: весёлые и обаятельные люди выглядели молодыми и красивыми. Вечно жалующиеся на жизнь ворчуны, напротив, старели на глазах, а нелюдимые буки, даже при безупречной внешности, смотрелись квазимодами.
Миша Варшавин понравился ей отнюдь не из-за своего высокого роста и красивого лица. (Быть может, в действительности, оно не такое уж и красивое, а казалось таковым благодаря обаянию. Красивый ли Миша или нет, объективно Похомова теперь сказать не могла – его внешность неразрывно была связана с образом, что ей представлялся). Варшавин пару раз ей улыбнулся, когда шел по коридору навстречу, заговорил не о чем у стенда с объявлениями, потом в обед вместе сидели за одним столиком в кафе. Миша был немногословен, но всегда вежлив и галантен. Что о нем знала Люда? Да почти ничего. Работает в отделе информационных технологий, то есть пишет какие-то программы. Имя и то узнала по телефонному списку. Интересно, знает ли он, как ее зовут? Люда не помнила, чтобы Варшавин хоть раз назвал ее по имени – все время как-то обходились без имен. Наверно, знает. Она же на день рождения присылала ему открытку по электронной почте. Там в конце автоматически ставится подпись: «оператор Людмила А. Похомова». Жаль, что писала с корпоративного адреса, надо было со своего, на Яндексе. Теперь уволилась, и почтовый ящик стал недоступен. Да что она себе выдумывает? Будто бы Варшавин спит и видит, как бы ей письмо накропать. Ну и что, что он ей писал? Если смотреть правде в глаза, первой всегда писала она, Люда, а он всего лишь отвечал, как воспитанный человек.
