Diamond Ace - Овердрайв
— Совершено верно, мистер Маккой, — спокойно подтвердила она, улыбнувшись с явным чувством превосходства.
— И ваша четвёртая невинная жертва — миссис Романи, умерла от сердечного приступа, узнав о гибели единственного сына.
— Я тут совершенно ни при чем.
— Четыре жертвы. Четыре трупа. И все они на вашей совести.
— У вас нет никаких доказательств, мистер Маккой.
— Вы так уверены? — торжествующе произнёс Маккой, выкладывая перед ней конверт. — Маргарет Стриклэнд боялась, что вы её ликвидируете. Она оставила письмо, где все рассказала. О подкупе, шантаже.
— Нет! Этого не может быть! — воскликнула миссис Келли, потеряв самообладание. — Вы лжёте! Она ничего не оставляла! Она не могла!
Саммерс мгновенно сжал ей руку, но было поздно.
— Мадам, расскажите, для чего вы это сделали? Облегчите душу.
Злобно сузив глаза, она откинулась на спинку кресла и промолчала.
— Кажется, я понимаю, Билл, в чем дело, — подала голос Дайана. — Когда закончились песни Романи, карьера Келли резко пошла на спад. Он привык к красивой жизни, влез в громадные долги. Миссис Келли решила убрать мужа, который только мешал теперь. Она знала, что ореол мученической смерти Келли вызовет взрыв интереса к нему. Люди боготворят знаменитостей, которые трагически умирают в столь раннем возрасте. Глен Келли стал коммерческой иконой.
— Рита Келли, я выдвину вам обвинение в убийстве четырёх человек, — холодно изрёк Маккой. — И поверьте, добьюсь приговора, чего бы мне это не стоило.
— Вы не сможете, Маккой, — потеряв всё очарование, скривилась в гримасе Рита. — У вас не хватит сил бороться с теми людьми, которые стоят за моей спиной.
— У меня хватит сил, миссис Келли, — жёстко сказал Маккой. — И, поверьте мне на слово, я — хороший обвинитель.
Лысенко С. С. Киллер и Килиманджаро
Как Иона в чреве кита, как Ийон в брюхе курдля, так и ты — в траке. Куда? На «Килиманджаро».
«Килиманджаро» извергается вулканом телепередач за окружной, в павильоне, спрятанном среди цеховых корпусов.
Что это за дыра? Что это за гора? Бывший завод турбокомпрессоров, электронасосов, шарикоподшипников? Зачем так сложно? Почему так далеко? От кого же прячутся телевизионщики?
Если получится зайти, ты всё поймешь — в павильоне снимается шоу «Лучший киллер страны».
В жизни возможны две трагедии: первая — попасть на это телешоу, вторая — не попасть.
Ведь на «Килиманджаро» сама жизнь. Тут нет места фальши и бутафории. Ты не замечаешь никаких суфлеров и статистов. Воспринимаешь всерьез свист или овации. Здесь все настоящие — менты, жлобы, бомжи. И этот пистолет действительно стреляет.
Вот только твоя жена… Она немного похожа на Монику и немного на Белуччи. Она умеет красиво говорить. Но как она может быть такой ослепительной? Как она может быть ведущей киллерского шоу?
— Убей, — приказывает она.
Ей невозможно отказать.
* * *Странной была его походка.
Странно, что он вообще шел.
Его звали Мажара. Константин Мажара.
Я выстрелил ещё раз. Складки на затылке чавкнули и проглотили пулю.
Константин наконец остановился, завел руку за голову и ощупал рану. А потом закричал, как муэдзин: «Айя-аля!.. Айя-София… Анна-Мария… и Санта Люсия!..»
Судя по всему, он знал многих женщин. Заткнув пробоины толстыми пальцами, Мажара продолжал выкрикивать имена:
«И Венера… И Вранча… И Гея…»
Дом проснулся. Соседи лежали под одеялами, надеясь, что им послышалось. Я знал, что они будут надеяться до утра. Ведь никто не хочет, чтобы его затаскала милиция.
У меня было время. Но все равно пора было кончать с Мажарой.
«Клируотер… Копперфильд… Теллер!»
Я выстрелил ему в рот. Повторил в голову. И тут в дверь позвонили.
Тилинь… Тилинь… Тилинь…
Хозяин не сможет ответить на ваш звонок.
Ти-и-илинь! Мое сердце тоже тилинькнуло, когда я посмотрел в глазок.
За дверью стояла Полина Леонтьевна.
* * *В зеркале я вижу Дурманова. Это мужчина…
Что ещё можно сказать о Дурманове?
В детстве он ел плохо, потому что выделялось мало слюны. У его матери были разноцветные глаза. В шестом классе его побил пятиклассник. Он выучился на менеджера в Зооветеринарной академии. Его первой девушкой была цыганка, которая не умела гадать, петь и танцевать.
Позже Дурманов убил её. За неё заплатили больше, чем она стоила.
Что ещё? Когда Дурманов брился…
Вот черт… снова порезался.
— Валера!
Жена звала завтракать. Жену звали Полиной Леонтьевной.
— Сейчас, Полина Леонтьевна.
Давным-давно она преподавала ему русский язык и литературу. Она была самой красивой женщиной в школе. В неё влюблялись все ученики и все учителя. Увы, их любовь не была долгой. Лишь Дурманову удалось сохранить свои чувства.
Да — чувства. И плевать на разницу в возрасте. Плевать, что уже не будет детей.
Дурманов вытирается полотенцем. Я оставляю его в зеркале и иду на кухню.
— Вчера ты поздно вернулся.
— Работа…
— Работаешь на износ, Валера.
Полина Леонтьевна подозревает, что я не только страховой агент. Однако ей хватает благоразумия не соваться в мои дела.
— Гусейнов заходил.
— Кто?
— Участковый.
— И что ему надо?
Конечно, я знаю, что нужно Гусейнову. Мне тоже нужно задать ему кое-какие вопросы.
Я прокалываю вилкой глазунью и макаю хлеб, а Полина Леонтьевна нежно смотрит на меня. Её халатик распахнут.
Я протягиваю руку и мажу желтком её большую белую грудь.
— Сначала доешь!
Полина Леонтьевна смеется. Люблю, когда она так смеется. Интересно, будет ли она смеяться, когда услышит о Мажаре.
* * *В опорном пункте «Ла-Рошель» капитана Гусейнова не оказалось.
— Выехал на место — сказал из-за монитора участковый Какулин.
Какулин изучал страницы потенциальных преступников в соцсетях. Он ещё не заработал на автомобиль, поэтому обходил свой участок виртуально.
— Когда выехал?
— Ну и вопросы у тебя, Валера.
Пришлось ехать к Гусейнову домой. У Гусейнова было много квартир, жен и детей, но я знал, что он живет один, далеко за городом, в доме, напичканном самой крутой техникой.
Уже через час я был в деревне. Прыгал по кочкам под музыку «Рэд Снэпэ», нюхал коровье дерьмо и давил тупых кур, которые сами бросались под колеса. Куры — не гуси, за них не наказывают.
У подножия особняка стоял «туарег»… Гости. На всякий случай я дал задний ход. Свернул на какой-то въезд «Щорса». В конце тупика сидела бабулька. Она поднялась и замахала костылями.
Я вылез из машины, чтобы успокоить её. И тут раздался выстрел. Пуля просвистела совсем рядом — шустрая, горячая — застряла где-то в заборе. Вторая пробила стекло открытой двери. Следующая все-таки попала в цель — оглушила, обожгла ухо.
В ответ одноухий Ван Гог уложил Гогена выстрелом в грудь.
У этого Гогена был отличный костюм. Я не сомневался, что в его кармане удостоверение сотрудника спецслужбы.
Зажимая рану рукой, я поднялся с земли и посмотрел на бабульку. Ей повезло меньше, чем мне. Она разбросала костыли и руки у своей калитки, никому не нужная, кроме квочки с цыплятами.
Я перелез через забор — в заброшенный двор. Вскарабкался на сухую навозную кучу, чтобы видеть дорогу. Напарник показался через секунду. Лицо кавказской национальности. В таком же черном костюме. Крался, выставив пистолет СПС. Я специально выстрелил в ухо. Месть Ван Гога.
Кровь не останавливалась. Я вернулся к машине за аптечкой, перебинтовался и выпил пару таблеток солпадеина. Как только немного полегчало, я занялся агентами. Оттащил в сторону, вывернул карманы.
Тархан Таримов и примкнувший к ним Шепелев. Федеральная служба безопасности.
И что они делают на Украине?
Ещё один вопрос к Гусейнову.
Я проник в его дом со двора, через окно на втором этаже. Внутри все было перевернуто вверх дном. Я бесшумно прошелся по комнатам и спустился вниз. Под ногами коварно чавкнул тюбик геля-лубриканта.
— Гусейнов, — тихо позвал я. — Серега… Гусь!
Он не ответил. Он сидел на кухне, привязанный к стулу. Мокрый, мертвый. Голова закинута назад, на лице кровавая тряпка. Сквозь неё лили воду. Кристально чистую воду из артезианской скважины. У капитана Гусейнова была самая лучшая вода.
* * *Гусейнов был хорошим участковым. Он заставил меня играть по своим правилам. А я не лох какой-нибудь. Я умею заметать следы. Привычен к мокроте. Знаю язык оружия. Не боюсь огня, даже шквального. И плююсь пулями, а не семечками.
Долгое время я не воспринимал Гусейнова серьезно. Как и все участковые, он гонял бомжей, трусил бабушек с пирожками, собирал дань с продавцов цветов и пиратских дивиди. Кто бы мог подумать, что Гусейнов способен на большее? Что он станет моим работодателем. Что ему будут отстегивать дельцы и барыги, а я — устранять тех, кто не отстегивает. Что нас будет бояться весь район и начальник райотдела.
