Михаил Соколов - Враг в зеркале
- Зверинец, в общем, - рассеянно сказал я.
- Во-во! - заржал Ловкач. - Точно, зверинец. Все мы были зверенышами.
- Почему Сладенький? - спросил я, думая одновременно (по аналогии с проблемой сводных братьев) о семействе своего папашки.
- Сладенький? А, ты о Саньке, Ленчиковом братухе. Да потому... Слушай, - перебил он сам себя, - ты коньячок будешь? По рюмашке. Нервы успокаивает.
Он встал, подошел к стене (я направил в его сторону пистолет), открыл настенный бар, ловко замаскированный эстампом с лесным пейзажем, среди сияющих рядов бутылок взял одну и вернулся к столику.
- Сладенький он потому, что любит этак приговаривать, когда девок трахает. Или хочет трахнуть. Ни одну юбку никогда не пропустит. Сволочь ещё та. А зачем?... - он посмотрел на меня и усмехнулся. - Не завидую Саньку, когда ты до него доберешься. А вообще, остерегись его. Зверюга. И Таньке скажи, чтобы покрепче запиралась. Я ведь вам звонил по приказу Ленчика.
- Ленчика? - переспросил я. - А я думал, что всем распоряжаются Семен и Макар.
Ловкач, согревая рюмку в руке, отхлебнул коньяк. Закашлялся, видимо, попало не в то горло. Справившись, наконец, ухмыльнулся.
- Они стратеги. А Ленчик - грубая сила. Он, да и Санька. Кстати, и Семен, и Макар потеряли к тебе интерес, поэтому ты, так сказать, отдан на усмотрение Ленчика.
- Это почему же? - живо спросил я.
- Что?
- Почему потеряли интерес?
- Как тебе сказать, - раздумчиво проговорил Ловкач и посмотрел на меня сквозь прозрачную желтизну рюмки. Он окончательно оклемался и впрямь ощущал себя хозяином, принимающим гостя. - Как тебе сказать?.. Когда ты приехал сюда и наших стали вычищать, они думали, что это твоих рук дело. Мол, кое-кто в Москве решил подмять под себя выгодное дело, - а дело выгодное, тут пахнет сотнями миллионов долларов, - послали тебя, ты привез специалиста, тот начал бойню и так далее, и так далее. Семен и Макар забеспокоились, доложили боссам, те тряхнули тебя. Ничего. Кроме того, и я подтвердил, что за тобой никого нет. Все.
- А Ленчик?
- А Ленчик как раз и занимается случайными одиночками. Вроде тебя.
- А кто убил наших?
Ловкач помрачнел и налил себе еще. Качнул бутылкой в мою сторону, жестом предлагая налить, но я отрицательно замотал головой.
- Вот это и непонятно. И никакой зацепки. Прямо мистика какая-то.
- Но кто же это все-таки такой ловкий?
Я встал и подошле к окну. За окном был обширный застекленный балкон-лоджия: кресла, столик с пепельницей, ковер на полу, кадка с большим разлапистым растением.
- Хорошо устроился, - похвалил я. - Это твои хоромы?
- Мои, - хмуро отозвался Ловкач.
- Не беспокойся, это я просто любопытствую. На последние заработки купил?
- А то!.. На бабулю оформил и дарственную уже поимел.
- Ловкач, - сказал я, имея в виду сообразительность и быстроту понимания собственных интересов, за которую когда-то Костя и получил свою кличку.
Я вернулся к креслу, сел и, глядя на него поверх соединенных кончиками пальцев рук, сообщил:
- Дело у меня к тебе имеется.
Я выдержал паузу. Ловкач, насторожившись, мучительно ожидал. Я вдруг почувстввал легкое недомогание. Наверное, слишком просто думал отойти от вчерашнего. Утренний заряд бодрости уже начинал иссякать.
- Нарисуй-ка мне план Ленчикова логова. Я имею в виду его усадебку. Где содержали меня и Татьяну. Поподробнее, пожалуйста. И не говори, что ты ничего не знаешь, что ни разу не был...
- Почему, - все более оживлялся он по мере того, как скисал я. - Был. Не везде, но вход-выход помню.
Он принес лист бумаги, ручку и, поминутно поглядывая на меня, чтобы понять, улавливаю ли я его объяснения, стал рисовать.
Уже ближе к концу, когда общий план был у меня в голове, он вдруг осекся и, медленно подняв голову, взглянул на меня. Мы молча смотрели друг на друга. Мне стало ещё более муторно.
- Ну как?.. - первым нарушил молчание Ловкач. И было в его вопросе что-то заведомо подлое, что-то из дальних лет, когда даже садясь на привычное место в привычном подвале, мы инстинктивно шарили руками под собой - не подложили ли не ровен час кнопку под зад, а то и ещё что похуже!
- Не бойся, - успокоил его я. - На что мне это?
Я демонстративно спрятал в кобуру забытый к тому времени пистолет.
- А других на что? - не успокаивался он, мелко бегая глазами.
- Не сходи с ума! - брезгливо сказал я. - Все вы тут сумасшедшие. Надоело мне! Да и какой резон?
- Резон? - переспросил он. - Резон всегда можно найти. Ты можешь думать, что я сразу буду звонить Ленчику, закладывать о тебе.
- А ты будешь?
- Вот видишь. Конечно, нет. Зачем? Мне это совсем не надо, - со всей убежденностью, как-то по-детски искренно, добавил он.
- Верю, - рассеянно сказал я.
- Ты же мне друг, а он кто? Сволочь он со своим Сладеньким. Что я, дурак? Они тебя все равно не достанут, я знаю, а ты их замочишь, если захочешь. Какой мне резон быть на их стороне? А деньги? На деньги я плюю, сказал он и для большей убедительности смачно плюнул на ковер. - Сегодня есть, завтра нет.
- Тут ты прав, - я свернул план и сунул листок в карман.
Стало мне вдруг тошно и - усталость ли? простуда? а скорее всего, начала оказывать воздействие сырость вчерашнего застенка, - захотелось отправиться домой, к Тане, в уют, тоже плюнуть на все...
Я поднялся, вышел в коридор. На пороге обернулся: Ловкач затравленно смотрел на меня
- Крыса ты, и все вы тут крысы. Глаза бы мои не смотрели.
В коридоре отодвинул засов и вышел, громко хлопнув бутафорской дверью.
ГЛАВА 26
ОЖИВЛЕНИЕ ПРИЗРАКА
В машине нашел свой "Кэмел". Закурил. Может, действительно, простыл? Сутки, считай, на бетоне. Ох! Доберусь я до этого "сладенького"... Дальше я не стал развивать... дабы мечта, оформив билет в материальный мир, не смогла провалить реальность... которая, я надеялся, может и превзойти миражи воображения.
Пора. Я выбросил окурок, едва не дотлевший до фильтра, и включил зажигание. Пора познакомиться с женщиной, чарами своих прелестей сделавшей меня сиротой при живом отце.
Дом их был далеко. Я ни разу там не был, и только помнил по давнему неясному ощущению, что район этот отодвинут на край света, туда, где, возможно, начинаются подступы к преисподней.
Оказалось - совсем рядом, что в общем-то порадовало: давно, видимо, хотелось навести порядок в детском, доставшемся мне по наследству, хаосе.
Может, я когда-нибудь и был здесь. Вот высоченный серебристый тополь, источник мешающей дышать пушистой метели, уже пришел и стал, где, казалось, и должен расти - у высокой дореволюционной кирпичной стены. Напротив вырастает дом, большой, мрачный и грязный, и один за другим выдвигаются, как кроличьи клетки, железные балконы. Там и сям распределяются по двору заржавелый турник; от безысходности опущенные, каждая сама по себе штанги качелей, давно потерявших где-то в одной из точек веселой траектории совместное сиденье; легкая тень листвы; мусорный бак и красная крышка гроба, прислоненная к стене у подъезда. Кто-то умер, предполагаю я и, в доказательство верности моей режиссерской интуиции, из подъезда выходят одетые преимущественно в черное скорбящие родственники.
Я вздрогнул; кто-то монетой стучит мне в окно. Важная дама в черном платке. Уйдя в тень мыслей, не заметил её черного приближения. Я опустил стекло.
- Товарищ! Вы не могли бы немного отъехать, сейчас гроб будут выносить.
Конечно, могу. К моему и её удовлетворению припарковываюсь в стороне от чужого горя и, превозмогая болезненную усталость, иду к нужному мне соседнему (от кипевшего ритуальной энергией подъезда) входу.
Третий этаж. Тридцать вторая квартира. Я нажал кнопку звонка, вызвав быструю соловьиную или ещё там какую-то птичью трель. И после недоверчивого обмена паролями ("Кто там?" "Это я." "Кто я?" "Я вам звонил.") дверь открылась.
- Венера Федоровна? - спросил я, понимая, что мое воображение на сей раз дало маху, по голосу реконструируя внешний облик его владелицы; громадная седая женщина с толстыми босыми ногами проявилась из сумерек коридора и без улыбки на расплывчатом бледном лице (все черты, даже глаза, были как-то смазаны - безысходностью, унынием, бог знает чем), скрипуче подтвердила мою догадку.
- А вы, значит, Иван? - спросила она, затем повернулась, даже не предложив мне само собой разумеющееся - пройти в квартиру, - и двинулась в затененную глубь коридора. Я последовал за ней, прикрыв за собой входную дверь.
Я попал в комнату, низкую и темную, с каким-то мало понятным расположением голых стен, задрапированных ковриками, занавесками, тряпочками и кое-где прикрытых шкафом, там - тумбочками, ещё чем-то: была она, в общем, полна бутафорской рухлядью бедности.
- Присаживайтесь, - проскрипела Венера Федоровна и махнула рукой в сторону потертого дивана, а сама продолжила прерванное моим приходом дело, возясь на столе с чем-то, что-то чистя... ножом... на газете, что-ли... Я не имел желания рассматривать. Наоборот, атмосфера ли, может, мое состояние, но мне хотелось побыстрее закончить то, с чем я пришел. Тем более что чувствовал я себя все более и более худо... Хотя нет, не то, мною все более овладевала какая-то странная лихорадка, что-то гнало меня, заставляло быстрее покончить со всей этой непонятной мне каруселью; временами даже быстрая дрожь трогала мышцы, тут же выходя на поверхность кожи. В общем, состояние - дрянь.
