Ю. Чернов - Искатель. 1962. Выпуск №4
Потом заперся в ванной и, сев на пол, высыпал монеты. Взял первую попавшуюся. Испанская пезета…
Задумчиво подбросил на ладони. Как это давно было — Черное море, «Артек», пионерский костер! И песня — торжественная, чуть тревожная:
Взвейтесь кострами,
Синие ночи!
Мы — пионеры,
Дети рабочих…
Отблеск пламени на лице соседа — черноволосого мальчишки в пилотке-испанке. Кажется, его звали Хосе. Вот он, его подарок, с которого началась коллекция. За эти двадцать лет монета стала тусклой, грязной. Как и сам Витька… А ведь тогда монета сверкала. И отец, положив ее на ладонь, восхищенно сказал: «А ты знаешь, какие они храбрые люди, эти испанцы!»
Да, Витька догадывался. Из шестимесячной командировки отец вернулся такой загорелый, а на гимнастерке рядом с маленькой серебряной медалью у него появился орден…
— За что? — спросил Витька.
Отец подошел к карте и долго смотрел на большой, покрытый горами полуостров. Потом сказал:
— Военная тайна, Витька. Так что не обижайся…
А потом отец снова уехал. И когда он уезжал, в репродукторе гремел голос Левитана. И всюду висели плакаты «Родина-мать зовет!».
На вокзале оробевший Витька протянул отцу пезету.
— Возьми, папка. На память. Это ведь из твоей Испании.
Отец очень внимательно поглядел на Витьку и кивнул. А через два месяца пезета неожиданно вернулась. Ее привез запыленный, очень усталый командир и молча положил на стол. Так ушел из Витькиной жизни отец…
Мать с утра до ночи работала в госпитале. А Витька целыми днями лазил по свалке разбитой трофейной техники. Там и нашел он «дружков». Помнится, обещали дать настоящее оружие. И чтобы заслужить его, Витька однажды помог «дружкам»: встал на угол и свистнул, когда заметил милиционера…
Пезета упала, глухо звякнув. Все исчезло. Остался лишь обшарпанный пол и куча заплесневелых монет.
Несколько секунд Витька тупо смотрел себе под ноги, потом с размаху ударил кулаком по монетам. Ванная наполнилась звоном. Витька сжал руками голову, метнулся к дверям и вдруг под умывальником увидел большой серебряный диск.
…Когда в трубке послышался хрипловатый голос Редькина, Витька прикрылся ладонью и зашептал:
— Слушай. Радость у меня: в своих медяшках, знаешь, что нашел?
И вдруг осекся. Показалось — вновь услышал: «По дореволюционному каталогу — сто пятьдесят рублей!»
Деланно-равнодушно зевнул.
— Пятак 1805 года. Не подарить?
И, услышав яростную брань Редькина, положил трубку.
Однако телефон тут же зазвонил снова.
— Ты что же до прежде времени трубку ложишь? Слушай. Вэку замели… Деньги нужно перепрятать. Хотя он и не знает, а все же — мало ли что… Я сейчас за тобой заеду. Жди, цыпленок.
Торопясь, Витька заметался по квартире в поисках надежного тайника. Потом завернул рубль в целлофан и бережно спрятал в бумажник.
Но Витькин рубль был не из тех, что преподнес царю Франц Келлер. Он был сделан много позже, и хотя с помощью старых штемпелей, но уже специально для коллекций нумизматов. Этот рубль назывался «новодельным» и стоил очень недорого.
В этот вечерний час по Киевскому шоссе бешено мчались два автомобиля: видавшая виды «Победа» — синяя с красной полосой — и следом за ней, на расстоянии какого-то километра — новенькая прокатная «Волга».
Они мчались к одной цели и в то же время — к разным…
Изредка поглядывая на спидометр (стрелка переваливала за восемьдесят, а все казалось — медленно), Громов думал о Витьке Меднове. Эго были невеселые мысли. Ведь Меднов — настоящий вор, тут требовалась уже не профилактика, а самое серьезное лечение. И все же было жалко Витьку. И обидно, что просмотрели, как вырос этот сорняк.
Первой остановилась «Победа». Во внезапно наступившей тишине особенно резко слышался шум дождя. Чвакала под ногами грязь, хрустели сучья.
— Еще несколько шагов. Вот тут, — глухо сказал Ромка.
Луч карманного фонарика запрыгал по лужам, лопата легко врезалась в промокшую землю.
Показалась клеенка. Ее сорвали. Еще через минуту перед Громовым стоял чемодан.
Чемодан этот — случайное совпадение! — как две капли воды был похож на чемодан Громова. Впрочем, на полках магазинов можно было увидеть десятки подобных.
Когда сломали замок, из-под приподнявшейся крышки выпало несколько ассигнаций…
…«Волга» затормозила, и Редькин, приоткрыв дверь, стал вглядываться в темноту.
— Какого еще лешего тут носит?
Меднов опустил боковое стекло и тоже высунул голову. Впереди стояла какая-то машина. В ярком свете ее фар Витька вдруг увидел нескладную фигуру Ромки.
— Редькин, а ведь там — Вэка.
— Паскуда!.. Откуда он узнал?..
Редькин распахнул дверцу.
Витька схватил его за шиворот, рявкнул в ухо:
— Назад — милиция!
— Там же деньги! Мои и твои деньги! — Редькин почти плакал. — Эх!..
Витька дал задний ход. Автомобиль вполз в кусты — и вовремя: мимо пронеслась оперативная машина. Несколько минут оба молчали. Потом Редькин решительно сказал:
— Поехали за ними. — Достал из кармана пистолет, щелкнул предохранителем. — Не терять же деньги!
Витька отвел глаза.
— Пока — деньги. Но если поедем, можем потерять и голову. Хватит с меня сторожа!..
Редькин распахнул дверцу.
— Вылезай. И забудь про все. Кстати, не вздумай явиться с повинной. Ты меня знаешь…
Витька включил зажигание.
— Объясни хоть, на что надеешься?
— Чего объяснять, — мрачно сказал Редькин, — сам пока не знаю. Но не ехать не могу.
*И снова по шоссе мчатся две машины. И снова впереди машина Громова. Все ближе и ближе расплывшееся за сеткой дождя оранжевое зарево — ночной спутник большого города. Вот уже пронеслись мимо первые витрины, освещенные неоновым светом реклам, и остались позади тяжелые колонны Московских Триумфальных ворот.
И опять первой остановилась «Победа» с красной полосой. И тотчас же сзади скрипнула тормозами «Волга».
— Почему не едут на Дворцовую? — спросил Витька.
— А ты не спеши… — Редькин яростно потер ладонью лобовое стекло. — Ты не спеши, Витя. Вот он, этот случай, смотри.
Витька прильнул к стеклу и увидел, как Громов вышел из машины, держа в руке небольшой чемоданчик, и исчез в подъезде.
— И пистолета не надо, — шепнул Редькин — Поделили наши денежки! Видал?
Редькин выпрыгнул из машины. Когда он заглянут в подъезд, Громов только что прикрыл дверь своей квартиры. Это было непостижимо, почти фантастично, но чемодан, за которым с таким риском охотился Редькин, стоял в нескольких шагах от него! И кругом — никого…
Громов оставил чемодан случайно, оставил потому, что очень устал. И только в комнате, сбросив перепачканное глиной пальто, вспомнил о нем. Хотел было вернуться, но в комнату заглянул сосед — молодой врач Саня Егоров. Громов жил по-холостяцки и, когда по вечерам выдавалась свободная минутка, с удовольствием играл с Егоровым в шахматы. Но на этот раз Саня принес толстую пачку рентгеновских снимков.
— Поздравьте, Иван Сергеевич, только что из операционной. Первая самостоятельная операция! И какая сложная!..
— Что ты говоришь? — Громов крепко пожал Сане руку. — > У меня, брат, тоже операция, и тоже сложная. Только конца еще не видно. Ну да ладно! Садись, рассказывай. Только одну секунду — я на лестнице чемодан оставил.
Если бы Редькин заставил себя спокойно подойти к чемодану, он бы, конечно, взял его. Но бешеная радость, внезапно захлестнувшая сознание, заставила изо всех сил рвануться к чемодану, и, споткнувшись о ступеньку, Редькин грохнулся на каменный пол площадки. В отчаянном порыве попытался дотянуться — нет, слишком далеко!
Открылась ДЕерь, и чья-то большая рука с длинными пальцами ухватила металлическую ручку чемодана, приподняла его и втянула за дверь. Щелкнул замок.
Редькин сел, тщательно отряхнул брюки. Несколько секунд тяжело дышал, высунув язык, потом поднялся и достал отмычку…
Едва Громов поставил чемодан возле двери своей комнаты и взял полотенце, собираясь пойти умыться, как из передней послышалось:
— Минуточку, не торопитесь…
Редькин вежливо снял берет, смерил настороженным взглядом вышедшего из комнаты Саню. Кивнул на чемодан.
— «Император»… Собственной персоной. — Громов не спеша повесил полотенце на вешалку и спросил: — С повинной пришли?
— Шутите, товарищ начальник, — сказал Редькин. — Человек вы, видать, мужественный…
— Это почему же? — спросил Громов.
— Да так… — неопределенно усмехнулся Редькин и кивнул па окно. — Не всякий способен под «мушкой» шутки шутить. Или не видите?
Конец фразы Редькина заглушил звон разбитого стекла. Громов оглянулся. Через распахнутую дверь в окне своей комнаты он увидел пистолетное дуло. Усилием воли заставил себя улыбнуться.
