Кэролайн Карвер - Пекло
— Боже мой, — пролепетала Джорджия, едва дыша.
Это открыло ей глаза. Ли был прав. Она могла представить, какой страх испытывал Дэниел за дочь, но все равно… Угроза человеку, которого он любит, не остается безнаказанной.
*Торопливо приняв великолепный холодный душ, Джорджия прыгнула в «судзуки» Эви, а три часа спустя была на пыльной пустынной дороге и слушала то затихавшие, то вновь гремевшие во всю мочь голоса «Краудед Хаус». Горячий воздух врывался в открытое окошко, и для Джорджии стало открытием то удовольствие, которое она получала, видя все вокруг не сквозь вечно мешавшие ей волосы. Да и от обдувавшего шею ветерка тоже. И она решила, что не станет отращивать волосы, пока стоит такая жара.
Она чувствовала себя гораздо увереннее и решительнее, чем прежде, и знала, что в первую очередь это заслуга Ли, который обещал ей свою помощь в освобождении матери. Хотя его идея стать ее личным ястребом немного тревожила Джорджию, ей было спокойнее от его бесстрастного обещания оберегать ее. О лучшем защитнике и мечтать нельзя, ведь он убивал людей, как будто не особенно мучаясь угрызениями совести.
Довольно поздно заметив дорожный указатель с отверстиями от пуль, Джорджия торопливо ударила по тормозам. Подавая назад в облаке ей же самою поднятой пыли, Джорджия увидела узкую неприметную дорогу справа, напротив которой стоял дорожный знак «ест уд».
Она поняла, что это означает «Рествуд», и свернула, миновала водонапорную башню странного вида, пару развалюх и около полудюжины кенгуру-валлаби, объедавшихся на нежданном пиру, устроенном им бурей. Пучки свежей травы и дикие цветы появились после дождя, но Джорджия знала, что пара дней — и они, не выдержав жары, увянут и пропадут.
Покинув Налгарру, она проехала около двухсот километров, сначала по тропическим лесам, расположившимся на холмах, а потом по почти необжитой красной пустыне, прежде чем добралась до нужного ей лагеря для нелегальных иммигрантов. Отвратительные хижины из асбеста и железа были окружены высокой металлической оградой, на верху которой блестела свернутая в пучки острая проволока, а по углам еще расположились сторожевые вышки. Солнце палило нещадно, пробиваясь сквозь злые серые облака, воздух был влажный, горячий и словно пульсировал под писк насекомых.
Лагерь устроили подальше от любопытных глаз, в дождливой местности с чахлыми деревьями, сколько хватало глаз. Такой пейзаж, подумала Джорджия, наверняка ввергает здешних людей в депрессию, но не внушает тягу к побегам. Без компаса вряд ли кто решится выйти за пределы лагеря.
Вооруженный охранник в форме стоял, прислонившись к воротам, и курил сигарету. Хижины с толстыми грязными окнами стояли рядами, словно в военном лагере. Когда Джорджия подъехала поближе, охранник бросил сигарету и раздавил ее ботинком.
Джорджия опустила окошко, и охранник наклонился, чтобы поглядеть на нее.
— Вы опоздали, — проговорил он с упреком. — Мы ждали вас полчаса назад.
— Прошу прощения.
— Какое-нибудь удостоверение личности у вас есть?
Джорджия вынула из сумки карточку «Visa».
— Ничего другого у меня нет. Извините.
— С этим я не могу вас пропустить.
— Но вам же сообщили, что я приеду!
Он даже не посмотрел на нее, словно его это не касалось.
— Начальства нет. Ничем не могу помочь.
Начальство, начальство… Джорджия поискала в сумке и достала мобильник, после чего набрала номер Дэниела. В это время тучи окончательно закрыли солнце, и на капот «судзуки» упали первые капли дождя.
— Картер, — рявкнул Дэниел.
— Это я, меня не…
— Знаешь, где Ли? — резко, нетерпеливо спросил он.
— Нет. Я тут около ворот. Ты можешь поговорить с охранником? Подтверди, что я — это я.
Джорджия передала трубку охраннику, который слушал, что ему говорили, глядя на Джорджию и время от времени кивая головой.
— Да, да… Хорошо. — Он вернул трубку Джорджии. — Паркуйтесь вон там. — И он показал на несколько машин, стоявших немного в стороне. — Я подожду тут.
25
Дождь принялся не на шутку, когда другой охранник повел Джорджию по периметру лагеря. Тогда она обратила внимание на черные пятна, пачкавшие белую стену одной из хижин, и огромную дыру в железной крыше.
— Что тут произошло? — спросила она.
— Афганцы подожгли.
Охранник кашлянул и сплюнул на землю.
— Свою подожгли?
— Будьте уверены, они много чего натворили. Если бы им не дали визы на второй день, как они тут появились, тут бы еще и не такое было. У нас сейчас трое голодают, а еще есть два поджога и одна попытка самоубийства. А в Южной Австралии что творится? Зашили себе рты, чтобы не есть. Ужас. И зачем нам это нужно?
Джорджия еще раз взглянула на сгоревшую хижину и ничего не сказала. Они миновали еще одни ворота, поменьше, в дальнем конце комплекса и оказались на небольшой размокшей площадке, отгороженной проволокой от остальной части лагеря. Единственное, что она слышала, — стук дождя по крышам.
— А где люди? — спросила она.
— Заперты.
— И так всегда? Я хотела сказать, сейчас день, так почему же?..
— Мера предосторожности.
— Потому что я тут?
Не отвечая, охранник отпер дверь ближайшей хижины:
— Здесь гостевая комната.
На полу простые доски, из мебели — стол из пластмассы и шесть стульев, из которых четыре занимали китаец с женщиной, державшиеся за руки, малышка лет шести и древняя старуха. Джорджия не ожидала встретиться со всей семьей сразу и молча смотрела на них. Они тоже смотрели на нее, застыв на месте.
— Я буду сидеть тут, — сказал охранник, ставя для себя стул около окна, в которое стучал дождь. Из кучи журналов и газет, сложенных рядом с дверью, он взял журнал о подержанных машинах и с громким хлопком открыл его.
Джорджия провела ладонью по лицу:
— Можно попросить кофе?
— Я похож на официанта?
Проглотив нелицеприятный ответ, Джорджия направилась к семейству. Тем временем китаец наклонился и поцеловал девочку в голову, отчего она хихикнула, а он улыбнулся. Сказав что-то женщине, он встал и, дружелюбно улыбаясь, пошел навстречу Джорджии. Костюм на нем был раза в два больше нужного размера да еще весь в пятнах, по-видимому масляных. Он казался старше Джорджии, вероятно лет тридцати пяти, и у него был сломан нос. Губы и все лицо покрыты бледными шрамами, словно шкурка бекона. Похоже, что кто-то бил его по лицу горячей сковородкой.
— Пол Чжун, — представился он, протягивая руку. — Рад видеть вас, Джорджия.
Рука, как и лицо, тоже была вся в шрамах, и Джорджия осторожно коснулась ее, боясь причинить ему боль, но он крепко сжал ее руку.
— Уже не больно, но спасибо.
Джорджии стало намного легче оттого, что он заговорил по-английски, и она сказала ему об этом. Он улыбнулся в ответ, показав два ряда безупречно белых вставных зубов.
— Некоторое время я жил в Лос-Анджелесе. — Он посмотрел на перевязанную руку Джорджии, и она сказала, что прищемила палец дверцей машины. Он вздохнул:
— Наверно, чертовски больно.
— Больно.
— Пойдемте, я познакомлю вас с моим семейством. — Он сделал широкий жест рукой. — Это моя жена Джули.
Джули привстала и пожала Джорджии руку. У нее были острые, но изящные черты лица, а светящаяся, белая как бумага кожа подчеркивала темные круги вокруг глаз. Когда она пошевелилась, коса заплясала у нее на спине, словно блестящая змея.
— Привет, — сказала она с робкой улыбкой.
— Привет.
Пол представил свою дочь Викки, похожую на розовый бутон, которой исполнилось всего шесть лет. Фан Дунмей, мать Джули, согнутая, скрюченная, несчастная старуха, черная и во всем черном. По какой-то причине ее очень заинтересовала Джорджия, и она быстро заговорила на кантонском диалекте, обращаясь к своей дочери и показывая на Джорджию, словно та совершила что-то совершенно ужасное.
— Что она сказала? — спросила Джорджия.
Джули покраснела:
— Ничего.
— Пожалуйста, мне хотелось бы знать.
Смущенная Джули покачала головой, и тогда заговорил Пол:
— Ее беспокоит ваше обручальное кольцо. Под повязкой его не видно, и ей хочется знать, на каком пальце вы его носите. Вот и всё.
— Ах так. Скажите ей, что я не замужем и у меня нет кольца.
Пол повернулся к Фан Дунмей и быстро заговорил, качая головой. Старуха как будто изумилась и что-то прошептала, ни к кому не обращаясь, а Пол громко расхохотался.
— Прошу прощения. Просто в Китае по-другому относятся к замужеству. Если к двадцати одному году женщина не нашла мужа, она считается старой девой, почти парией.
— Скажите ей, что мне нравится быть не замужем.
Пол перевел ее слова для Фан Дунмей, и та в ответ дико завращала глазами и зачмокала отвислыми губами. Фыркая, Пол подвинул Джорджии стул и пригласил сесть.
