Сергей Донской - Матерый
- Была.
Громов вздохнул. Он видел, что этот мальчик не отступится от своего. Все равно исполнит задуманное; во всяком случае попытается. И тогда его загубленная жизнь тоже ляжет тяжким грузом на громовские плечи.
- А вот я сейчас возьму тебя в охапку и силком доставлю в ближайшее отделение, - буркнул он. - Брыкайся, не брыкайся...
Саня отступил на шаг и сказал, сверкая глазами из-под нахмуренных бровей:
- Был у меня родственник, дядя Боря, папин старший брат. Однажды его жену убили. Привязали к стулу и задушили. Вы думаете, милиция стала искать настоящих убийц? Они взяли дядю Борю и посадили.
Я читал его письма из зоны. Я не хочу писать таких писем. Лучше - что угодно, но только не это. "Я не выдержу, если меня начнут штамповать.
- Прессовать, - машинально поправил Громов, примеривая к себе оперативно-розыскную логику следователя.
Парень в бегах, в долгах. Его молодая красивая жена, которую он ревнует к каждому столбу, погибает при весьма странных обстоятельствах. Нужен милиции и прокуратуре такой "висяк"? Нет, однозначно, нет. Саню возьмут в оборот и начнут раскручивать на всю катушку. Безупречная кандидатура для интенсивной обработки в СИЗО. Следственная махина от такого заморыша мокрое место оставит. Даже если ему посчастливится вырваться из этого давильно-дробильного механизма, на волю выйдет моральный и физический калека. Нельзя Саню отдавать на растерзание милиции, никак нельзя. Значит, единственный выход - сделать вид, что ничего не было.
Никто никого не убивал. Розыск пропавшей без вести? Если Сане удастся достаточно убедительно преподнести родителям версию супружеской измены, то никакого розыска в обозримом будущем не будет.
Как и рыданий на кладбище под горестные завывания похоронного оркестра.
Исчезнет Ксюша, исчезнет стекло, пробитое пулей, и самой пули тоже не станет. Кровь на полу отмоется, кровь на громовской рубахе отстирается. Что потом? Громов не хотел далеко загадывать. Нелепая смерть девушки перечеркивала все планы. Оставалась дорога в никуда. Главное - не забыть вовремя ссадить парнишку на обочине, а уж со своим собственным курсом Громов как-нибудь разберется. Потом.
Ничего не выражающие светло-серые глаза скользнули по мертвому лицу девушки, переместились на такое же бледное лицо Сани. Бесстрастный голос предупредил:
- Подумай хорошенько. Ты сказал: она была. Но и ты останешься в прошедшем времени, если сделаешь этот шаг. Никогда уже не будешь прежним. Это как черта, которую переступаешь. Возможно, остановиться вовремя разумнее. Хотя лично у меня это никогда не получается.
- Когда мы начнем? - спросил Саня, не желая прислушиваться к рассудительному голосу собеседника.
- Сегодня ночью. - Громов пожал плечами, давая понять этим жестом: ты сам сделал свой выбор.
- Тогда.., тогда вы уйдите пока... Оставьте нас... меня и ее... Санино лицо некрасиво сморщилось, как у всех мужчин, собирающихся заплакать.
- Я уйду. - Громов не придал своему тону ни единой соболезнующей нотки. - Но мою рубаху, пожалуйста, не забудь возвратить.
- Рубаху? - Саня забыл о том, что секунду назад сдерживал слезы. - Вы сейчас способны думать о какой-то дешевой рубахе?
- Почему же о дешевой? - Громов криво улыбнулся. - Она дорога мне, как память. А Ксюшу закутай в простыню. Там, в комоде, - он показал подбородком, - есть чистая. Все понял?
- Все понял, - процедил Саня. - Вот теперь я все понял.
- Ну и прекрасно. Теперь у нас будет полное взаимопонимание.
Прежде чем шагнуть за порог, подальше от испепеляющего Саниного взгляда, Громов невольно остановился возле ходиков с круглой кошачьей мордой вместо циферблата. Только теперь он осознал, что они тикали. Пуля, пронзившая тело девушки, начала совершенно иной отсчет времени.
Свинцовый комочек сиротливо лежал на полу.
Громов поднял его, сжал в кулаке и вышел.
Глава 13
С БОЛЬНОЙ ГОЛОВЫ НА ЗДОРОВУЮ
Курганск терпел присутствие человеческой живности со стоической покорностью зверя, свыкшегося с раздражающим, но неизбежным присутствием паразитов на своем теле. Всех разом все равно не прихлопнуть. Зато случайных жертв набиралось за день предостаточно.
Для них сколачивались тяжеловесные гробы, плелись уродливые венки, варилось смердящее варево из пластмассовой крошки, которое затем превращалось в псевдомраморные плиты с двумя главными датами в биографии усопших. Промежутки между рождением и смертью у всех проходили по-разному.
Возможно, Ксюхе повезло, что ей не суждено было очутиться на одном из стандартных оцинкованных столов, где ее, голую, уложили бы среди прочих безжизненных тел, чтобы потерзать напоследок.
В этих полуподвальных чистилищах безраздельно властвовали нетрезвые типы в грязных халатах и резиновых перчатках по локоть. Под марлевыми повязками - ухмылки, в руках - скальпели и всякие прочие хирургические штуковины, от одного вида которых нормального человека берет оторопь. Таким ничего не стоит извлечь твой мозг из черепа, нарезать ломтиками и всласть любоваться на него в микроскоп. Такие в два счета вскроют твое тело Т-образным разрезом: сначала от соска к соску, потом - от груди до самого паха.
За вредность потрошителям полагалось молоко, хотя они предпочитали совсем иные напитки, без которых им трудно было выглядеть обычными людьми.
С пьяных же какой спрос? Никакого.
Душным летним вечером в одном из курганских моргов судмедэкспертизы двое паталогоанатомов с ленцой трудились над бледно-губой мужской головой, которую следовало соединить с уже опознанным телом. Это был некий Пафнутьев - судя по бирочке, привязанной к большому пальцу левой ноги. Медикам было плевать, кем был этот человек и за что его убили. Зато труп их немного развлек.
- Прикинь, - сказал один патологически хмельной анатом другому, являешься ты к Якубовичу на "Поле чудес", достаешь сверточек и вручаешь в дар тамошнему музею. Он: "Интересно-интересно, что там у вас за сюрприз?" "А вы разверните и посмотрите"... Бряк! Готов Якубович. Все слова с буковками позабыл...
- Пых-пых-пых!
Смешливый коллега затрясся от хохота, отчего кривая игла в его руке прихватила кожу на скуле головы как попало, внахлест.
- Кончай смешить, - попросил он. - Видишь, шов из-за тебя испортил.
- Да кому он нужен, жмур этот, вместе со своим швом? Им теперь и родная мать любоваться не станет... Давай-ка лучше по пятьдесят.
Патологоанатомы оставили многострадального Пафнутьева в покое и занялись более приятным занятием. Губы на забытой ими голове жалко кривились, ибо поврежденные лицевые мышцы были не в состоянии придать ему строгую посмертную маску.
С очень похожим выражением Пафнутьев не так давно взирал на и.о. губернатора Курганской области Александра Сергеевича Руднева, но тот, конечно, об этом даже не вспоминал. Его голова сидела на плечах крепко, прихваченная для надежности галстуком за сто пятьдесят долларов. И была она, эта голова, занята мыслями не о чьей-то смерти, а о своей собственной жизни.
***
Женский бюст совершенно не волновал Руднева.
Ноги как таковые его тоже интересовали не очень.
Ирочку или Милочку, совсем свеженькую сотрудницу планово-экономической службы аппарата гособладминистрации, он обозревал сугубо от голого пупа и до расставленных коленок. Увиденное его устроило целиком и полностью. Не прошло и пяти минут, как он сделал приглашающий жест: прошу. Это означало, что она допущена под письменный стол Руднева, куда избранницы проникали на четвереньках. Все в коротеньких белых блузочках и туфлях на высоком каблуке. Руднев был мужчиной обстоятельным и не любил отклонений от раз и навсегда заведенного порядка.
Пока сотрудница разминалась, Руднев не спеша закурил, выпустил перед собой струйку дыма и приготовился пригубить коньяк из бокала, напоминавшего вазочку для мороженого. Когда зазвенел телефон, он с раздражением подумал, что надо было начинать с выпивки, а не с курева. Его покой нарушила трубка того самого мобильника, который он не отключал даже ночью.
- Слушаю! - Руднев постарался придать своему голосу максимум деловитости.
- Вечер добрый, Шурик, - развязно отозвалась трубка голосом президентского полпреда. - Не помешал?
- Напротив, очень рад вас слышать, - отрапортовал Руднев и, поморщившись, влил в себя коньяк.
Сразу весь, до капли. Он терпеть не мог уменьшительное имечко, которым его наградил высокий покровитель. Шурик! Прямо какой-то мальчик на побегушках. Персонаж "Операции "Ы". Они оба знали цену такому обращению. И все равно полпред продолжал звать Александра Сергеевича Шуриком, а тот откликался на кличку исправно и незамедлительно.
Вот и сейчас, едва успев отдышаться, Руднев изобразил искреннюю благодарность:
- Спасибо, что не забываете.
- Никто тебя и не думал забывать, Шурик. Даже не надейся на это, хохотнули в Москве. - Чем занимаешься? Бумагу небось мараешь?
