Анна Данилова - Хроники Розмари
23
Людмила Григорьева находилась на своей даче, перед полыхающим камином и пила в одиночестве водку. Необычайная легкость – вот что испытывала она вот уже целые сутки. Она сидела и пила здесь и представляла себе свою будущую жизнь. В комнате было тепло, она полулежала в шелковой пижаме на волчьей шкуре и представляла себя волчицей, хищницей, которая сумела преодолеть себя и заживет теперь новой, свободной жизнью. И больше – никаких мужей, никаких привязанностей. Теперь она будет мужчин только использовать. Как свежие газеты – прочитал и выбросил. Она никому не позволит влезть к себе в душу и вытоптать там все, вытравить, изгадить…
Она встала и, шатаясь, направилась в ванную. Чистая, теплая, благоухающая мылом, теперь она принадлежала только ей одной. И долой все эти мужские бритвы-помазки, кремы и одеколоны. Она собрала все это и решительно бросила в пакет для мусора. Потом туда же сунула домашние туфли (из натуральной овчины, с вышивкой, она подарила их Николаю на Рождество вместе с золотым перстнем), потом с тяжелым мужским купальным халатом в руках встала в дверях и задумалась, как истребить и это, но потом решила – пусть остается, мало ли кто появится у нее здесь…
Вернулась к камину, улеглась на мягкую шкуру, бросила в рот конфету – орех в шоколаде, разгрызла крепкими зубами. Как же Людмиле хотелось рассказать кому-нибудь о том, что пришлось ей испытать за последние несколько месяцев, поделиться! Поплакаться и признаться в том, что она совершила. Но подруг у нее не было – одни завистницы, которые в глаза клялись ей в своем уважении, дарили на дни рождения в складчину дорогие подарки вроде пальм в кадках или золотых цепочек, а за глаза звали ее старой теткой, купившей себе молодого и красивого мужа. Но сейчас, когда за окном завывала метель и она была совершенно одна в доме, к тому же кровь ее смешалась едва ли не наполовину с алкоголем (как ей представлялось), обида, скопившаяся в ней, и желание излить душу сделали свое дело. Она принесла из ванной комнаты купальный халат Николая, набила его подушками, в большом количестве раскиданными по дивану и ковру, усадила это чучело в кресло и поставила на подлокотник бокал с вином.
– Тебя как звать-то? – спросила она, обращаясь к своему молчаливому гостю. – Не хочешь говорить – и не надо… Главное, что ты пришел ко мне, ты здесь, а теперь сиди спокойно, пей вино, ешь вон бананы, апельсины и слушай меня… А ты как думал? Я пустила тебя в свой дом, позволила надеть Колин халат, ты в тепле, сытый, довольный… Так что у тебя нет выбора. Понятно?
Она встала, накинула шаль, завернулась в нее и уселась в кресло напротив. Она подумала, что если останется лежать на полу, на шкуре, то ее гость окажется как бы выше ее, а это было недопустимо.
– Понимаешь, я любила Колю. Всем сердцем! Мне для него ничего не было жалко. Хотя я отлично понимала, что он меня не любит. Что я некрасивая. Почти седая, я же постоянно подкрашиваюсь, у меня в шкафу большой запас краски… И вообще, я последнее время жила в напряжении, постоянно думала о том, что я старше, что я – полная, у меня тело устало от тугого белья, разных там подтягивающих бюстгальтеров, граций, корсетов. Я и раздевалась всегда в спальне одна, чтобы он не видел. А в ночной рубашке, пижаме или халате, вот как сейчас, смотрю – а я пока еще ничего… Ты думаешь, мне было легко изображать из себя страстную женщину? Но я видела, что он чего-то ждет от меня, чего-то хочет, а мне хотелось только одного – чтобы он всегда был рядом, чтобы я лежала у него на плече и слышала его дыхание. Это – все. Конечно, я все понимала: рано или поздно мы расстанемся. Потому что он отнюдь не был тем мужчиной, на которого можно во всем положиться. И он жил со мной, пока у меня были деньги… Вернее, ждал – пока не нашлась бы та, которая могла бы отнять его у меня. Мне всегда представлялась почему-то Сонька, красивая молодая сука, блондинка, стройная, с огромными сиськами, она мужскими костюмами торгует… Но он стал встречаться с Алевтиной. Ты не видел ее, а если бы увидел, то сказал бы: страшнее атомной войны! Ни кожи ни рожи. Не женственная, вообще – никакая. Я не пойму, что он в ней нашел? Но почувствовала вдруг, что он любит ее. Ни за что, просто так. А она всякий раз, глядя мне в лицо, как мне казалось, усмехалась: мол, ты знаешь, что сегодня вечером твой придет ко мне? Я возненавидела ее! Стала думать, как мне с ней поступить, чтобы Коля не понял, что это – моих рук дело… Нет, я не собиралась ничего особенного с ней делать – так, уволить, сделать так, чтобы ее обвинили, предположим, в воровстве, словом, в каком-нибудь преступлении, за которое она должна была бы понести наказание. Ведь если бы Коля узнал – ушел бы от меня, а я боялась этого больше всего. И вот пока я думала… Слушай, ты еще не заснул? Нет? Хорошо. Хочешь, я дам тебе сыру? Может, ты голодный? Подожди…
Она сходила за сыром и колбасой. Поставила тарелку на подлокотник его кресла. Вернулась на свое место и закурила.
– Короче. Пока я вынашивала план мести, они придумали свой план. Я пришла домой и услышала своими ушами разговор Коли по телефону. Бог спас меня – так я тебе скажу! Он так увлеченно говорил, так громко, потому что знал – меня дома нет. А я стояла и слушала… Словом, он знал: я собираюсь за шубами в Москву и у меня при себе будет крупная сумма. И они решили, что именно там, в Москве, меня лучше всего убрать. Избавиться от меня! Коля купил пистолет. Ты не смотри, как тебя там… Валера или Виктор… ты же не стал представляться… Так вот, ты не смотри, что я легко произношу это страшное слово. Оно – страшное, и мне было страшно. Я вдруг поняла, что остановить этих двоих уже невозможно. Что они стали как единое целое. Что после того, как она застрелит меня там, в той квартире, где мы обычно останавливались, Коля женится на ней и они станут распоряжаться всем моим добром, жить в моей квартире и трахаться на этой даче, вот на этой шкуре… Вообще-то за шубами должны были поехать мы с мужем, он же мужчина, он и должен был таскать тюки, и машину мы должны были вести по очереди. Но он сказал, что у него приступ гастрита, он не может ехать, а в Москве меня уже ждали. Словом, меня должны были, понимаешь, должны были убить! Забрать мои деньги…
Она всхлипнула.
– И тогда я поняла, что если не я сама, то кто еще может спасти меня? Не идти же в милицию! Что я кому докажу? Да меня просто поднимут на смех, скажут, что я ревную и придумываю себе бог знает что… Вот так я и убила Алевтину. Ты удивлен? Все произошло очень быстро. Я знала, что пистолет у нее в сумке, где же ему еще быть? Мы должны были переночевать в квартире, довольно далеко от центра, на Краснодонской… А утром поехать на склад, к одному знакомому за шубами. Деньги были при мне. Алевтина, когда мы приехали, сразу куда-то засобиралась, сказала, что у нее какое-то важное дело в Москве, она должна с кем-то встретиться. А я смотрела на нее и думала: когда же, когда же она достанет пистолет и направит на меня? Из разговора Коли с этой сучкой я поняла, что ее пистолет должен находиться в дорожной сумке, где лежат ее ночная рубашка и разные мелочи, необходимые в дороге, в том числе и термос, но пока Алевтина была в ванной, я все же проверила ее маленькую сумку: а вдруг пистолет там? Хотя вряд ли она осмелилась бы таскаться по Москве с такой опасной и тяжелой штукой. Да, я оказалась права: в сумочке пистолета не было. Значит, она точно выполнила Колины инструкции и пистолет оставался в большой сумке, в квартире. Это было то, что мне требовалось. Теперь, решила я, она никогда не увидит пистолета, разве что за мгновение до того самого момента, когда пожалеет, что вообще связалась со мной! Она вышла из ванной комнаты, и я наблюдала за ней, как она себя поведет, и вообще – как может выглядеть убийца… Она казалась спокойной. Я заметила, что она ярко накрашена и, между прочим, смотрится совсем даже неплохо. Даже посвежевшая какая-то стала, бодрая. Она была похожа на женщину, собирающуюся на долгожданное свидание. На ней была белая новая курточка, нарядный такой красный берет, шарф, даже перчатки красные, в тон крови, еще подумалось мне тогда… А духами-то от нее пахло – как от парфюмерного магазина! Представляешь? Она даже улыбнулась мне! А я думала только об одном: когда же ты вернешься, змея подколодная, чтобы я успела подготовиться к твоему приходу… Она не знала, даже не подозревала, что я о чем-то знаю. Она готовилась к этому дню, как ко дню свадьбы. Но и я тоже готовилась. Ночи не спала, мне было так страшно…
Людмила залпом выпила рюмку водки и занюхала душистым ломтиком черного хлеба.
– …Она ушла. Я открыла ее дорожную сумку и на самом дне нашла то, что искала. Он был завернут в маленькое кухонное полотенце. И вот теперь, когда пистолет оказался у меня, я уже не боялась умереть. Оставшись в квартире, я изучала устройство пистолета, пока не поняла, что он заряжен и готов выстрелить в любую минуту. Я даже представила себе, как мой муж, мой родной Коля, заряжает его, чтобы не случилось осечки, чтобы она, эта гадина, застрелила меня наверняка. Понятное дело, пистолет был с глушителем. Этой сучке очень повезло: хозяйка, у которой мы снимали квартиру, ее не видела. Так получилось, что за квартиру платила я, о том о сем разговаривала с ней тоже я… То есть, если бы Аля меня укокошила, соседка сказала бы в милиции, что я была одна. Вот так!
