Анне Хольт - Что моё, то моё
Табак в трубке никак не хотел разгораться.
– Мальчик организовал экзекуцию около детского сада. Тогда ещё там был клуб бойскаутов. В то время.
– Казнь?
– Да. Он поймал кошку, нарядил её как короля. В мантию и корону. Сам сделал одежду. Бедное животное мяукало и вырывалось. Кошка должна была проститься с жизнью на самодельной виселице.
– Это же… это же… Издевательство!
– Точно!
Однако он не смог удержать улыбку.
– Это был номер, я вам скажу! Приехала полиция, а женщины из соседних домов кричали и ругались. Асбьёрн утверждал, что это политическая акция протеста против монархии. Он собирался сжечь кошачий труп и уже развёл костёр, когда появились полицейские и прекратили всё это. Вы должны понять, только что ушёл любимый народом король Хокон…
Внезапно улыбка пропала. Глаза потемнели, казалось, мужчина вглядывается в себя, в прошлое.
– Хуже было другое, – тихо прибавил он. – Хуже было то, что он нарядил Андерса палачом. Раздел его до пояса, на голову нацепил чёрный капюшон. Агнес Мохауг была потрясена до глубины души. Но уже ничего нельзя было поделать.
В комнате воцарилась гробовая тишина. Не было слышно ни тиканья часов, ни радио. Квартира Харальда Хансволда совсем не походила на жилище пожилого человека. В комнатах стояла современная мебель, окна были завешены белыми шторами, и, конечно, ни одного цветочного горшка на подоконнике.
– Вы читали Ревхайма? – спросил он дружелюбно.
– Да. Почти всё. У меня такое впечатление, что в школе ему часто доставалось от сверстников. Он был таким… откровенным. Бунтарём, как вы сказали. Ему хватило решимости… чтобы стать одиночкой. Сохранив идеалы, которые так свойственны тому возрасту.
– В его книгах есть и ещё кое-что, – сказал он. – Кроме идеалов старшеклассников.
– Согласна. А Андерс Мохауг был его…
– Я уже сказал, – проговорил Хансволд, раскуривая трубку. – Андерс Мохауг легко поддавался влиянию. Все остальные шарахались от него, как от чумного, а Асбьёрн Ревхайм был с ним дружелюбен. А может…
И он снова погрузился в себя, будто пытаясь разобраться в своих воспоминаниях.
– Может, он с ним не дружил. Он его просто использовал. Сейчас я в этом не сомневаюсь. Ревхайм отличался крайней жестокостью, и подтверждений тому немало, в том числе и в его книгах. А Андерс Мохауг с трудом соображал. Так что это совсем не дружба.
– Не говорите так, – сказала Ингер Йоханне.
– Именно так всё и было.
Впервые в его голосе почувствовался какой-то холодок.
– Вы слышали когда-нибудь, – вдруг спросила Ингер Йоханне, – об уголовном деле тысяча девятьсот шестьдесят пятого года?
– О чём?
– Андерс когда-нибудь имел проблемы с полицией?
– Эх… Да его каждый раз засовывали в камеру, когда Асбьёрн придумывал что-нибудь новенькое и брал его с собой. Но никогда ничего серьезного.
– Это вы так полагаете?
– Скажите…
Теперь она могла поклясться, что он видит как орёл. Казалось, что серая плёнка делала его левый глаз больше правого, и было невозможно оторвать от него свой взгляд.
– Вы не могли бы уточнить, что именно вас интересует?
– Я знаю, что мать Андерса в тысяча девятьсот шестьдесят пятом году, после того как сын умер, обратилась в полицию. Она полагала, что её сын был виновен в преступлении, которое случилось за несколько лет до того. Очень серьёзном. За него был осуждён другой человек.
– Агнес Мохауг? Вы хотите сказать, что фру Мохауг заявила в полицию на собственного сына? Исключено.
И он энергично замотал головой.
– Но он же к тому времени умер.
– Не имеет значения. Эта женщина жила ради Андерса. У неё кроме него ничего не было. И она заслуживает большого уважения за то, что ухаживала за ним до самого конца. А заявить на него… Даже после…
Он положил трубку на край пепельницы.
– Не могу в это поверить.
– И вы никогда не слышали… каких-нибудь слухов?
Хансволд усмехнулся и сложил руки на животе:
– Я слышал столько слухов, что давно уже научился не обращать на них никакого внимания. Это ведь маленький городок. Но если вы имеете в виду слухи об Андерсе, то… Нет. Ничего о том, что вы говорили.
– То есть?
– О том, что парень совершил что-то более сёрьёзное, чем убийство кошки.
– В таком случае, больше не стану вам мешать.
– Ну что вы! Рад был познакомиться.
Когда он провожал её до входной двери, она обратила внимание на большую фотографию пятидесятилетней женщины, висевшую на стене в коридоре. Форма очков указывала на то, что фотографию сделали в семидесятых.
– Моя жена, – сказал Хансволд, кивнув в сторону портрета. – Рэнди. Замечательная женщина. У неё было особое отношение к Андерсу. Фру Мохауг могла положиться на Рэнди. Когда Андерс приходил к нам, они могли часами собирать мозаики или играть в настольные игры. Рэнди всё время поддавалась ему. Словно он был маленьким мальчиком.
– А он ведь и был таким, – заметила Ингер Йоханне. – В некотором смысле.
– Да. В некотором смысле он был маленьким мальчиком.
Он повернулся к ней, потирая переносицу:
– Но при этом он был мужчиной. Взрослым сильным мужчиной. Не забывайте об этом.
– Не буду, – ответила Ингер Йоханне. – Огромное спасибо за помощь.
На обратном пути она проверила голосовую почту на мобильном. Два сообщения от Ингвара: он благодарил за помощь и интересовался, где она находится. Ингер Йоханне снизила скорость и пристроилась за трейлером. Она прослушала сообщения ещё раз. В последнем слышалось нечто вроде раздражения, а может быть, даже тревоги. Ингер Йоханне попыталась разобраться, нравится ли ей это.
Три раза звонила мама. Ингер Йоханне знала, что та не успокоится, пока не дозвонится до дочери, так что перестроилась в крайний ряд и набрала номер матери.
– Привет, мам.
– Здравствуй! Как хорошо, что ты позвонила. Твой отец как раз о тебе спрашивал, он…
– Вот сам бы и позвонил. Передай ему привет.
– Позвонить? Но тебя ведь никогда нет дома, девочка моя! Мы очень волнуемся, от тебя и весточки не было, ты вернулась уже несколько дней назад, но так и не позвонила нам. Тебе удалось побывать у Марион? Как у неё дела с новым…
– Я никого не видела, мама. Я ездила по работе.
– Да, да, но когда ты раньше бывала в тех краях, ты ведь…
– У меня сейчас очень много дел. Когда я освобожусь, я обязательно к вам приеду.
– Хорошо. Замечательно.
– Ты оставила сообщения на автоответчике. Несколько. Что-то случилось?
– Просто хотела узнать, как твои дела. А ещё пригласить вас с Кристиане в пятницу на обед. Для тебя было бы замечательно позабыть на время обо всей этой…
– Пятница… Я должна подумать…
Трейлер начал притормаживать у поворота на Карихауген. Ингер Йоханне приняла влево и надавила на педаль газа. Трубка отошла от уха.
– Подожди! – прокричала она в никуда. – Не вешай трубку, мама!
Когда она попыталась переключить передачу, руль вырвался у неё из руки. Автомобиль перескочил на следующую полосу, и пришлось резко тормозить, чтобы избежать столкновения. Ингер Йоханне обеими руками схватила руль и уставилась прямо перед собой.
– Не клади трубку, – громко повторила она.
Не сводя глаз с дороги, она прижала трубку к уху.
– Что случилось?! – кричала мать на другом конце. – Ты ведёшь машину и при этом разговариваешь по телефону?
– Нет, я разговариваю по телефону и при этом веду машину. Всё в порядке.
– Ты убьёшься в один прекрасный день. Нет нужды делать всё одновременно!
– Мы приедем в пятницу, мам. Ты…
Сердце продолжало бухать, отдаваясь во всём теле.
– …не возражаешь, если Кристиане останется у вас до субботы?
– Нет конечно! А разве вы не переночуете у нас вместе?
– У меня планы…
– Планы? На ночь?
– Кристиане может остаться или нет?
– Конечно, дорогая. Мы всегда ей так рады. И тебе. Ты же это прекрасно знаешь.
– Да. Мы будем в шесть.
Она отключилась до того, как мать успела сказать ещё что-нибудь. У Ингер Йоханне не было никаких планов на ночь. Она сама не могла понять, зачем вообще попросила мать оставить Кристиане у себя. Они с Исаком договорились: если у них неотложные дела, сначала просить друг друга.
Она снова набрала номер голосовой почты. Сообщения Ингвара стёрлись. Пока она разговаривала с матерью, звонила Лине.
«Привет, это Лине. Просто хотела напомнить тебе про наш литературный кружок, собираемся в среду. Надеюсь, ты не забыла, что теперь твоя очередь. И только попробуй отказаться. Приготовь что-нибудь простое. Мы захватим вино. Будем в восемь. Пока, детка. Целую!»
– Чёрт!
Ингер Йоханне всегда отлично справлялась с несколькими делами одновременно. Она могла планировать, каким образом отметить день рождения Кристиане, стирая при этом одежду и разговаривая по телефону. Она слушала радиопередачу во время чтения газеты, понимая содержание того и другого. По пути в детский сад она придумывала, что приготовить на ужин и во что будет одета Кристиане на следующий день. Она одновременно чистила зубы, готовила овсяную кашу и читала Кристиане вслух. В тех редких случаях, когда она собиралась встретиться с друзьями, она отвозила дочь к Исаку или к родителям, делая макияж прямо в машине, глядя в зеркало заднего вида. Таковы женщины. И она не была исключением.
