Наталья Андреева - Гробница Наполеона
— Если бы вы знали, чего мне стоило уложить его в постель! — с отчаянием сказала Инга. — Я ведь думала: это мой шанс! Подружка так и сказала, устраивая меня к Грушиным. Не упусти, мол. Старалась… Дура! Но он же просто чудовище! Бесчувственный эгоист! О, нет! Он умеет обращаться с женщинами! Если того захочет! Но он просто обожает их унижать! Живых! А поклоняется мертвым! Чудовище!
— Он что, тебя бил? — живо спросила Прасковья Федоровна.
— Ну да. Высек. Морально, — усмехнулась Инга. — Сказал: девочка, не на того напала. Я тебя вижу насквозь. Ты дешевая шлюха, и это клеймо останется на всю жизнь. Он просто надо мной смеялся. У Грушина к развратным женщинам иммунитет. Его не поймаешь. Как же! Он сам развратен, как… как… Ему просто все уже надоело!'Вот он и бесится.
— Я так и думала! Милочка, не надо так переживать, — и Прасковья Федоровна сочувственно погладила Ингу по руке.
— Нет, вы не понимаете! Не можете понять! Когда вас используют, заранее зная, что выкинут на помойку. Что ничего не будет. Меня еще никто так не унижал. По крайней мере, в лицо не говорили. Не оскорбляли. Ведь он же меня презирает! А сам? Любит этих мертвячек. Заставлял меня под одну наряжаться. Краситься.
— Под кого?
— Под эту свою… — и Инга вдруг грязно выругалась. Не сдерживаясь больше. И с чувством сказала: — Ненавижу!
— Милочка, но ведь тебе наконец повезло! Этот богатый господин, он…
— Женат. Тесть — большая шишка в министерстве. Двое детей.
— Да, да, — покачала головой Прасковья Федоровна. — Но, может быть…
— Ничего не может быть! — отрезала Инга и одним глотком допила вино.
— Еще? — живо спросила Прасковья Федоровна и потянулась к бутылке. Инга кивнула, и писательница тут же вылила в ее бокал остатки. — А я думала, что красивой женщине легко всего добиться!
— Знаете, красивым просто не везет, — вздохнула Инга. И вновь принялась за вино. Язык ее начал слегка заплетаться: — Ну откровенно не везет! Правильно говорят: не родись красивой, родись счастливой. У меня такая внешность, что дай бог каждой! А счастья нет. И много таких. Вот моя подружка, Светка. Которая меня к Грушиным сосватала. Рыжая такая, в веснушках. Пикантная, мужики на нее западали. Увела богача из семьи. Справилась. Теперь забеременеть не может. Укрепиться. А ему уже поднадоело с ней кувыркаться. А мы, модели, такие. Простуженные насквозь. Диеты эти сумасшедшие, макияж, который выедает все краски лица. Высокие каблуки, на которых приходится ходить. Хочешь не хочешь. Но это же вредно! Может, тем, которые знамениты, и хорошо. Слава, деньги, внимание прессы. За такое все можно стерпеть. А внизу всем плохо. И моделям тоже. Не успела отвоевать место под солнцем — вышла в тираж, — неожиданно разоткровенничалась Инга.
— Скажите пожалуйста, — покачала головой Прасковья Федоровна.
— Кстати, а почему у вас детей нет? Тоже не можете? А? — спросила Инга, которая добралась, наконец, до заветного. До проблем со здоровьем по женской части.
— Почему не могу? — удивилась писательница. — Просто я поздно вышла замуж. В сорок с лишним лет. По-моему, рожать уже поздно.
— А до того? Тоже аборты делали?
— До того… Ах, зачем об этом говорить! — Прасковье Федоровне стыдно было признаться собеседнице, что никто и не пытался подарить ей ребенка. Желающих просто не находилось. — Но абортов я не делала. Это кощунственно!
— Значит, у вас все в порядке? — с откровенным разочарованием сказала Инга. — По женской части?
— Ну, разумеется! Я здорова.
— Понятно… Вот ваш муж, — мстительно сказала бывшая модель. — Понятно, что его тянет на молоденьких. Инстинкт, тут уж ничего не поделаешь. Инстинкт продолжения рода. Потому он вам и изменяет.
— Что-о?!
—: Ато вы не знали? Ладно, хватит прикидываться! Мне Кира говорила…
— Что говорила Кира? — прошипела Прасковья Федоровна, и ее лицо неожиданным образом изменилось. Писательница глянула на Ингу хищно, словно на добычу.
— А вы не такая простая… Уж я-то знаю!
— Кто много знает… — прищурилась Прасковья Федоровна.
— Ведь вы могли ее задушить. Киру. И… при чем здесь Валентин?
— Валентин? А я тебе сейчас скажу… — и писательница начала медленно подниматься со стула…
ПРОДОЛЖЕНИЕ НА ПИКАХ: ДАМА, КОРОЛЬ…
…Пока Инга и Прасковья Федоровна пили французское вино и выясняли отношения, Даниил Грушин и Сид вели наверх связанного по рукам Валентина. Тот шел, ругаясь вполголоса. Посылал проклятия всем, поочередно. Грушину, Артему, Инге…
Поднявшись на третий этаж, Даниил повернулся к Сиду:
— Ну что? И в самом деле в ванной запрем?
— А где ж еще? Там на окне — решетка. Не сбежит.
— А ты откуда знаешь? — пристально глянул на него хозяин дома. — Что на окне решетка?
— Заглядывал. Когда Киру искал.
— Ах, да! — спохватился Грушин. — Кстати, насчет Киры… Ну, да потом об этом. Сначала запрем преступника.
И, открыв дверь санузла, жестом указал Борисюку: «Прошу!» Тот шагнул через порог. Огляделся и мрачно сказал:
— Так и знал, сволочи! Все трупы на меня повесите! А сами чистенькие, в мраморных ваннах! Ненавижу!
— Ты располагайся тут, Валя, — миролюбиво посоветовал Грушин. — Кстати — спасибо. Не ожидал от тебя такой прыти. А ты молодец! Раз — и в дамки!
— Да пошли бы вы…
— Что, нервы не выдержали? Ай-яй-яй!
— Слушай, — тронул Грушина за рукав Сид. — А он не того? Ну, в смысле, на тот свет. А? Тут бритвы опасные. Халаты с поясами.
— Не покончит ли он жизнь самоубийством? Не думаю. Он, в сущности, трус. Потому и стрелял в шофера.
— Кстати, изнутри ванная тоже запирается, — сказал Сид, осмотрев замок.
— И что?
— Да так.
— У него же руки связаны, — напомнил хозяин дома. И предупредил Борисюка: — Валентин, не делай глупостей. Не играй в Монте-Кристо. Если попытаешься разрезать ремень, можешь пораниться сам. И тебе все равно отсюда не выйти.
— Да пошел бы ты…
— Ну, как знаешь. Давай. Отдыхай.
И Даниил Грушин закрыл дверь ванной комнаты. Потом нагнулся над замком, сказав Сиду:
— Вот, смотри. Хитрый замочек. Надо вот так повернуть вот эту штучку, и дверь заперта снаружи. Все.
— Понял, — кивнул Сид. — Не тупой. Ну, пошли?
— Постой-ка. Одну минуту.
— В чем дело? — набычился Сид.
— Задержись. Я хотел с тобой поговорить. Насчет Киры. Я понимаю твое благородное негодование. На твоем месте я бы тоже пришел в бешенство. Но на самом деле если с твоей ненаглядной женушкой что-нибудь случится, то наследство получишь ты.
— Не понял? — тупо переспросил Сид.
— Сам посуди: она богата. В наличии недвижимое имущество. То есть коттедж. Наверняка есть денежки на счету в банке. И немалые. Уверен: копит, скупердяйка, на черный день. Я свою соседку неплохо изучил. Она скупа до неприличия. Потому и играет в эти игры.
— В какие еще игры? — и маленькие глазки Сида злобно сверкнули.
— Силушка, ты не с того конца за дело взялся, — ласково сказал Даниил Грушин. — Ну подумай — ведь все будет твое! А если она умрет, то станет еще популярней. А если трагически погибнет — это просто праздник на твоей улице! Внимание прессы, интервью на первых полосах газет. Столько денег огребешь! Ты читал когда-нибудь закон об авторском праве?
— Чего?
— Да, это слово не из твоего лексикона, — вздохнул Грушин. — Короче: деньги с переизданий тоже пойдут тебе в карман. Муж — первый наследник. А детей у нее нет.
— То есть… Если мать умрет…
— Ну да!
— Но она здорова как бык! То есть как лошадь. Я-то знаю!
— Но те люди, которые умерли сегодня, тоже были здоровы. Кроме Киры. Да и та прожила бы еще несколько лет. Но ведь не прожила!
— Я понял. Не тупой. Но мать — классная тетка. Я не хочу ее мочить. — И Сид судорожно сглотнул, глядя Даниилу Грушину прямо в глаза.
— Она же старше тебя на семнадцать лет!
— Кого волнует?
— Но ты же ей изменяешь!
— Кто тебе сказал?
— А цитата?
— Кто?
— То, что я тебе зачитал, — терпеливо пояснил Грушин. — Из ее книги.
— И что?
— Ты и в самом деле такой тупой или притворяешься? — начал терять терпение хозяин дома.
— Я-то нормальный. А вот ты… — И Сид схватил Грушина за грудки. — Зачем тебе нужно, чтобы я убил мать?
— Да с чего ты взял, что мне это нужно? — попытался освободиться тот. — Это нужно тебе!
— Что за намеки?
— Я просто даю тебе совет! Сидушка…
— Меня зовут Сид. Ты понял? Сид! — и плейбой как следует тряхнул хозяина дома.
— Пусть так. Но положения вещей это не меняет.
— Не умничай. Обойдусь… Без твоих советов… — сказал Сид, разжимая руки.
Грушин нервно поправил воротник пиджака. Признаться, от Сида он ожидал большего.
— Да, парень, — протянул он, — удивил ты меня. Сначала Валентин, теперь ты. Я почему-то думал, что с тобой будет проще.
