Диана Кирсанова - Созвездие Козерога, или Красная метка
– Сейчас, в присутствии Татьяны, вы могли бы и не интриговать, – сказала я с упреком. – Это жестоко.
– Вовсе я не интригую, – поспешно ответила Ада, и я не поручусь, что она не покривила душой, – просто я верна своему принципу, и принцип этот – никогда не называть имя убийцы, пока доказательства, все до одного, не будут у меня вот здесь! – Она собрала пальцы в горстку и как бы позвенела невидимым колокольчиком.
– И как скоро они будут у вас… вот здесь? – невольно повторила я ее эстетский жест. И получила предельно короткий ответ:
– Завтра!
* * *«Завтра» началось с завтрака. Я, Сашка и Татьяна, одетая в мой халат, который висел на ее стройной фигуре, как на вешалке, снова собрались за столом и завтракали. У всех у нас были серые лица с печатью бессонницы – никто не мог уснуть в эту ночь.
– Для завершения расследования, – начала я, приспуская с носа очки и с неодобрением поглядывая на сына, который не уставал пожирать Таню глазами, – чтобы довести дело до конца, нам осталось совсем немного. Во-первых, разыскать семью этого мальчика, Виталия Изотова, покончившего с собой около четырех лет назад из-за несчастной любви…
– А я знаю, как найти эту семью, – поспешно вставил Сашка, с трудом отвлекаясь от созерцания черноокой Татьяны. – Надо заскочить в школу, где учились Рита с Ларисой, представиться сотрудником районной прокуратуры, дальше – просто…
– Сегодня второе января, – напомнила ему я. – Школа закрыта.
– Ну, тогда… Просто по справке?
– Попробуем. Во-вторых, необходимо навестить обоих подопечных, теперь уже, наверное, можно сказать – бывших подопечных Серафимы Чечеткиной. Навестить с одной целью: рассказать им, что случилось с их «доброй феей», и посмотреть, как Симины подшефные отреагируют на это известие.
– А если им уже все известно?
– Покушение на Серафиму случилось только вчера, вряд ли им успели сообщить… У вас же, Таня, задача очень простая: весь день сидеть в этом доме и никуда не выходить. Даже на лестничную площадку. И двери не открывать – никому.
– А с Дашуткой? Погулять?
– Нет! Вы слышите меня, Таня?! Я вам категорически запрещаю!
Она кивнула, низко склонившись над своей чашкой.
* * *Адрес, по которому в последнее время проживал Виталий Изотов, нам действительно удалось узнать довольно легко. «Жигули» остановились у длинного одноэтажного дома, расположенного на самой городской черте. Вернее, даже не дома, а продолговатого здания, обшитого фанерой и разделенного на клетушки фанерными же перегородками. Там и сям фанера отставала, болталась на гвоздях, и ветер увлеченно хлопал досочками о стенки барака, выбивая нечто среднее между маршем и канканом. В нижней части барачного фасада зияли дыры, кое-как заткнутые дерюгой и стекловатой.
Небольшой дворик огораживала клеть приземистого заборчика, через которую ничего не стоило просто перешагнуть. На натянутой меж двух столбов веревке, несмотря на непогоду, сушилось чье-то белье.
Прислонившись спиной к одному из столбиков, на нас смотрел и неторопливо курил дюжий мужчина в накинутом на голые плечи дырявом полушубке.
– Вот они, наши хоромы, – усмехнулся он, смачно сплюнув прямо на снег. – Кто вам здесь понадобился-то, эй, приезжие?
– Изотовы, – ответил Сашка, вынимая бумажник.
– На опохмел даешь? Добро, – оживился парень, увидев в руках моего сына розовую бумажку. – А то мы как начали Новый год встречать, так и все подчистую, того, – он развел руками, – все до последней копеечки. Благодарствуйте! – он подхватил протянутую ему сотенную бумажку и быстро переключился на другую тему: – Изотовы? Погодь-погодь… Так они не живут здесь уже. Давно. Года, что ли, три, а может, и побольше…
– Вы имеете в виду – парень не живет? – уточнила я. – Виталий? Который… повесился?
– Во! Кажись, и впрямь его Виталькой звали… Квелый такой паренек. И мамаша у него такая… злая, как жучка. Парня в ежовых рукавицах держала. Мы ее унтершей звали.
– Она здесь?
– Кто? Унтерша? Не! Как сына схоронила, так и уехала. Вещи в два узла собрала – и ходу. Я предлагал помочь хоть узел до автобуса донести, так она оскалилась только. Говорю – жучка.
– Уехала… А куда?
– Это не знаю. И никто здесь не знает. Не интересовались мы. Да она ни с кем и не разговаривала.
– Эх, черт! – Сашка так расстроился, что в сердцах пнул ногой заборчик, и тот моментально затрещал, угрожая обвалиться совсем.
– Простите, вас как зовут? – обратилась я к нашему собеседнику.
– Серега.
– Очень приятно…
– Да вы чего хотели-то? – внимательно посмотрел на нас Серега.
– Скажите, а эти Изотовы долго здесь прожили?
– Ну-тк… Почитай, лет десять… Она, то есть Унтерша, как только сюда переехала, мальчонку сразу в школу отправила. В первый класс. А удавился он, – Серега задумался, – кажись, осенью, когда в институт не поступил. Вон в том сараюшке его и нашли, – кивнул наш собеседник на хлипкую, чуть выше человеческого роста хибару со ржавой крышей, к которой был прислонен старый детский велосипед без переднего колеса.
– А кто нашел?
– Так жена моя. Галка.
– А можно с ней поговорить?
– Чего ж нет? – удивился Серега. – Чего ж с приятными людьми не поговорить. Посидим, составим разговор. Самогоночки маненько, – подмигнул он смешливым глазом, – есть.
Мы нырнули в одну из барачных дверей, прошли длинным гулким сырым коридором, пахнувшим мышами, и оказались в неожиданно чистой и даже, можно сказать, уютной комнате. Она была завалена искусственными цветами и могильными венками – я быстро догадалась, что изготовление этих печальных вещей и было основным средством к существованию барачных обитателей.
Возле окна сидела и быстро-быстро накручивала бумажную ленту на проволоку, превращая ее в цветок, маленькая женщина с добрым скуластым лицом. При нашем появлении она подняла голову и замерла, зажав в руке очередное бумажное кружево.
– Галка! Товарищи ж к тебе заявились!
Он полез в стенной шкафчик и, выставив на комод бутылку с мутной жидкостью, достал стаканчики. Каждый из них он просматривал на свет и вытирал выуженным из шкафчика же полотенцем. Параллельно из брюха старинного и толстого, как бегемот, холодильника извлекалась нехитрая закуска.
– Ко мне? – маленькая женщина удивилась, но не сильно. – Заказчики?
– К вам, – не спрашивая разрешения, Сашка придвинул к ней табуретку и сам сел напротив. Я осталась стоять, где была.
– Нет, мы не заказчики. Мы….
– Галина… как вас по отчеству, простите?
– Валентиновна… но это не важно. Просто Галя.
– Галя, мы с коллегой – это моя коллега, майор Воробейчикова, – нагло кивнул на меня собственный сын, – в силу обстоятельств вынуждены поинтересоваться у вас обстоятельствами жизни и смерти Виталия Изотова, жившего по соседству с вами. А также его знакомствами, связями, и – отдельно – тем, что вам может быть известно о его матери. Ваш рассказ будет большой помощью следствию, Галя.
– Да что ж я могу? – улыбнулась Галя. Она привстала, аккуратным жестом положила на подоконник ножницы и недоделанный цветочек и села снова, глядя на нас с интересом и вполне дружелюбно. – Я же ничего не знаю, гражданин начальник. Почти совсем ничего.
– Иногда это «почти» становится ключевым моментом следствия, – веско сказал мой умный сын.
– Ну, пожалуйста…
Если суммировать все то немногое, что мы узнали от Галины, то получится следующий рассказ.
* * *Нонну Изотову, по прозвищу Унтерша, Галка впервые увидела на своей свадьбе. За полгода до этого события Галя жила с матерью в полуразвалившейся избе, без водопровода и электричества, развлекаясь единственным доступным ей способом – вырезыванием из бумаги салфеток и фигурок. Галке было уже прилично за тридцать, она вполне трезво оценивала свои шансы на замужество и уже не надеялась на то, что эта тусклая жизнь когда-нибудь изменится.
Она изменилась. И таким образом, что от этакой перемены впору было полезть в петлю: в один прекрасный день мать, страдающая склеротическими провалами в памяти, уснула, не погасив керосиновую лампу. Стоял сухой жаркий июль, окна были открыты, ворвавшийся ветерок опрокинул лампу, огонек пополз по полу, перебрался на занавески, оттуда – на стены. Галка проснулась от дыма и треска, когда огнем уже охватило полдома. Кинулась к матери, с трудом растолкала старушку, плача, вытащила ее на улицу. Как раз вовремя – в следующую секунду прогнившая крыша рухнула, погребая под собой весь нехитрый скарб двух одиноких женщин. Пока добежали до людей, пока прибежали обратно – от избенки остались тлеющие в зыбком рассветном свете жалкие головешки.
– Идти нам совсем некуда было, – сказала Галина, улыбаясь на этот раз с заметной грустинкой. – Мы с матерью ведь из Казахстана. Беженцы. Всех денег, что с собой было, только и хватило, что на эту халупу… А теперь и она сгорела, дотла. Куда было нам идти? Некуда, совсем…
