Мария Очаковская - Портрет с одной неизвестной
32. Допрос фигурантки
Из цикла «Милицейские будни», август 20… г., холст/масло
Светка сидела на неудобном стуле, хмуро уставившись на свои руки, крутила золотое с бирюзой колечко на пальце и ничегошеньки не понимала. На безымянном пальце сломался ноготь – в тот злосчастный день в квартире у Эдика как раз и сломался, – и Светку это ужасно раздражало. Вообще-то руки у нее были ухоженные, с модным маникюром, красивые, и она это знала. Обычно, когда Светка говорила, всегда руками размахивала, «артистическая у вас жестикуляция», как сказал этот, у Вадима, который монументальщик, ну, скульптор, короче. Но сейчас ей было не до жестикуляции. На хмыря за столом она старалась не смотреть. Противный, морду вон какую отъел, улыбочки строит. И чего на него пялиться-то! Дело ясное, что дело темное. Ничего хорошего не жди. Почему опять вызвали? Почему хмырь какой-то другой? Почему про Эдика не спрашивают? Достали, блин, уже. То в одну ментовку ездий, то в другую. Светка боялась и поэтому злилась, или, наоборот, злилась и поэтому боялась.
– Ну что у вас тут за стулья! – не выдержала наконец она. – Здесь такой пупырь торчит, всю юбку уже себе затянула.
Хмырь поднялся и придвинул к ней другой стул.
– Ну, так как насчет Некрасова, Светлана Сергеевна? Вы, как я понял, давно с ним знакомы?
– Ну, можно и так сказать, – протянула Светка, отодвигая новый стул подальше от стола с хмырем.
– Часто у него бываете?
– Не то чтоб часто. Ездию иногда, когда он просит, ну, помочь, короче.
– Ездите?
– Ну да. А что, нельзя? Я в Москве не каждый день бываю. В настоящее время работаю по месту жительства, в Люберцах. Но я же все это уже рассказывала. Чего снова-то?
– Да-да, рассказывали, – ответил хмырь и улыбнулся. – Выходит, вы приезжаете к Некрасову просто так, безо всякого дела?
– Ну, типа того. Скрасить общество, он так сам выражается. Там у него часто собираются клиенты, покупатели, друзья всякие. Бывает, помогаю ему, прибрать-убрать, стол накрыть. А что, нельзя?
– Разумеется, можно. Вы, Светлана, не волнуйтесь. У нас с вами просто частная беседа. Видите, я даже записи никакой не веду. Неделю назад он тоже вас приглашал?
– Ну, вроде да.
– Вроде или да? Давайте поточнее. Были вы у него в гостях в промежуток с 11 по 16 августа?
Светка закусила губу и закрутила колечко.
– Я никак не пойму, что здесь такого-то. Или пропало чего? Так у него реально проходной двор в квартире. Приходили, уходили. Все пьяные в дым. Я-то тут при чем?
– Можете быть уверены, Светлана, что из квартиры Некрасова ничего не пропало, – мягкая улыбка снова заиграла на губах мента, – вы действительно ни при чем. Постарайтесь вспомнить, кто из знакомых у него тогда был. Можете перечислить? Кстати, какого числа вы там были?
– Вроде 12-го. Да, точно 12-го.
– А кого из друзей назвать можете?
– Откуда я всех их упомню? Он что, меня, по-вашему, со всеми перезнакомил? – Тут Светка придвинулась к столу и осторожно спросила: – А с ним, с Некрасовым-то, ничего не случилось? Он вообще живой?
– Некрасов жив, здоров, и с ним все в порядке. Вы лучше вспомните, кто все-таки у него тогда находился.
– Ну, Марек точно был. Только фамилии я его не знаю, она мне ни к чему. Это Вадиков друг еще со школы. Он из них самый, ну как сказать, богатенький Буратино. Приличный такой мужчина, чем занимается, не знаю.
– А еще кто?
– Ну, Шурик Николаев был. Он ювелиром работает, тоже очень приличный, видать, зарабатывает неплохо, только тачка у него задристанная, «Тойота» старая, ну а мне что, я ихних денег не считаю. Потом тетка была, она часто к нему приходит, пожилая, правда, уже лет за сорок, крашенная под «красное дерево», Татой вроде звать. Фамилия мне ее ни к чему, картины она продает, у ней то ли магазин, то ли салон какой-то.
– Видите, Светлана, какая у вас память хорошая. А говорили, не упомню, – мент снова разулыбался, оторвавшись от лежавших перед ним на столе бумаг.
– Потом еще этот монуменальщик был, то есть скульптор, его еще Кинжалом все зовут, типа клички, что ли. Ой, там такая ржачка была, когда он напился, все сперва говорили: «Кинжал согнулся», а под конец уже, когда он совсем никакой был: «Кинжал сломался».
– Кинжал, говорите? Интересно. А с какой целью вы просили у Некрасова адрес дачи Елизаветы Сергеевой?
Тут Светка снова осеклась и закусала губу. Смутная догадка мелькнула у нее в голове.
– Я просила? Я не просила. Вы че-то путаете. И Сергеевой никакой знать не знаю.
– Знать, может, и не знаете, а вот схемку проезда Некрасов вам все-таки рисовал.
– А-а-а, вы про это?
– Про это, про это, так и что скажете?
– Скажу, что я тут не при делах. Это он сам, сам просил. Он, когда пьяный, упрямый, как баран. Собрался ехать к бабе какой-то, сербке, видать, подружке той, у которой дом. Все сперва ей звонил. Он ее так достал, что она трубку брать перестала. Он тогда говорит, вызови мне тачку, к ней поеду. А я ему, Некрасову в смысле, говорю, хорош по ночам шляться, никто тебя там не ждет. Поедет, а потом, знаю я, в машине вырубится, адрес забудет. Говорю, рисуй, как ехать, таксисту покажешь.
– Это в тот же день было? Какого числа?
– Уже после, 12-го или, нет, 13 августа.
– Некрасов нарисовал?
– Ну да. Нарисовал.
– И потом как?
– Да никак. Не поехал никуда, захрапел, короче, прямо на стуле.
– Хорошо, Светлана, очень хорошо, – хмырь снова зашелестел своими бумагами, – еще минут десять, и вы будете свободны.
– Минут десять ладно. А то мне ехать надо. Тороплюсь я.
– Буквально последний вопрос. Когда, Светлана, Некрасов рассказал о картине, о портрете Брюллова?
Опять смутные догадки заставили Светку напрячься, и она отчаянно закрутила колечко, но, прикинув, решила, что она тут совсем не при делах.
– Да он только по этой теме и катался. Можно сказать, вообще не затыкался. Как кто новый в дверь войдет, он снова-здорово, все про картину и про картину, «ошеломляющее открытие» сказал.
– Значит, покойному Эдуарду Лейчику он про портрет тоже рассказал?
– Да как же он мог ему рассказать, если того вообще там не было. Они даже не знают друг друга.
– Стало быть, это сделали вы?
– Да не помню я, рассказывала или нет. Какое мне дело до чужой картины?
– Помните, Светлана Сергеевна, очень даже помните. Дела вам до чужой картины, может быть, и нет, но рассказать о ней вы были должны, просто обязаны. Сначала передали все в точности Эдуарду Лейчику, а потом и схемку показали или по памяти восстановили. И телефон владелицы выяснили. Так было?
Светка даже опешила, не ожидала, что мент на нее так насядет, она уже собралась произнести свое коронное «А что, нельзя?», но передумала.
– Одного вы, Светлана, не учли. Картина, о которой вам с удовольствием рассказал Вадим Некрасов и о которой вы с не меньшим удовольствием поведали Эдуарду Лейчику, – он же, кажется, антиквариатом занимается, – очень старая и очень дорогая, была 17 августа украдена. Пострадал один человек, сильно пострадал, и сейчас он в больнице. А вы, Светлана Сергеевна, за короткий срок оказались причастны к двум уголовным преступлениям. Одно из них убийство, да-да, Эдуард Лейчик, теперь это подтвердили эксперты, был убит. А другое – грабеж с нанесением тяжкого вреда здоровью, статья УК. Это вам не шутки. Так что сейчас либо вы выкладываете мне все о вашем бывшем сожителе, обо всех его связях, махинациях, либо… я даже не буду уточнять, потому что вы наверняка и сами догадываетесь, да и не хочется мне пугать, – голос хмыря смягчился, на губах снова появилась противная улыбочка, – не хочется пугать такую симпатичную девушку. Ну, Светлан, давайте, давайте вспоминайте, кого из друзей покойного Лейчика вы знали. А я вам постараюсь помочь.
33. Портрет антиквара И.И. Чеснокова
Август 20… г., холст/масло
Иван Иванович Чесноков летом жил на даче в Абрамцеве, иногда выезжая на недельку-другую в прохладную заграницу, сменить обстановку. В Москве, как объяснила Мира, старикан появляется только осенью. Салон свой он давно закрыл и сейчас работает, что называется, «из дома» и очень много и дорого консультирует. Сын его продолжил семейное дело. Парень толковый, шустрый, но до отца ему как до неба. Через него к старику стекаются все последние новости, так что рынок он знает прекрасно, если что-то интересное появляется, Чесноков всегда в курсе.
Немного поплутав – на дачу к старику Мира тоже ехала впервые, – они наконец добрались до места – дачного кооператива «Московский художник». Сквозь резную желто-зеленую с красными всполохами листву на гостей глядело настоящее деревянное чудо, словно сошедшее с билибинских графических листов, – дача антиквара и коллекционера Чеснокова. Резное крыльцо, веранда, мезонин, ставни с совами на окнах. Дом, небольшой и невысокий, был выполнен с каким-то невероятным в наше время чувством стиля, меры и вкуса. Говорят, чтобы получше узнать человека, надо пойти к нему в гости. Жилище, как зеркало, возвращает хозяину его собственное отражение. Отражение Ивана Ивановича Чеснокова Павлу понравилось.
