Кирилл Казанцев - Наследство убитого мужа
– Чушь, не пойдут они на такое, – фыркнул Антон, – их же разгонят к чертовой матери. Забыли, в какое время мы живем?
Стечение обстоятельств, объяснила Шура. Директора агентства господина Авдеева скоро уволят – он это остро чувствует и спешит напакостить властям. У господина Авдеева крупные терки с полицией, поэтому насолить ментам он хочет в первую очередь. Причем так насолить, чтобы запомнили надолго, – и заодно разворошить мутное болото, называемое «городской общественностью». Материал ему нужен по возможности правдивый, и чтобы замараны в неблаговидных делах были не только пешки. А тут такая прекрасная расстановка сил: продажная распущенная полиция прикрывает охреневшего от безнаказанности чиновника Щегловитова, которому, собственно, давно пора за решетку! «Запасной аэродром» у господина Авдеева имеется, за свою жизнь он не боится. Все знают, что шурин у него возглавляет следственный отдел в Следственном комитете и очень любит свою младшую сестренку – то бишь супругу господина Авдеева. Интервью прошло в доброжелательной, хотя и немного нервной обстановке. Встречаться в «бунгало» было неразумным – об этом убежище не знал никто. Шура прибыла на невзрачной «Королле», и минут сорок мы тряслись по пересеченной сельской местности. Встреча происходила на парковке гипермаркета. Корреспондент новостного портала оказался вдумчивым человеком средних лет. Он слушал нас, почти не перебивая. Лишь иногда его лицо озарялось предчувствием сенсации.
– Замечательно, – сказал он, пряча в карман диск с отснятым мной видео. – Сомнений в правдивости этой истории у нас нет – по нашей информации, не менее десятка полицейских проходят интенсивное лечение в больницах города. Материал о ваших похождениях обязательно выйдет, не сомневайтесь. И не важно, что нас всех ожидает после этого. Возможно, заинтересуется Следственный комитет – впрочем, не обещаю. – А закончил, прежде чем уйти, на минорной ноте: – Вы даже не представляете, господа, как мы все скучаем по былой свободе слова. Ну, счастливо оставаться. Да, забыл сказать, я вам от души сочувствую!
Материал о наших похождениях появился на портале уже на следующий день. Господин Авдеев явно торопился. В материале все лица были названы своими именами, и информацию сопровождали два видеоролика. На одном майор Джулай в присутствии коллеги избивал арестанта, а потом корчился на дне оврага и угрожал «оператору». На другом вся компания была в сборе, а дополняла пейзаж кучка избитых и зашуганных заключенных. Что случилось с лицами, допустившими выход данного материала, история умалчивает. На следующий день портал был закрыт «по техническим причинам».
В тот же день позвонила испуганная Шура. Зачастила, как ее едва не замели на вокзале, где она встречала некую ценную посылку.
– Сто лет не была на вокзале, – жаловалась Шура, – и еще бы двести не была. Офигеть, подруга, такое ощущение, что я в Таджикистане…
И стала излагать, как к ней подошли два мента (явно по наводке кого-то третьего) и стали усердно склонять прогуляться вместе с ними. Но Шура тертый калач, учинила ментам грандиозный скандал, публичную порку, обвинила их в том, что никакие они не менты, перевернула чей-то чемодан на колесиках и юркнула в коридор к камерам хранения, откуда служебными ходами выбралась на улицу.
– Испугалась, жуть, – без обиняков призналась Шура. – Знаешь, как-то не хочется становиться человеком со сложной биографией.
А вечером перезвонила и смущенно созналась, что ее новый ухажер, носящий имя старого, предлагает съездить в отпуск на Доминику. Прямо завтра, с утра. Она бы с удовольствием – все-таки Доминика, Карибы, все в белых штанах… но не хочет бросать свою подругу на произвол судьбы.
– Проваливай, к черту, на свою Доминику! – возбужденно вскричала я. – И не завтра, а уже сегодня! Чтобы духу твоего в этой части света не было! Шура, это самое лучшее, что ты можешь сделать! Мы переживем без тебя, продукты есть, из бунгало не выйдем! И не будем трястись за тебя, зная, что ты живая лежишь на пляже!
Она позвонила через день, поведала полумертвым от усталости голосом, что уже не может отдыхать. Сначала Бали, теперь эта чертова Доминиканская республика, которая непонятно где находится… Такой же отель, те же пальмы, тот же Рудик, храпящий на соседней половине кровати под гудение кондиционера… Впрочем, нет, Рудик немного другой, но он так похож на первого! В общем, тоска смертная. Такое состояние, словно год без отпуска шила валенки.
– И что ты выиграла на этих рокировках?» – сдерживая хохот, поинтересовалась я.
– Этот больше знает, – нашлась Шура, – и даже может влиять. Вчера я настолько измотала ему нервы, что он сдался и позвонил своему знакомому, работающему в одной из силовых структур. Могу ошибиться, но ваша тема уже зондируется.
Беспокойство продолжало пощипывать. Выход в интернет у нас имелся, хотя, кроме кучи комментариев на удаленный материал, там ничего не было. Люди возмущались, кричали «Доколе!», а официальные структуры помалкивали. Антон еще не полностью восстановился, рана в плече давала о себе знать, случались приступы головокружения. Мы зверели от скуки, валялись целыми днями в постели, иногда совершали вылазки на озеро. Чем больше проходило времени, тем сильнее росла тревога. Соседи по поселку нас не донимали. Я ни разу не видела, чтобы через косогор кто-нибудь переходил. Видно, считалось, что участок пустует. Мы жили словно в барокамере. Антон открыто нервничал – хотя и понимал, что в его состоянии геройствовать нельзя. Мы часто задумывались: что сейчас делает Эльвира и делает ли что-то вообще? Начальство явно в теме – ее могли отстранить от работы от греха подальше, могли убрать физически, могли назначить «испытательный срок» – отвести угрозу от людей с положением. А значит, она обязана нас искать. Сколько народа трудится на Эльвиру? Чего ей бояться? Реагировать на какие-то клипы и людскую молву? Их наверняка объявили поддельными – происками злопыхателей. Прижать Эльвиру непросто – должно «проснуться» управление собственной безопасности, а если и там свои люди? Конечно есть, иначе откуда такая вера в собственную безнаказанность? Опять же высокий сообщник и покровитель по фамилии Щегловитов – а уж у этого типа наверняка есть собственный спецназ, прикормленные менты и домашние следователи. Понятно, что сейчас они стараются замести следы. А некая Шадрина и примкнувший к ней Томилин – опасность номер один…
Не случись этот вынужденный затвор и ожидание беды, я была бы счастливейшим человеком. Каждый вечер Антон делал в спальне «сенсационные находки». И не только вечером, но и утром, и днем – зачастую в самых неподходящих и непредсказуемых местах. В остальном же было скучно.
Мы слонялись вокруг дома, купались в озере, хотя вода была прохладной. Шура нежилась на Доминике, иногда позванивала – справиться, выполняем ли мы ее наказы. Сидеть взаперти становилось труднее. Но у нас не было транспорта, и мы даже смутно не представляли, где находимся. К тому же Шура оставила нас совсем без денег! «Вам нужно терпеть, – заявила она отеческим тоном через неделю своего «отпуска». – Когда-нибудь все изменится. Ведь это так прекрасно – ничего не делать, кроме секса, скажи, Жека?»
По ее тону я поняла, что проблема не решается. Рудик не Хоттабыч, а доблестным следственным органам постоянно что-то мешает. Ностальгия по «родным местам» просто изводила. Мы не могли всю жизнь сидеть взаперти! Надо было что-то делать, и эта мысль становилась навязчивой. Антону тоже было не по себе, но он держался. Откопал в кладовке кипу пыльных книг, обрадовался: ну, все, будем читать русскую классику! А мой мозг методично высверливал червячок. С каждым днем он зарывался все глубже. Я много передумала, вспоминала мудрые пословицы: «Не береди лихо, пока оно тихо», «Не поминай черта», «Не пускай зверя в дом», «Что имеем, не храним…» Но это уже не останавливало! Я должна была переломить ход событий, хотя бы попытаться!
Я окончательно уверилась в своем мнении, когда обнаружила, что кончаются продукты. В общем-то, логично, Шура не появлялась уже десять дней, а мой любимый постоянно требовал еды. Кулинарных способностей мне явно не хватало.
– Знаешь, красивая, – заявил он однажды, с кислой миной ковыряясь в тарелке, – к приготовлению этого борща ты могла бы подойти и с душой.
– Знаешь, дорогой, – парировала я в ответ, – давай уж что-нибудь одно: либо красивая, либо вкусный борщ.
– Непонятно, что мы будем есть зимой, – как-то заметила я, уныло озирая содержимое стремительно пустеющего холодильника.
– Как «что»? – удивился Антон, отрываясь от очередного томика «Толстоевского». – Разве ты не знаешь? Когда зимой в Сибири нечего есть, едят пельмени.
А я с тоской смотрела на примитивную сотовую «книжку», доставленную Шурой. Я должна была сделать этот важный звонок. Давно прошла середина июня, у меня разваливается (или уже развалился) бизнес, зарастает пылью квартира, я не могу быть постоянной пленницей, зная, что где-то рыщет зверье и ищет нас! Делиться с Антоном своими мыслями я тоже не собиралась. Что мы можем сделать – спокойно обсудить дикое предложение? Сформировать специальную комиссию? Реакция предсказуема: не женское это дело, ты спятила! Я и сама знала, что спятила…
![Гарольд Пинтер - Лифт [= Кухонный лифт]](/uploads/posts/books/271557/271557.jpg)