Анна и Сергей Литвиновы - Здесь вам не Сакраменто
Мой контрагент описывал, что меня ждёт, вроде бы равнодушно и отстранённо, однако в то же время со вкусом.
Тут он снова важно воздел свой перст.
– Однако имеется и другая вариация на тему твоей будущей судьбы. А именно. Ты прямо сейчас изображаешь деятельное раскаяние, а в качестве залога этому подписываешь все бумаги, которые я тебе укажу. В результате уже завтра тот же суд изберёт тебе в качестве меры пресечения подписку о невыезде или, в крайнем случае, домашний арест. Не будет ни СИЗО, ни, в дальнейшем, скорее всего, колонии. Да, суд всё равно состоится, деваться тебе некуда, при всём самом добром к тебе отношении, но, учитывая твою личность – ранее не судимая, не наркоманка, – дадут тебе ниже низшего предела, лет шесть, да и то условно. Вот тебе итог, дилемма или, если хочешь, альтернатива твоей дальнейшей судьбы: десять лет РЕАЛЬНОГО срока или шестерик условного. Выбирать предстоит тебе. И выбирать прямо сейчас. Поэтому момент для тебя наступил самый, как говорится, судьбоносный.
– Я ни в чём не виновата, – с тупым упорством повторила я. – Наркотики не мои, их мне подкинули.
Допросчик утомлённо вздохнул.
– Если бы мне каждый раз, когда я слышу эти слова, давали по сотне, я бы давно уже стал миллионером. Причём долларовым. Ты лучше помолчи, Спесивцева, я ведь просил меня не перебивать. Помолчи и послушай. Я научу тебя, как и что тебе надо показать, а затем подписать, для того чтобы достичь приемлемого для тебя результата. А приемлемым он для тебя будет в виде: первое – освобождение из-под стражи до суда завтра. И второе – условный срок по приговору суда. Поэтому слушай меня внимательно. Вот передо мной показания гражданина Касымова, ранее судимого, жителя города М., – мужчина достал из папки первый листок бумаги, отпечатанный на принтере. – Касымов утверждает, что познакомился с тобой около месяца назад. Ты жаловалась ему на обширные расходы, связанные с предстоящим бракосочетанием. И он сказал, что в состоянии помочь тебе. В дальнейшем Касымов посулил тебе заработать, быстро и легко, пять тысяч долларов.
– Не знаю я никакого Касымова! – воскликнула я. – И ни о чём мы с ним не говорили! – Я действительно не знала и не ведала никакого Касымова и была поражена той напраслиной, которую он на меня возвёл.
– Спокойно, Спесивцева! – следователь даже пристукнул кулаком по столу, впрочем, совершенно беззлобно. – Я ведь предупреждал тебя: не перебивать. Сиди лучше тихо и запоминай, что и в каком порядке ты у меня должна показать, чтобы никаких противоречий в деле у меня не имелось. Ясно тебе? Итак, слушай и внимай, а не ерепенься! – Он снова уткнулся в отпечатанный листок и продолжил: – Далее, в ответ на предложение Антона Касымова подработать наркокурьером ты дала согласие. Он дал тебе телефон своего контакта в Москве, а именно гражданина Станислава Струева, ранее не судимого, проживающего… – ну, это мы опустим. А тут и подходящая оказия подвернулась. Ты отправилась в Москву получать автомобиль, которым тебя премировала корпорация «Карибиэн», – поздравляю, кстати, Спесивцева, меня до сих пор никто никакими авто не премировал. Впрочем, может статься, что в ближайшие лет десять никакой тебе автомобиль не понадобится – или, наоборот, будешь разъезжать на нём куда захочешь, условный срок этому не препятствует, но всё будет зависеть от твоего, Спесивцева, поведения, причём в самые ближайшие часы. Поэтому слушай дальше и запоминай, что тебе сказать будет надобно, – он вытащил из своей папочки ещё пару листков. – Теперь мы обратимся к показаниям вышеупомянутого жителя столицы гражданина Струева. Он, в свою очередь, показывает, что ты позавчера позвонила ему на связной мобильный номер – тот самый, сказал, дал тебе в городе М. гражданин Касымов, и вы договорились с ним о встрече. Вчера вы с ним встретились, в четырнадцать ноль-ноль, в кафе «Лампедуза», расположенном по адресу, Мясницкая улица, дом ***, и Струев передал тебе в пакете из универсама «Пятёрочка» свёрток с наркотическим веществом для доставки его в город М. и дальнейшей передачи гражданину Касымову. Ты взяла у него свёрток в пакете, а сегодня утром погрузила его в автомобиль «Фольксваген-Гольф», полученный тобой в качестве премии от концерна «Карибиэн». Вот, кстати говоря, показания Павла Замятина, сотрудника концерна, который следовал совместно с тобой в вышеупомянутом автомобиле. Зачитываю: «Гражданка Спесивцева вышла из подъезда своего дома на проспекте Мира сегодня, двадцать седьмого ноября, около восьми часов утра. В руках она имела дорожную сумку, а также – подчёркиваю! – следователь снова поднял палец, – белый полиэтиленовый пакет с логотипом магазина «Пятёрочка». Указанные вещи Спесивцева собственноручно положила в багажник. В дальнейшем, в процессе нашей совместной поездки на автомобиле, Спесивцева пребывала в приподнятом настроении и говорила мне, что она нашла лёгкий способ заработать денег по-быстрому».
И тут я поняла, что Павлик, мой милый спутник из концерна «Карибиэн», столь умело развлекавший меня на вручении машины и потом в пути, тоже с ними заодно. Больше того, скорее всего, именно он и подложил наркотик в машину. Я против воли простонала.
– В итоге, – даже весело промолвил допрашивающий, – тебе, Спесивцева, чтобы выйти на свободу под подписку до суда, а потом получить условный срок, остаётся только дать признательные показания. Грубо говоря, подтвердить всё то, что показали граждане Касымов, Струев и Замятин. Всё, что я тебе только что зачитал. Давай, Спесивцева, не будем тянуть время. Я помогу тебе, – он достал из папки авторучку и чистый лист. – Давай пиши. Я, такая-то, такого-то года рождения, познакомилась с гражданином Касымовым в городе М. около месяца назад, скажем, двадцать пятого октября.
– Я ничего писать не буду, – хмуро ответила я.
– Я ведь долго уговаривать тебя не стану. Ты пойми, Спесивцева, и показания свидетелей, и результаты обыска в твоём автомобиле полностью тебя изобличают. То, что я к тебе сейчас пришёл и убеждаю написать явку с повинной, – это моя к тебе добрая воля. Деятельный способ продемонстрировать своё раскаяние и облегчить свою участь. Дело, которое ты сама против себя слепила, – оно ведь и без твоих признательных показаний великолепнейшим образом обойдётся.
– Я требую адвоката, – хрипло сказала я. – И сообщите, наконец, моим родным, что меня задержали!
– Нет у тебя родных, Спесивцева. Сирота ты.
– Дайте мне позвонить моему жениху, Ярославу Новгородову! На работу, в мою фирму позвонить!
– А ты отсоси, – вдруг с усмешечкой промолвил полицейский.
– Чего?! – мне в первый момент показалось, что я ослышалась, настолько это грубое предложение шло в разрез со всей манерой следователя, до тех пор внешне более-менее интеллигентной.
– У тебя же ничего нет, Спесивцева! – с той же ухмылочкой продолжил мужик. – Ни денег, ни связей, ни влиятельных заступников. У тебя имеются только три отверстия в теле – единственное твоё богатство, которым ты теперь можешь оперировать и чего-то добиваться. Отсосёшь – дам тебе на пять минут телефон, позвонить жениху, обратиться к адвокату.
– Пошёл ты! – с чувством сказала я.
– Ладно. Посиди подумай, – следователь легко собрал листки в папочку и встал со своего места. – Пока ты являешься задержанной, а завтра, если ты не изменишь своего поведения, не перестанешь упорствовать и не дашь признательные показания, тебе изберут в виде меры пресечения заключение под стражу. И учти: мы тут, в отличие от распространённого мнения, признательных показаний не выколачиваем. Люди сами стремятся и рвутся нам их дать, дабы облегчить свою участь. Подумай и ты, если хочешь до суда спать в своей постельке, а не на нарах.
Я провела ночь в камере.
Кажется, раньше эти клетки при отделениях милиции называли «обезьянником» – не знаю, как зовут сейчас, когда ментовку переименовали в полицию, но на зоопарк было весьма похоже. Железная клетка с решёткой сверху донизу, деревянные нары и параша. Слава богу, в клетке я оказалась одна. Но соседние камеры были заселены самыми настоящими отбросами, которые только могут встречаться в полицейском райотделе.
Завидев, что в соседнюю клетку заточают хоть и испуганную, бледную, но молодую и красивую девушку, эти животные (а иного определения они не заслуживают) словно взбесились и стали, будто стадо угоревших макак, до меня добираться. Слава Создателю, они не в состоянии были до меня дотянуться, но в непрерывном словесном их поносе я, к сожалению, слышала каждое слово. И какой только грязи не вылили они на мою голову – целые ушаты мерзостей! О каких только гнусностях они не мечтали и чего только проделать со мной не сулили! Сначала я затихарилась, рассудив, что рано или поздно им надоест и они выдохнутся. Но ничуть не бывало. И час, и второй они продолжали нести свои гнусности. Едва смолкал один, вступал второй. Выдыхался он – начинал третий. Иногда отвратительная матерная белиберда неслась из нескольких уст наперебой. Тогда, не выдержав, я сама рявкнула на них в ответ, вложив всё своё негодование в многоэтажную тираду. Я тоже могла за словом в карман не полезть – вот только все мои возгласы оказались напрасными, они лишь распалили моих, если так можно выразиться, товарищей по несчастью. Хотя несчастье-то у нас, конечно, было общим – лишение свободы, но товарищами эти исчадия рода человеческого я не считала.
