Ольга Тарасевич - Копье Судьбы
– Нам надо пожениться, Ева.
– Пожениться?
Это долгожданное вожделенное слово очень странно звучало здесь, в подземелье, с развешанными на стенах картами, испещренными стрелочками.
– Пожениться? – переспросила она.
Интуиция подсказала, чего от нее ждут: радости, восторга, смеха.
Но сил играть все это у Евы не было. Она давно не мечтала о свадьбе. Ади был так близко, что ближе не бывает. А детей им заводить нельзя – он честно рассказал, что в его роду были браки между близкими родственниками, а сестра Паула и вовсе страдает душевным расстройством. Ему было непросто признаваться в этом, но после того, как стало ясно, что проблема в медицине, а не в отсутствии любви, Ева перестала мечтать о беременности. Так что алтарь давно не являлся самой заветной целью, но…
Она смотрела на серое, оплывшее лицо Ади и видела себя, в шелковом халатике, на кровати спальни Бергхофа.
В руках копье Лонгина, и она шепчет:
– Хочу быть всегда с ним, выйти замуж за фюрера и умереть в один день.
И вот…
«Так, значит, оно настоящее? – заметались мысли. – Неужели настоящее? Я уже давно стала думать, что это просто старый кусок железа, и вот выясняется, что желание сбылось. И просьба Гретль сбылась: она все-таки вышла за Германа. Так что же это получается… Что я натворила?! Ведь, выходит, все те желания, которые загадывал много лет назад Ади, не сбылись по моей вине?!»
Дождавшись, пока фюрер задремлет, Ева выскользнула из его комнаты и прошла к себе.
Корзинка, в которой путешествовали Негус и Штази, находилась на своем обычном месте – возле кровати. Кто-то из собак опять успел притащить кость на матрасик. Ева отшвырнула собачье лакомство, отогнула угол подстилки.
Копье, прохладное, чуть мерцающее в полумраке спальни, легло в ее ладони. И Ева зашептала:
– Я понимаю, что изменить нам с Ади в теперешней нашей судьбе ничего уже нельзя. Мы поженимся, умрем в один день, в точности как я и просила. Война проиграна. Ади решил признать меня хотя бы в конце наших отношений. Я готова умереть. И я хочу жить, с ним, рядом с ним. Можем ли мы вернуться? И снова быть вместе? И пусть он работает, занимается своей политикой, а я буду ждать его, любить его. Это возможно?… Пожалуйста! Пожалуйста! Мы находились рядом так недолго и так мало были счастливы. Мы заслужили этот шанс, еще один шанс…
* * *– Бессаме, бессаме мучо…
Володя схватил заливающийся телефон, и ему спросонья показалось, что он сошел с ума.
В окошке высвечивалось «Седов», мобильник норовил привычно выскользнуть из ладони и при этом продолжал страстное песнопение.
Сначала следователь решил, что звонить самому себе, да еще с таким музыкальным сопровождением, – верх неприличия. А ответив на звонок, расхохотался.
– Привет, милый! Есть плохие и хорошие новости, – зазвенел в трубке тонкий голосок Инги. – С каких начать?
– Буду угадывать, – простонал Седов, вскакивая с постели. – Я проспал на работу. Это плохо. И мы опять перепутали мобильники. Поэтому сегодня, чтобы ни случилось, нам надо обязательно пересечься. Вот и хорошая новость. Все правильно?
– Почти. Еще тебе… звонила Людмила. Но я не ответила на вызов, ты не беспокойся.
Жаркий стыд опалил щеки.
В каком-то смысле Инге сложнее, чем жене. Люда уверена (или делает вид, что уверена?): муж на ночном дежурстве. Любовница же точно знает, что, когда нет «ночных дежурств», есть «дежурства» семейные.
Конечно, Инга ни о чем не просит. Между ними нет ни ссор, ни намеков, ни упреков. Только голос девушки все равно дрожит, когда она произносит «Людмила». Кажется, выговорить «жена» – просто выше ее сил.
Любимая девочка ни на что не претендует – но это не значит, что ей не больно.
Вранье, ревность, любовь к сыну, любовь к Инге – что же со всем этим делать?…
– А еще звонила Лика Вронская. Я тоже не отвечала, но… – Инга хихикнула, – Володя, она же настойчивая. На седьмом вызове я не выдержала. Вот тут она выдала тебе по полной. И про телефон, который ты накануне вырубал, и про мою рассеянность. Действительно, вечно я твой сотовый унесу. Не надо было мне дарить ту же модель, что и у тебя, чревато! Короче говоря, мадам писательница заявила, что едет к тебе на работу. Так что ты поторапливайся. И я тоже приеду, надо же телефоны поменять. Кстати, если мне будут мальчики звонить – ты с ними понежнее, договорились?
– Угу. – Володя растерянно посмотрел на пол. – Слушай, а ты не знаешь… где мои носки?
Инга опять захихикала.
– Сорри, но они в мусоропроводе. На них кот написал, поэтому что отстирывай, что нет – запах все равно останется!
Он снова расхохотался, представив, как появится под строгим взором ВВП и не менее пристальным взглядом товарища Сатыкова без носков. ВВП мог бы пошутить насчет сына турецкоподданного. Сосед по кабинету, конечно, сделает концептуальный вывод по поводу развратных действий в отношении совершеннолетней гражданки Инги. И будет не прав. Рядом с такой девушкой, конечно, сложно ничего такого не совершить. Но в эту ночь секса не было… Были мультики. У Инги куча дисков: японские мультфильмы, американские.
Кому-то покажется это странным? Ну и пусть. Зато страх, тяжесть и растерянность ушли. Теперь можно со спокойной душой продолжать разбираться и с непонятными грабителями в квартире Костенко, и с несчастным изрезанным Вассерманом.
Одевшись, Седов потратил еще несколько минут на поиски Черныша, Ингиного противного черного кота. Очень хотелось всыпать ему по первое число за использование носочков в качестве лотка. Но тот, словно предчувствуя расплату, где-то спрятался, и месть коварному животному пришлось отложить. А жаль! Туфли на босу ногу – удовольствие ниже среднего…
«Наверное, надо вызвать на повторный допрос Игоря Костенко, – прикидывал следователь, изнывая в пробке, закупорившей, кажется, всю Варшавку. – Вчера вечером Паша доложил, что повторный опрос жильцов, который он проводил, позволил выявить любопытные факты. Оказывается, Игорь предлагал отцу продать квартиру. Он хочет открыть свой центр. Судя по всему, Игорь – человек не бедный. Если соседи обладают верной информацией, то гонорары его впечатляют. С некоторых клиентов Костенко-младший якобы берет плату по триста евро за час. Нормальная такая психотерапия. Я бы при такой стоимости психологической помощи точно утратил душевное равновесие. Но о вкусах не спорят… Игорь не бедствует, однако старт своего бизнеса всегда требует значительных средств. Отец помочь ему отказался. А что, если Костенко-младший напрямую причастен к этим событиям? Тем более, как успел показать на допросе Ганс Вассерман, грабители не действовали очень уж жесткими методами. Смерть Юрия Костенко – в каком-то смысле стечение обстоятельств… Надо проверить эту версию, обязательно! Корыстный мотив, сговор – все складывается, и как это я раньше не дотумкал…»
Увидев перед дверью своего кабинета Лику Вронскую, примостившуюся, как сиротинушка, на каком-то ящике, Седов понимающе усмехнулся. Действительно, лучше шум дрели, строительная пыль и хлипкое сиденьице, чем товарищ Сатыков с его нравоучениями.
– Володя, пошли на улицу, – Лика кивнула на дверь, – а то там этот пацан. А ты мне комп Вассермана давал. Вдруг он жалобу настрочит, что ты вещдоками разбрасываешься!
– Да ладно тебе паниковать. – Он протянул руку, помогая Лике подняться. – Даже если Сатыков заложит, шеф вроде пока производит впечатление вменяемого человека, поймет. А что, Пашка все посмотрел? Получилось у него инфу достать?
– Не то слово! Седов, ты сейчас обалдеешь! Кстати, я могла тебе еще вчера все рассказать. Но некоторые, – она ткнула его кулачком в бок, – завели манеру телефон отключать.
– Здравствуйте, Роман Михайлович! – Следователь прошел к своему столу, отмахнулся от норовившей спикировать на голову Амнистии. – Приветствую вас, – он покосился на портрет, – Владимир Владимирович.
Сатыков, едва заметно кивнув, демонстративно отвернулся к монитору.
– Вот комп Ганса, в целости и сохранности. Даже самой захотелось купить такую же машинку, хотя она с моими требованиями к технике мне нужна, как собаке пятая нога. – Вронская положила на стол черную сумку, присела на стул, сняла с плеча рюкзачок. – Видишь, сколько макулатуры. – Она вытащила внушительную стопку бумаг. – Самое главное я тебе маркером подчеркнула. В это невозможно поверить. Но, кажется, у Вассермана было копье Лонгина.
– Да? А что это такое? – Седов проводил глазами обтянутую синим кителем спину соседа по кабинету. Неужели Сатыков и правда побежал кляузничать шефу? Хотя, в общем, участие постороннего человека в работе следствия – это с формально юридической точки зрения целый букет нарушений. Ему явно есть на что жаловаться…
– Это копье, которым, по легенде, был убит Иисус Христос. – Лика перегнулась через стол, зашелестела бумагами. – Вот, я на эту тему тоже собрала информацию и все распечатала. Вообще-то считается, что это копье находится в Вене, в музее Хофбург. Проводили его экспертизу – оказалось, вроде подделка, поэтому результаты особо не афишировали. Это и объяснимо: зачем посетителям музея знать, что ценный экспонат на самом деле не такой уже и ценный. Хотя специалисты в курсе проблемы, я нашла ряд статей и книг на эту тему. Оригинал же… возможно, оригинал теперь находится в Москве…
