Ира Зима - Гелен Аму. Тайга. Пионерлагерь. Книга первая
Но все это мои глюки и умствующие несуразности! Да? Да. Да!
Видеть сейчас «чужих», алчных, злых никак не могу, мне нужен только Ромка, и как его найти без погружения в этот общий эмоциональный котел? Решила, что пройду через пролесок по верхней кромке лагеря и там мимо административки выйду с другой стороны «столовки», где нет обычно никого, там смогу поймать его после обеда, возможно тогда и общаться ни с кем не придется. Но встретила Ромку намного раньше, и я к такому не готова, только не сейчас! За радиорубкой как раз и увидела его, он привалился к стене и находился в длительном «засосе» с Бабочкой, стоявшей ко мне спиной. Не вполне осознавая, что делаю, только бы не быть пойманной его взглядом, метнулась сразу за корпус и оказалась под прямым, слепящим, раздваивающим реальность солнцем, и уже на карачках проползла вдоль травяного газончика, отделяющего цивилизацию от тайги, окна здания высоко над моей головой, а я осталась на раскаленной плитке, и нет сил встать. Ну, вот и все, это я — «бабочка», прилипшая крылом к горящей лампе, упала, действительно упала, и бабочкой лежу на заезженной колее, уже слышу переваливание телеги, которая намотает цветное полотно крыльев на грязью облипшее колесо, и все! И нет меня.
Валяюсь под стеной и не дышу, нет вздоха, грудная клетка не совершает характерный толчок, и как заставить ее это сделать, как заставить себя дышать? Не знаю! Как мы дышим? Кто дышит за нас?
Солнце плющит беловареным диском, и конкретный его луч пробрался сразу под мою грудину, душа слепящим паучком выползла на него и поплелась деловито наверх, вбирая конец луча за собой, она со светом одно и сейчас растворится. Вся я в нем, в этом крохотном шарообразном энерготельце — внизу меня уже нет, оборачиваюсь и смотрю на свое физическое отражение — хрупкая, прозрачная, глаза открыты и пусты без меня, а луч вбирает и вбирает все то, чем я тут являлась. Слишком стремительно я сбросила не только физическую оболочку, но и все другие тела-наслоения, что выстраивали здесь мою жизнь: прозрачное казуальное, призрачное астральное, светящееся энерго-тепловое; оболочки хранят телесную память, но мне они больше не нужны, я не привязана к одноликому образу, моя свобода принять любую форму. Оказывается, мне совсем не требуется время на «смерть», сделать «переход» я способна мгновенно и без ритуалов-отпеваний, спокойно и сознательно я покидаю тело и устремляюсь, куда захочу, в любую точку вселенных — и это всегда я. И он не найдет меня, следа не оставлю, даже своего отголоска, и пусть все катится обратно в утробу, раз так тотально несвершим этот сознательный планетарный скачок. Люди до сих пор так и не готовы спасти себя? И я отвернулась от меня прежней, мне уже все равно, это все что я могла сделать; еще секунда и ускорение не остановить; теперь я знаю себя в полном свойственном мне сознании, где бы я ни была и в какой форме ни оказалась: в теле, без тела — это всегда я. Появилась привычная готовность сделать мысленный рывок во вневременье, подальше в млечное пространство, которое, я уверена, ждет меня…
Ледяная волна хлопнула, отдалась во мне не ощущением, а именно звуком, и последний крайний отросток призрачной пуповины, все еще связывающей меня с телом, мгновенно вернул светомерцающую жемчужину обратно. «Хлоп», и я снова сижу под стеной административного корпуса! По лицу, по майке, по рукам льется поток ожигающе-холодной воды, отираю глаза и поднимаю голову — сверху из окна с пластиковым дачным ведром наперевес высунулся Женька. Вот достал!
— Совсем плохо? Зову-зову, а ты не шевелишься, может, тебя обратно в «изолятор»? Погоди, я сейчас… — он лихо выпрыгнул из окна и подхватил меня на руки, словно я кукла и вес мой умозрительный, и оттащил в тень на скамейку. — Ты чего тут на солнце делаешь? После отравления конечно плохо станет! Ты мне теперь две жизни должна! — как в точку, все-таки парень внутри сильно развит, вот только наружу все это никак не вытянет, все применения не найдет такому богатству.
— Спасибо, конечно, но как «долг» принимать будешь, а то уже не расплачусь… — сижу и все еще отираюсь от ручья с неба.
Вода настолько ледяная, что моя душа-беглянка не просто влетела на место, а прилипла, настигнутая шоком, и закрепилась под ребрами накрепко, как ей и положено; что-то щелкнуло и пристегнуло ее замком, даже щелчок я характерный услышала словно наяву.
— Жертвами не беру, так что успокойся, не влипай в истории и этого будет достаточно! — он присмотрелся ко мне. — Ты совсем мокрая, сейчас сам в корпус схожу, принесу сухую майку, тут жди, — и сразу ушел, а я сижу, зажавшись, прикрывая обнаружившуюся наготу под мокрым бело-молочным трикотажем, Женька еще и мою репутацию стережет.
Именно это событие, пусть для посторонних недоказуемое, поставило все по местам, если, теряя тело, я остаюсь «собой», то, как я могла принять Алену за игры воображения!? Сейчас я тут, а не где-нибудь в районе Кассиопеи и не на Поясе Ориона, я тут, а не по дороге в морг! Пора мне прекратить все эти ханжеские внутренние метания, мне про себя все давно понятно! И плевать, что знают или не знают об этом мире другие, я никому ничего не втолковываю, не навязываю и не собираюсь этого делать! Душевные метания, околочности вокруг действительности уже порядком мне надоели, больше я не могу позволить себе тщедушные сомнения, когда мне давно пора поднимать задницу из детства и действовать, делать то, что я должна — как верю, как знаю, как вижу, как могу. У меня есть «мое я», это все, чем я располагаю, и это единственная настоящая реальность, буквальная, безвременная, вечная. Это я.
Женька принес мне сухую мою майку, я спряталась за кустом, переоделась и поняла, что дико хочу есть, нестерпимо уже! И мне не страшны «чужие» с их отрицательно заряженными энергиями, наверно, ко мне вернулось и защитное «куполообразное» тело, которое когда-то сорвали с меня, убив мою мать. С лицом джентльмена Женька проводил меня в «столовку», где обед был все еще в разгаре и, какое счастье, мне ничего не нужно выпрашивать у этих вредных поварих! В зале колышатся равнодушные реакции, лица у большинства присутствующих подавлены, но шок от новости о гибели Ольги уже рассеялся, видимо, перебит новостью покруче — все обсуждают что-то более жизненное. Села со своим подносом к Маринке, последнее время я все больше общалась с ней, раз Наташка совсем забыла дорогу к нам; и махнула Ваньке, а Валевского для меня нет, все, я не знаю его! Он встал и пересел ко мне, развернул к себе, я не смотрю ему в глаза, а вижу Егора в конце стола и его настороженность происходящим. Ну что еще произошло?
— Видела тебя и Бабочку, так что отвали! Совсем! — я скинула Ромкину руку и обратилась вниманием в тарелку.
Ванька подскочил, подсел к нам:
— Сашка, прекрати, Ромка ни причем! Эта больная вену себе порезала у него на глазах, да ему плохо стало! Эта психическая объявила, что убьет себя как Караулова! Посмотри на ее руки! — Бабочка радостная от такого скандала сама мне помахала перевязанным запястьем.
Господи, зачем я вернулась? Что это за проклятое место? И сила протеста подхватила меня:
— Да хоть бы она сдохла, эта Бабочка, это ее святое право! — я вскочила со стула помимо своей воли, а ведь есть хотела.
— Если у нее внутри вообще ничего нет, так ей и терять нечего, она же и не вспомнит ни хрена, ни хорошего, ни плохого! На хрен должен был ее послать! Понял! На хрен! Кто ее научит, а? Пусть сама за себя отвечает! Пошел ты! — выскочила и ушла, выносить его присутствие совершенно невозможно, и пусть меня слышат все.
Но он бежит за мной, хватает за руки, а я все равно стремлюсь сбежать, выскакиваю на террасу за кухней, там нет никого, разворачиваюсь к нему:
— Ты не понял, отстань от меня! Совсем! — ору, потому что выворачивает. — Это не обида, отстань от меня насовсем! Никогда не трогай меня! Никогда больше тебе не поверю, да ты убьешь меня, если я хоть раз на твой счет расслаблюсь! — и уже спокойнее. — Рома, это все, я не могу так, знала, что не могу, решила рискнуть, но я не готова, я здесь не для этого…
— Что ты от меня хочешь? Да я даже не понял, что произошло с этой Бабочкой! Вчера я три часа тебя искал! Знал, блин, что так и будет, но от нас все зависит, не нужно так… — но он видит мою готовность, знает, что это все.
— Не могу, тебе все равно! Все, что случилось с Олей, тебя не волнует, а она из-за тебя ушла, из-за меня… — я реву, ревется само, без всхлипываний, слезы набухают и превращаются в поток, который я чувствую уже на шее.
— Что значит из-за меня? Я пришел на «Красную», ее нет. Откуда я знал, что так случилось, уверен был, что она уехала! Что я должен был сделать?! — он бьет себя по штанам, выбешивается.
— Тебе все равно! Ты не понимаешь, если это Алена толкнула ее, если она пошла тогда за Олей? Она попала под руку из-за нас! А если там была бы я, что ты будешь делать? Продолжишь жить, как получается, как будто меня и не было?
